Спаси меня

— Ты попользовалась мной.

— Ох, ради бога, не говори так. Ты не имеешь никакого права… — Бет умолкает, когда к нам приближается Амрита. Но та, заметив, что у нас разговор по душам, тихонько выскальзывает за дверь.

— Переезжай к нам с Кэт.

— Нет, я не могу.

— А где же ты тогда собираешься жить?

Она улыбается.

— Забавно все-таки жизнь устроена, да? Еще недавно у меня был особняк моего приятеля в Челси, временами я гостила в отеле в Вест-Энде, когда снималась для «Аманьюна». А теперь мне негде преклонить бедную голову, хотя любой живой твари и птице в небе, и все такое… — Бет отпивает виски. — Поживу немного у Лесбо-Ливви, а со следующей недели мне предоставят бесплатную квартиру на время съемок «Без пощады». Потом придется что-нибудь самой подыскать.

— Выходи за меня.

— Дэниел, ты… нет, не пьян, конечно, но, похоже, получил сотрясение мозга или контузию. Я еще не сошла с ума, чтобы выходить замуж. Мне всего двадцать шесть. А когда и выйду через много-много лет, то за какого-нибудь маразматика-миллиардера. — Она глядит на меня в упор. — Ты ведь и не любишь по-настоящему. И уж тем более тебе не управиться со мной.

— Мы будем счастливы до конца своих дней.

— Это сколько? Два месяца? А потом наши трупы найдут на обеденном столе с разделочными ножами в спинах. — И, немного подумав, повторяет: — Ты ведь меня не любишь.

— Да? А кто тебя любит? Уж не Майлз ли?

— Ничего ты не знаешь, тебе не понять. — Бет отчаянно пытается подобрать нужные слова и хлопает себя по шее то ли раздраженно, то ли от отчаяния. — Ты думаешь, он это сделал бы, если б не любил?

— А-а, понятно. Это знаки внимания. Надо же. А я-то, глупенький, решил, что мой дружище Майлз — законченный подонок и садист.

Она качает головой:

— Ты просто не знаешь. — И, немного помолчав, добавляет: — Ты не знаешь, что я ему сделала. Я нехорошая.

— И что же ты такого натворила? Я все прекрасно знаю — ты сама мне рассказывала. Так что с того?

— Я поступала плохо. Очень плохо.

— Так ты теперь его оправдываешь! Ушам своим не верю.

— Нет. Не оправдываю и не защищаю. Просто я хотела сказать… Ты не понимаешь и не имеешь права осуждать.

Мы молча пьем, тягостно размышляя.

Наконец я говорю:

— Хорошо, не мне, конечно, судить. Ну кто я такой? Проститутка.

— Бывшая проститутка. — Бет улыбается. — Несостоявшийся альфонс.

Тогда я беру ее ладонь в свою, внезапно снова посерьезнев.

— Знаешь, нас обоих нужно спасать.

Она отнимает руку.

— Нет, все совсем не так.

Сидим небольшой компанией — я, Кэт, Клайв, Амрита, Эдвард — и беседуем. Вдруг к нам этаким черным шелковым облачком подплывает Оливия и представляет двух новых гостей: некую Венецию и какого-то брюзгу с кирпично-красным лицом. Мы замолкаем, принимая в компанию новых собеседников.

— Должна извиниться за своего дражайшего супруга, которому недуг не позволяет присоединиться к нам в этот час, — говорит Оливия. — Хотя не исключено, что он найдет в себе силы спуститься позднее. И все-таки, мне кажется, вечеринка удалась на славу, несмотря на отсутствие нашего прославленного bonhomie  [49]. — Встречаем эту фразу дружным смехом. — И, разумеется, если на время забыть о неприятной вспышке насилия в библиотеке.

Засмеялись лишь мы с Бет, да и то несколько неуверенно. Мне сразу стало понятно, что парочку новичков матушка Клайва привела, дабы опробовать на них свои колкие остроты.

— Итак, мой друг Дэниел Своллоу, — Оливия демонстративно берет меня за руку и обводит взглядом слушателей, — расстался с девушкой почти год назад и с тех пор вел, боюсь, довольно беспутный образ жизни настоящего альфонса. — Она от всего сердца хохочет, а я пискляво и нервозно хихикаю. — Да-да, дорогуша, — говорит Оливия, устремив на меня ослепительно ясные синие глаза. — Тут уж не поспоришь!

