Клиника одной взятки

Вика засмеялась, но, встретив холодный взгляд Алексея, осеклась.

*

Разговор с Балахоновым оставил в ее душе неприятный осадок, хотя ничего нового они друг другу не сказали. Впервые Вика задумалась: а как он на самом деле относится к ней? Сама она была человеком искренним, если кто-то ей не нравился, она сразу дистанцировалась от него, скрывая неприязнь под холодной вежливостью, если уж общения нельзя было избежать. Впрочем, таких людей было немного. Она легко прощала людям их маленькие слабости и бывала расположена к любому, пока он не насолил лично ей. Но ведь может быть иначе, можно изображать дружбу, ненавидя и презирая. Наверное, Леша завидует ее популярности и тому «сухому остатку», что она из этой популярности извлекает. Наверное, он сам хотел бы жить, как она, просто силенок не хватает. Боится? Или знает заранее, что у него не получится? Для того чтобы требовать, нужна железобетонная, непрошибаемая, абсолютная уверенность в том, что ты имеешь на это право. Если не уверен, лучше не проси – ничего не получишь. Почему, например, некоторые девушки никак не могут уговорить парня жениться? Только лишь потому, что они заранее согласны с его отказом, заранее оправдывают его решение «пожить так», хотя этого им хочется меньше всего на свете. Так и Балахонов. С его физиономией, на которой написано: «Я обязан лечить вас бесплатно», – он засыплется на первых же пятистах рублях. И он это знает.

Возможно, он просто терпит ее, потому что нет другого флеболога. Тогда он опасен. И вдвойне опасен потому, что не берет у нее денег. В начале карьеры Вика собиралась платить заведующему отделением откат с каждой операции, как это принято везде, но Балахонов отказался.

«Не жал, не сеял, а деньги получил? – усмехнулся он. – Я так не привык».

А теперь, не задействованный в круговой поруке, он сдаст ее при первом удобном случае!

Нужно что-то делать. Или нет? Ведь формально она работает безупречно, а доказать он ничего не сможет. Пожалуй, она будет приглашать его ассистентом на сложные вены, хоть и привыкла работать вдвоем с сестрой. Не принять вознаграждение за участие в операции он не сможет, это нарушение корпоративной этики. И будет «в деле», следовательно, безопасен. Во всяком случае, тогда уж ей больше не придется слушать его проповеди.

Найдя выход, Вика повеселела. И тут как раз приехала мама – проведать дочку и подышать свежим воздухом.

Поначалу Вика обрадовалась, но мама вдруг принялась отчитывать ее за то, что полнедели они с мужем живут врозь. Вика пыталась ее отвлечь, но мама равнодушно прошла мимо розовых кустов, мимо новой альпийской горки с редкими суккулентами, а на клумбу с изысканно подобранным цветочным ассорти даже не взглянула. Хуже всего было то, что мама вдруг, впервые после Викиной свадьбы, вспомнила Дайнегу.

– Как это вы живете? – кипятилась она. – Убей меня, не понимаю! Разлука мужа и жены допустима, только если он по делам службы отправляется в такое место, где пребывание женщины невозможно или слишком опасно!

– Какие формулировки! – улыбнулась Вика, ставя на садовый столик высокий кофейник, похожий на восклицательный знак. – Прямо хоть сейчас в учебник или в Семейный кодекс.

– Не надо хихикать! Вот если бы ты была замужем за Сергеем и он ушел в автономное плавание, я бы слова не сказала. А у вас-то…

Вика налила кофе в изящные чашечки тонкого фарфора, и в воздухе разлился упоительный аромат настоящей арабики. Стоял чудный летний вечер, солнце неспешно закатывалось за речку, напоследок окрасив ее воды молочно-розовым цветом, кусты сирени словно вздыхали, готовясь ко сну, цветы закрывались на ночь. Скоро потянет приятной прохладой, небо окрасится тенью темноты, но настоящая ночь так и не придет.

– Принести тебе шаль?

Мама только отмахнулась от ее заботы.

– Вика, я сто раз знаю, что ты мне скажешь! Мол, вы не надоедаете друг другу, и прочую чушь! Стараетесь, чтобы любовная лодка не разбилась о быт… Ну-ну! Только, знаешь ли, Маяковский сильно ошибся. Быт – это не рифы, а то море, по которому плывет любовная лодка. Если море мелкое, лодка садится на мель.

