Страница 17 из 103
Суббота
Доктора Томпсона разбудил телефонный звонок. Доктору снился музей. Здесь выставлялась одежда тех, кто считался погибшим при кораблекрушении. Одежду нашли в сундуках, выброшенных на берег. Так что хозяева вряд ли объявятся. Под толстым стеклом – обломки кораблей, налетевших на скалы и айсберги. Повсюду медные таблички с историей каждого экспоната. Томпсон задержался у витрины с манекенами, одетыми в костюмы разных эпох. Надпись на медной табличке гласила: «СМЕРТЬ ЧЕРЕЗ УТОПЛЕНИЕ». Доктору показалось, что один из манекенов подмигнул. Как раз в этот момент прозвенел звонок, извещая посетителей, что музей закрывается. Этот звон и разбудил Томпсона. Доктор сел, путаясь в толстых одеялах. Где-то вдали визжала цепная пила. Кто-то запасался дровами на зиму.
Телефон звонил. «И давно он так? – подумал Томпсон. – Сегодня какой день? Суббота? Сегодня суббота, выходной. Наша больница не дежурная. Так что ж он звонит, зараза? Может, все-таки не суббота?»
Наконец доктор дотянулся до тумбочки и взял трубку. Звонил Уилл Питерс, патологоанатом больницы в Порт-де-Гибль. Он имел сообщить, что к ним доставили Ллойда Фаулера. «Мертв по прибытии».
– Причина смерти? – сварливо спросил Томпсон. Он давно недолюбливал Питерса – тот ко всем относился немного свысока. А с какой стати, спрашивается? Видимо, в окружении покойников забываешь, как вести себя с живыми.
– Точно пока не могу сказать, – сдержанно ответил патологоанатом. – Вскрытие не закончено.
– Инфаркт? – У Томпсона уже начинала болеть голова. Он потер виски, приложил ладонь ко лбу и зажмурился.
– Никакого инфаркта. Здоровое, крепкое сердце. Повреждений тоже никаких.
Доктор облегченно вздохнул. Он только позавчера обследовал Ллойда Фаулера. Если бы тот умер от инфаркта, Томпсон был бы отчасти повинен в его смерти. «Может, я что-то проглядел? Старею, наверное. Если я впаду в маразм, как я об этом узнаю?» На лестнице послышался мягкий топоток кошачьих лап. Раздалось требовательное «мяу». Агата пришла на голос хозяина.
– Жена говорит, он задыхался. А в легких – чисто.
Томпсон подумал о Донне Дровер, матери Масса. Масс тоже внезапно умер, и тоже естественной смертью. Правда теперь доктор сомневался, что эта смерть была такой уж естественной. Донна лежит под кислородной маской на шестом этаже больницы в Порт-де-Гибль. Изменений не наблюдается. При этом легкие вполне способны функционировать. В дыхательных путях – никакой инфекции, никаких застойных явлений. Может действительно всему виной депрессия? Но где это видано, чтобы человек с тоски перестал дышать?
– Алло! Доктор!
Агата вскочила на подушку, урча и мяукая одновременно. Ласково, но с чувством собственного достоинства потерлась о щеку Томпсона своей черной шубкой. По утрам она всегда очень оживлялась.
– Извините, просто вы меня слегка озадачили. – Томпсон, не глядя, почесал кошку за ухом.
– Так вот. Это естественная смерть. Конечно, остались еще токсикологические анализы, но я никаких признаков отравления не вижу. В том числе алкогольного.
– Опять естественная смерть.
– Всякое бывает. Кстати, говорят, еще двоих нашли. Отчего умерли, одному богу известно. Вроде как утонули.
– Где нашли?
– В бухте рядом с Уимерли.
– Сколько их, двое?
– Вроде бы да. Точно не знаю.
Агата начала щекотать Томпсона усами, и ему пришлось отвернуться. Вечно Питер паникует. Все ему заговоры мерещатся. Так и живет в своих фантазиях. Меньше надо читать всякую чушь про НЛО.
– А что значит «говорят»?
– Это значит, что я их не видал. Нам, простым трупорезам, их осматривать не положено. Ими сейчас судебные медики занимаются.
Томпсон не знал, что сказать. В носу засвербело, но чихнуть никак не получалось. У него с детства была легкая аллергия на кошек. Томпсон поискал на тумбочке таблетки, но нашел только книжку, которую читал на ночь. Мистический триллер, на обложке нарисован утопленник. Мучительно хотелось чихнуть. Наконец зуд прошел, но начали слезиться глаза. В ушах звенело. Томпсон громко захлюпал носом.
