Архангел

Келсо снял перчатки. Освободить его. Но как? У него был перочинный ножик для карандашей, но он остался в машине. Келсо похлопал себя по карманам и нашел зажигалку. Зажег ее и показал пламя О'Брайену.

— Сейчас я вас высвобожу. Смотрите. Все будет хорошо.

Он приподнялся и, дотянувшись, схватил веревку возле лодыжки О'Брайена. Петля глубоко впилась в сапог. Навалившись всем своим весом, Келсо опустил висящее тело, чтобы поднести пламя к тугой веревке чуть повыше пятки. Плечи О'Брайена лежали в снегу.

— Я его видел, — выдавил он. — Его…

Веревка оказалась сырая. Прошла целая вечность, прежде чем пламя зажигалки начало действовать. Келсо потушил ее и потряс. Пламя становилось синим и затухало, едва опаляя веревку. Но затем под тяжестью О'Брайена и под действием пламени волокна поддались. Последнее из них лопнуло, и согнутая ветка распрямилась, вопреки всем усилиям Келсо удержать ее и ноги О'Брайена свободной рукой. О'Брайен тяжело рухнул в снег.

Он попытался присесть, опираясь на локти, но снова упал. И все время что-то шептал. Келсо наклонился к нему.

— Все в порядке. Все будет хорошо. Мы выберемся отсюда.

— Я его видел…

— Кого видел? Кого вы увидели?

— Господи Иисусе! Чертовщина!

— Вы можете согнуть ногу? Она не сломана? — Келсо прополз по снегу на коленях и начал выкапывать руками петлю веревки, въевшуюся в сапог О'Брайена.

— Непредсказуемый… — О'Брайен поднял руку, отчаянно сгибая и разгибая пальцы. — Помогите мне встать.

Келсо тянул его за руку, пока О'Брайен не принял сидячее положение. Затем обхватил его за грудь, и они общими усилиями поднялись на ноги. О'Брайен стоял, тяжело опираясь на Келсо и переместив всю тяжесть своего тела на правую ногу— Вы в состоянии идти?

— Не знаю. Пожалуй. — Он неуверенно сделал несколько шагов. — Подождите минутку.

Он стоял спиной к Келсо, вглядываясь в заросли. Когда его дыхание стало более или менее ровным, Келсо спросил:

— Кого вы видели?

— Я видел его, —сказал О'Брайен, повернувшись. У него были дикие, испуганные глаза, пристально смотревшие на лес за спиной Келсо. — Я видел этого человека. Я видел, как он выглядывает из этих чертовых зарослей неподалеку от машины. Бог мой! Как будто выскочил откуда-то из-за моей спины.

— Что вы хотите сказать? Какой человек?

— Я сделал шаг к нему — с поднятыми руками, я тебе друг, белый человек пришел с добрыми намерениями, — и он тотчас исчез. Просто исчез. Я хочу сказать, как сквозь землю провалился. Я толком его так и не разглядел. Слышать — слышал, и, пожалуй, он мелькнул между деревьями где-то впереди, правее — приземистая фигура, этакий полузащитник. И очень быстрый. Такой шустрый, что в это трудно даже поверить.

Знаете, он двигался, как обезьяна. А в следующее мгновение весь мир перевернулся вверх тормашками. Он заманивал меня, Непредсказуемый. Понимаете вы это? Заманивал меня в этот чертов капкан. Он, наверное, сейчас там, следит за нами.

Силы возвращались к О'Брайену быстро, наверное, под воздействием страха.

Он сделал несколько шагов. Попробовал переместить тяжесть на левую ногу и покачнулся. Но нога двигалась, это было уже кое-что. Наверняка не сломана.

— Нужно идти. Нужно выбираться отсюда. — Он неловко нагнулся и защелкнул замок на кейсе с камерой.

Келсо не надо было убеждать. Но действовать нужно осторожно, сказал он. Нужно подумать. Они уже угодили в две его ловушки — одна на дороге и вторая здесь, — и кто может знать, сколько их еще заготовлено? Когда все завалено снегом, увидеть что-нибудь трудно.

— Давайте держаться моих следов, — предложил Келсо.

Но непрерывный снегопад быстро заметал следы.

— Кто он такой, Непредсказуемый? — прошептал О'Брайен, пока они пробирались между деревьями. — Я хочу сказать, что он собой представляет? Чего он так боится?

Он сын своего отца, подумал Келсо, вот кто он. Параноик сорока пяти лет, если такое возможно.