– У нас тоже есть быт, – буркнула Вика.

«Только на более высоком уровне, чем у вас, – чуть не добавила она, но вовремя осеклась. – У вас быт – приготовить обед, а у нас – построить дом».

– Ваша жизнь какая-то ненастоящая. Напоминает слащавый американский сериал, пропагандирующий семейные ценности.

– Мама! – Вика засмеялась. – Если бы ты не была моей мамой, я бы решила, что ты мне завидуешь. Людям всегда чужое счастье кажется ненатуральным и слащавым. Вот вы же с папой дружно живете, а твои истеричные подружки тоже, наверное, считают, что это все у вас напоказ.

– Я не говорю, что надо каждый день скандалить! Просто муж и жена должны жить вместе.

– Но я не хочу бросать прекрасную работу и опять переезжать к Эльвире Семеновне! Вот уж кто слащавый!

– Вроде бы она хорошо к тебе относится.

– Да, относится. Как к любимой игрушке обожаемого сынули. Если игрушку выбросить или сломать, сынуля расстроится, а мы же не хотим, чтобы сынуля плакал.

– Я и не предлагаю тебе переезжать. Но Андрей прекрасно может ездить на работу отсюда.

Вика фыркнула. Это смотря что понимать под работой. Если восьмичасовое ничегонеделание в специально отведенном для этого месте, то да. Но Андрей так выкладывается, что для него три часа каждый день проводить за рулем – почти непосильная нагрузка.

Такая уж непосильная? – вдруг пришла в голову ехидная мысль. Ведь некоторые ее пациенты работают в Питере. Даже женщины. Даже те, у кого нет своей машины, а значит, дорога занимает не три часа, а все шесть.

Чтобы скрыть замешательство, Вика сделала большой глоток кофе. Они планируют ребенка. В банке приняли положительное решение о кредите, в ближайшее время деньги перечислят на ее карточку, можно заниматься вторым этажом. Процесс займет явно меньше девяти месяцев, за которые она успеет досрочно выплатить кредит, поэтому супруги решили больше не предохраняться.

«Допустим, я рожу и уйду в декрет. Что дальше? Перееду с ребенком в родовое гнездо, где получу на свою голову диктатора, фонтанирующего строгими директивами по уходу за любимым внуком?» В том, что Эльвира Семеновна отведет ей скромную роль исполнителя ценных указаний, Вика не сомневалась. Не говоря уже о том, что ребенку лучше расти на свежем воздухе, чем в загазованном центре Питера. Андрей по-прежнему будет приезжать только на выходные?

Вика в задумчивости взяла вишенку с пирожного. Ладно, лично ей так даже неплохо, а ребенку? Устроит ли его воскресный папа?

– Я уверена, что Сергей никогда бы не допустил подобного положения вещей, – строго сказала мама. – Он не то что на машине, на пузе бы приполз, лишь бы быть с тобой.

Вика мрачно кивнула:

– Угу, приполз. Сжимая в кулаке три рубля зарплаты. Мама, ты его идеализируешь. Я очень рада, что не вышла за него. Это разгильдяй, каких свет не видывал. Сама подумай, уже шесть лет служит на подводной лодке, когда все нормальные люди давно уже ушли из армии! А он все сидит. Это даже хуже участкового врача, тот хоть с больными имеет дело, а Дайнега – с ненормально здоровыми людьми. Таблетку взял, разломил пополам, дал – минимум две болезни вылечил.

– Сережа служит не на баркасе, а на подводном стратегическом военном крейсере, – с достоинством произнесла мама. – У него там кроме таблеток много сложных обязанностей.

– ?!

Мама смутилась.

– Ну да, я переписываюсь с ним по Интернету. Что такого? Сергей – сирота, он тянется к старшим, которые его привечали. Мы же с отцом были уверены, что ты за него выйдешь!

Заметив, как насупилась Вика, мама поспешила с оправданиями:

– Я вижу, Андрей – порядочный человек и очень тебя любит, но все же… Сережа был нам родной по духу, а тут… Другая среда, другие принципы. Все время приходится соответствовать. Я сроду не думала, что придется бывать в таком роскошном доме, как у вас…

Лицо Вики приняло самое безмятежное выражение. Родители считали, что дом построен на доходы Андрея с помощью Николая Петровича, а Вика вносит в семейную кассу скромную докторскую зарплату. Узнай они, что дочь берет гонорары…