– Мы для них мелко плаваем, – хихикнул Питерc.
– Понятно. – Томпсон потер глаза и задумался над словами патологоанатома. Разговор продолжать не хотелось. – До понедельника. – Он повесил трубку, не дожидаясь ответного «до свидания». В понедельник утром Томпсон должен делать обход. Вот только Ллойда к тому времени, скорее всего, уже заберут.
– Ну что, кысяра?
Агата замяукала, доктор Томпсон подхватил ее на руки и прижался лицом к шерстке. Черт с ней, с аллергией. «Пропади она пропадом, – сказал себе Томпсон. Как всегда заныли колени. – Пропади пропадом это тело. Старая развалина». Он осторожно встал и свободной рукой подтянул семейные трусы. Что толку зря валяться, в потолок плевать? Пойдем посмотрим, как там наши цветочки. Он захватил мистический роман, чтобы почитать в туалете, босиком прошлепал на кухню, отпустил Агату, кинул книжку на стол и открыл холодильник. Зевнул, почесал грудь и упитанное брюшко. «Не съесть ли яичницу? – подумал доктор. – Не съесть». Он захлопнул дверцу и решил позавтракать овсяными хлопьями.
Томпсон взял любимую миску из темно-синего фарфора и высыпал в нее хлопья. Посмотрел на Агату. Агата путалась под ногами. Разумеется, люди умирают и без видимых причин. Но Томпсон, как всякий любитель мистических романов, считал, что совпадений не бывает. Дело не в любви к тайнам. Просто две одинаковые смерти подряд – явный перебор. И что там за ерунда с утопленниками в бухте Уимерли?
Томпсон залил хлопья сливками и бухнул сверху целую ложку сахара. Надо было, конечно, взять обезжиренное молоко (и так холестерин из ушей лезет), но оно быстро нагреется, хлопья размокнут и перестанут хрустеть. Нет ничего противнее обезжиренного молока. Вообще, обезжиренные продукты превращают любой завтрак в помои. И так никаких удовольствий на старости лет не осталось. Что теперь, в последней радости себе отказывать? На кухонном столе выстроились три пузырька с пилюлями. Еще там с вечера остался бокал. На донышке – целый глоток виски Ред Лейбл. Ни капли врагу! Томпсон взял пузырьки, вытряс из каждого по пилюле. Эналаприл от давления, ранитидин, чтобы кровь не застаивалась, атенолол от аритмии. Он запил их остатками виски и подумал: «А это для сосудов».
– Куда наш мир катится? – спросил Томпсон у Агаты, и за нее же ответил: – К чертовой бабушке. – Он как был, в трусах, вышел с миской на заднее крыльцо, залитое солнцем, сел в старый деревянный шезлонг и принялся завтракать, наслаждаясь драгоценным покоем. Все перила были заставлены цветочными горшками. Томпсон оглядел свои владения: крохотные кустики сиреневой лобелии, желтые бархатцы, голубые и белые анютины глазки. Красные петунии еще не до конца распустились, июнь все-таки, зато продержатся до осени. Как и розовый бальзамин. Анютины глазки – цветок капризный. За ним уход нужен. Зато петуниям ничего не делается. Они выносливые. Только подкармливать надо. Где-то в лесной чаще звенели какие-то птички. Агата внимательно смотрела в ту сторону и плотоядно урчала. Цепная пила, слава тебе, господи, наконец заткнулась. Томпсон набрал полный рот хлопьев, и в этот момент крыльцо задрожало от далеких громовых раскатов.
– Да что они там опять взрывают? – возмутился Томпсон. – Слушай, Агата, они мне осточертели. За такое время все что хочешь можно было взорвать. Дырку в скале проковырять не могут.
Откуда ни возьмись появилась оса и пристроилась на краю миски. Томпсон хотел ее согнать – не тут-то было. Томпсон заерзал и отмахнулся энергичнее. Оса всполошилась. Заметалась над доктором. Доктор, скорчась в шезлонге, неистово замахал руками. Наконец, он довольно резво для своих лет вскочил на ноги и опрокинул миску. Четыре больших осколка разлетелись по крыльцу, сливки брызнули на босые ноги. Подошла Агата, понюхала лужицу и принялась лакать, одним глазом поглядывая на хозяина. Может, не заметит? Не пропадать же добру.