— О боже, — прошептал О'Брайен. — Что это? Келсо остановился.

Это был не снег, свалившийся внезапно с верхушки ели, — определенно нет. Тяжелый, нескончаемый шорох где-то впереди.

— Это он, — сказал О'Брайен. — Он снова движется. Он хочет нас обойти спереди. — Шум внезапно оборвался, они стояли, прислушиваясь. — Что он делает?

— Наверное, следит за нами.

Келсо изо всех сил напрягал глаза, вглядываясь в сумерки, но ничего не мог разглядеть. Густой подлесок, обширные темные пятна тени, внезапно оживающие от летящего с веток снега, — он не мог ни за что зацепиться; ничего похожего на эти места ему не приходилось видеть. Он вспотел, несмотря на холод. Кожа покрылась мурашками.

И тут начался вой — оглушающий, нечеловеческий. Только через несколько секунд Келсо понял, что сработала сигнализация «тойоты».

Затем раздались два выстрела, почти без интервала, последовала пауза и вслед за ней — третий выстрел.

Воцарилась тишина.

Позже Келсо так и не мог сказать, сколько времени они там простояли. Он помнил только деморализующее чувство ужаса, паралич мысли и действия, идущий от осознания собственного бессилия. Кем бы этот человек ни был — он знал, где они. Он выстрелил в их машину. Он уставил капканами весь лес. Он мог прийти за ними в любой момент. Или оставить их там, где они стояли. Ждать избавления было неоткуда. Он был их полным хозяином. Невидимым. Всевидящим. Всемогущим. Безумным.

Через минуту-другую они рискнули посовещаться. Телефон, сказал О'Брайен. Что, если он повредил спутниковый «Инмарсат»? Телефон — их единственная надежда, но он лежит в багажнике «тойоты».

Может быть, он не представляет себе, как выглядит спутниковый телефон, предположил Келсо. Сейчас они останутся там, где стоят, а когда совсем стемнеет, попытаются его достать…

Вдруг О'Брайен сильно сжал его локоть.

Сквозь ветви на них кто-то смотрел.

Келсо сперва ничего не заметил, лицо было абсолютно неподвижным; прошло какое-то время, прежде чем он выделил из лесных образов некие невнятные пока элементы и соединил их в нечто, имеющее человеческий облик.

Темные, бесстрастные, немигающие глаза. Черные, выгнутые дугой брови. Жесткие черные волосы, свободно ниспадающие на лоб. Борода.

И капюшон из непонятного коричневого меха.

Призрак кашлянул и что-то пробормотал.

— То-товарищи, — произнес он. Слово прозвучало не вполне внятно, голос скрипучий, как на пленке, запущенной не на ту скорость.

Келсо почувствовал, что у него встают дыбом волосы.

— Господи Иисусе, — простонал О'Брайен. — Боже ты мой!

Снова послышался кашель, так обычно прочищают горло перед тем, как заговорить. Желтый сгусток метнулся в снег.

— То-товарищи, я человек грубый. Не стану отрицать. Я долго не знал человеческого общества. И вот оно явилось. Ну? Чего вы хотите? Чтобы я вас пристрелил?

Он появился перед ними быстрым резким движением, не потревожив ни единой ветки. На нем была старая армейская шинель — вся в заплатах, обрезанная выше колен и перехваченная вместо ремня веревкой, кавалерийские сапоги, заправленные в них бесформенные брюки. Руки большие, без перчаток, в одной он держал старое ружье. В другой был мешочек с дневником Анны Сафоновой.

Келсо почувствовал, что О'Брайен сильнее сжал его руку.

— Об этой тетради и идет речь? Да? Бумаги это доказывают! — Он слегка наклонился в их сторону, покачал головой, пристально их изучая. — Так вы те самые? Это правда?

Он подошел ближе, не отрывая от них своих темных глаз, и Келсо уловил запах его тела, кислый запах застоялого пота.

— Или же вы пауки-кровопийцы?

Он отступил на шаг, быстро вскинул ружье, целясь от живота, и положил палец на спусковой крючок.

— Да, мы те самые, — быстро проговорил Келсо. Человек изумленно изогнул бровь.

— Империалисты?

— Я — товарищ из Англии. А этот товарищ — американец.

— Ничего себе! Англия и Америка! А Энгельс был евреем! — Он засмеялся, обнажив темные зубы, и сплюнул. — Но вы до сих пор не потребовали от меня доказательств. Почему?