Страница 43 из 85
— Но по какому праву они собираются задержать меня? — воскликнул я, покраснев.
Черт побери, стоит им только догадаться, что я на самом деле не Комбер, и этих прав у них будет более чем достаточно. Может быть, они уже догадались, но зато мой новый маленький друг пока, очевидно, об этом не предполагал.
— О, никаких прав, — согласился он, — но правительство может привести дипломатические аргументы для того, чтобы задержать ваше возвращение. Полагаю, они могут припрятать вас где-нибудь на несколько недель, до тех пор, пока посольство не окажет давление, необходимое для того, чтобы вас наконец отпустили. К тому времени они надеются выдавить из вас интересующие их имена.
Я понял, что должен играть роль Комбера во что бы то ни стало, и мрачно улыбнулся:
— На это они могут не надеяться — эти имена предназначены для ушей моих шефов в Лондоне, и ничьих более. И если вы — кем бы вы ни были — полагаете, что им удастся вырвать их у меня…
— Мой дорогой мистер Комбер, — он поднял руку, — мне это неинтересно. Мой интерес к работорговле лежит совсем в другой плоскости — в той же, что и ваш. Вот почему вы здесь. Это мои агенты выследили вас в том непотребном доме, где вы нашли убежище. «Да уж, — подумал я, — надеюсь, хоть среди девочек его агентов не было». Да, мы знали о том, что владелица этого дома устроила вас на судно, полагаю, она также английский агент, работающий против работорговцев… но чем меньше об этом говорить, тем лучше. Таким образом мы и перехватили вас этой ночью.
— Вы многое знаете, — кивнул я. — Но хотелось бы узнать: кто вы и что вам от меня нужно?
Он спокойно взглянул на меня:
— Уверен, что вы слышали о «Подземной Железной дороге»?
Полгода назад я даже не понял бы, что он имеет в виду, но если бы вы побывали в компании работорговцев, как это довелось мне, то вы также знали бы значение этих слов. Об этой дороге упоминал Спринг; я слышал также, как про нее шептались в борделе у Сьюзи.
— Это секретное общество, которое похищает рабов и помогает им бежать, не так ли? В Канаду.
— Это организация для спасения потерянных душ, — он издал сухой смешок и снова сбросил маску своего дружелюбия, — армия, которая сражается с худшей тиранией нашего времени — богопротивным и жестоким рабством! Это армия без знамен, званий и жалованья — армия избранных мужчин и женщин, которые трудятся в тайне от всех, чтобы спасти своих черных братьев из оков и даровать им свободу. Да, мы похищаем рабов! Да, мы помогаем им бежать, чтобы спасти их души. Да, мы умираем за это — за нами, как и за ними, охотятся с собаками, нас терзают пытками, вешают и расстреливают, стоит только нам попасть в руки мерзавцев, которые владеют и торгуют человеческим телом. Но мы с радостью идем на это, потому что с нами армия Христова, сэр, и мы не сложим своего оружия, пока не разобьем последние кандалы, не расплющим последний прут с клеймом, не сожжем последний бич и не освободим последнего раба! [XXXIII*]
Я понял, что передо мной аболиционист. Боже правый, да он аж взмок от пота, пока говорил все это, но сейчас он снова плюхнулся за стол и продолжил уже нормальным голосом:
— Извините, но думаю, что должен был все это вам рассказать. Конечно, вы и сами тысячу раз рисковали, ставили свою жизнь на кон в борьбе против этого адского преступного дела. О, мы все о вас знаем, мистер Комбер, как вы сами сказали в известном кабинете в Вашингтоне, — и у стен есть уши. У «Подземки» также есть уши, и они услышали ваше имя в Вашингтоне, узнали про ваш героический труд, благодаря которому «Бэллиол Колледж» был захвачен, а мерзавец Спринг предстанет перед судом. Кстати, это напомнило мне об одном важном деле, которое я собирался исполнить, но до сих пор забывал. — Он вскочил. — Мистер Комбер, окажите мне честь — вашу руку!
И схватив мою ладонь, он так крепко сжал ее, словно намеревался выдавить сок. Я не особо сопротивлялся, подумав при этом — ну вот, снова меня поздравляют и благодарят за мою преданность и героизм, хотя все это не более чем очередной бессовестный обман. Но тут срабатывает старое правило — мы всегда готовы услужить, чтобы потихоньку смыться.
— Благодарю вас, сэр, о, благодарю вас, — твердил лысый недомерок, — вы сделали меня счастливым. Могу ли я теперь сказать вам, каким образом вы могли бы осчастливить меня еще больше?
Я не был уверен, что мне это нужно, однако сел и начал слушать. Я не мог понять, чем обернется для меня то, что задумал этот маленький душегуб.