Что она делает? Так и знал: быть мне опозоренным. Бет стискивает мою руку, искренне забавляясь.

— Но теперь я вам с радостью сообщаю, что наш друг осознал свои ошибки и искренне в них раскаялся. — Оливия продолжает развлекать собравшихся. — Он поработал над своим поведением и через пару недель заступает на службу в моей галерее Пимлико. — Гости одобрительно хмыкают. — Что же касается его нелегкой и опасной личной жизни, тут уж судить не нам. Хотя у меня имеются некоторые подозрения…

Бет опускает взгляд, однако не спешит отпускать мою руку.

— А вот Эдвард и мой старший сын, Гектор…

Наверное, приблизительно в этот момент лорд Крэйгмур, недавно восставший с одра болезни, присоединяется к нам и начинает слушать вместе со всеми, оставаясь никем не замеченным.

— Гектор, — продолжает Оливия, — как хорошо известно близким ему людям, встречается с Эдвардом вот уже много лет, и теперь я рада сообщить гостям: наконец наш Гектор сделает из своего друга уважаемого человека. В следующем месяце наши влюбленные летят в Калифорнию, где состоится их венчание в настоящей церкви, с соблюдением необходимых ритуалов. Разумеется, все присутствующие приглашены!

Из задних рядов слышится глухой сдавленный стон, на который никто не обращает внимания.

— И, наконец, я с огромным удовольствием представляю вам новую подругу моего третьего сына, Клайва: принцессу Амриту!

Амрита с очаровательной застенчивостью делает элегантный реверанс, неудачным образом изгаженный громогласным выкриком из-за спины Оливии: «Да она же черная!»

Мы оборачиваемся и видим, как седьмой барон Крэйгмур, четырнадцатый Великий Магистр Лиги Защитников Альбиона, хватается за грудь и опускается на пол в глубоком обмороке.

А затем следует захватывающий перелет на вертолете «скорой помощи» над укрытыми снегом формациями дымчато-бурой разновидности кварца. Лорд Крэйгмур лежит с синим лицом под кислородной маской, а Оливия изо всех сил флиртует с темноглазым нежноголосым врачом. Она настаивает, чтобы я тоже летел — провериться, нет ли переломов.

Как выясняется, я действительно разжился переломами — вернее, для меня постарался Майлз. Дежурный врач утомленно рассматривает мои размозженные пальцы, бурые от запекшейся крови, и в его усталых, обведенных темными кругами глазах читается апатичное недоумение.

— И что вы хотите? — спрашивает он. — Мы не ставим таких мелких шин. Люди то и дело ломают пальцы: кто о мебель споткнется, кому бывший лучший друг отдавит. И ничем тут не поможешь — заживут до свадьбы. А пока ноге нужен покой.

А вот лорду Крэйгмуру придется задержаться в больнице подольше: ему очень нездоровится.

В замок я возвращаюсь на такси — долгая, нудная поездка. А по прибытии становится ясно, что вечеринка закончена. Наверное, не слишком вежливо продолжать отплясывать, когда хозяин дома лежит с обширным инфарктом из-за того, что его первенец оказался недолжным образом ориентирован, а третий сын вступил в плотские отношения с чернокожей.

Клайв угощает всех чаем, и мы разбредаемся по спальням. На лестничной площадке я спрашиваю Бет, видит ли она что-нибудь. Качает головой.

— Нет ее, — говорит, — исчезла.

Луна зашла. Бухта и горы — сплошная чернота. Мы стоим рядом у окна и дрожим от холода, виски, пережитого потрясения и не знаю чего еще.

Наконец я кладу руку Бет на плечо.

— Пошли. Ни за что на свете не стану спать один после такой ночки.

Большая кровать по-прежнему холодна. Но уже не настолько.

Бет почти спит, но я не могу справиться с искушением задать бесконечно тревожащий меня вопрос. Приподнимаюсь на локте и гляжу ей в лицо — такое детское и невыразительное, какое бывает у всех во сне.

— Что ты подумала, когда впервые меня увидела?

— М-м? — Она поворачивается, но глаз не открывает. Затем говорит: — Я сразу поняла, что не безразлична тебе. — И, когда я начинаю самодовольно улыбаться в темноте, добавляет: — Всегда знала, что беспокойства от тебя будет порядком, зато ты станешь краеугольным камнем в моей судьбе.

49

Добряк, милый человек (фр.).