— Как вам известно, «Подземка» спасает рабов везде, где только возможно — с плантаций, с рынков, из лагерей, — и тайно отсылает на север, в свободные штаты, по ту стороны реки Огайо и линии Мейсон — Диксон. Сами они не в состоянии совершить столь далекое путешествие, так что мы посылаем вместе с ними наших агентов — под видом рабовладельцев и торговцев рабами, которые и провожают несчастных к желанной свободе. Как я уже сказал, это весьма опасное предприятие, и список наших потерь растет с каждым днем. Это — дикая страна, сэр, и несмотря на то, что многие, там, наверху, ценят нашу работу и помогают нам, само правительство не может официально под держать и защитить нас, поскольку для этого не хватает закона — человеческого закона, сэр, не Божьего. В глазах нашей страны, сэр, мы — преступники, но мы гордимся своими преступлениями!
Он снова увлекся было, но все же овладел собой.
— Конечно, все рабы важны для нас, но некоторые из них все же важнее остальных. Один из них — Джордж Рэндольф. Слыхали о нем? Нет? Так послушайте. Знаете ли вы про Ната Тернера, раба, который возглавил большое восстание в Вирджинии и был варварски замучен этими палачами? Так вот, Рэндольф похож на него, но гораздо более выдающаяся личность, лучше образован, умнее и с более широким видением перспективы. Он дважды пытался поднять восстание и дважды терпел поражение; два раза его арестовывали и трижды ему удавалось бежать. Сейчас он скрывается, но, главное, нам удалось его спасти, и Бог не хочет, чтобы его схватили вновь.
Настоящий Комбер, наверное, зааплодировал бы, так что я воскликнул: «О, браво!» — и придал себе довольный вид.
— Действительно, браво, — согласился он и продолжил: — Но дело еще не закончено. Рэндольфа нужно переправить в Канаду — какой удар получат при этом наши враги! Подумайте, сэр, сколько сможет сделать этот человек, если наконец окажется в свободной стране! Он умеет хорошо говорить и писать, он может поехать за границу — не только в Канаду, но и в Англию, или в наши свободные северные штаты — говорю вам, сэр, пламенные слова такого человека, поражающие слух всего цивилизованного мира, сделают для разжигания борьбы против рабства гораздо больше, нежели все наши белые журналисты и ораторы вместе взятые. Мир увидит не просто человека, а человека, достойного кафедры в лучшем из наших университетов или почетного места в совете великих наций — и при этом чернокожего, сэр, со шрамами от бича на спине и рубцами от кандалов на ногах. Тогда они поймут, что такое рабство, если не поняли этого до сих пор! Они почувствуют удары бича и тяжесть кандалов на собственных телах и воскликнут: «Этого позора больше не должно быть!»
Нужно было что-то ответить, и я сказал:
— Замечательно! Высший класс! Уверен, что эти новости будут с восторгом встречены в Англии. Как только я вернусь домой, вы можете положиться…
— Но, мистер Комбер, — заметил коротышка, — это еще нужно сделать. Джордж Рэндольф пока не в Канаде, он все еще здесь, гонимый беглец. Ему только предстоит пройти свой путь к свободе.
— Но разве это так уж трудно? Для вашей замечательной организации? Я имею в виду, что этой ночью вы продемонстрировали мне, насколько она всемогуща. О, вы же знаете про меня почти столько же, сколько и я сам. Ваши агенты…
— Да, у нас много агентов; наша разведывательная сеть весьма широка. В этой стране у нас глаза в каждом окне и уши у каждой двери, сэр, так что добыть информацию для нас не представляет никакого труда. Но большинство из наших шпионов — чернокожие, а многие из них пока еще рабы. Собирать информацию — это одно, а вот переправлять рабов в Канаду — совсем другое. Для этого нам нужны белые агенты, самоотверженные, решительные, храбрые, а таких, к сожалению, очень мало. Многие хотели бы, но немногие способны на это. А те, кто есть, слишком хорошо известны. Из троих отважных юношей, сопровождавших наш последний конвой, один погиб, второй в тюрьме, а третий — все еще в Канаде и не может вернуться, так как сразу будет арестован. У меня нет ни одного человека, которого я бы смог послать с Рэндольфом, сэр, ни одного, которому я мог бы доверять. Ведь с грузом такого рода я могу послать лишь самого твердого, самого храброго и наименее подозреваемого. Видите, в каком я затруднении, сэр? С каждым днем, проведенным Рэндольфом в Новом Орлеане, эта опасность все нарастает, ведь враг не дремлет. Я должен отправить его дальше и побыстрей, понимаете?