Ложь

Я рассказала, что произошло.

— Верно. Они проверяют каждого, кто ступит на этот холм. Их там много… — Мерси жестом показала через плечо, в сад, который примыкал к лесу. — Мы фактически в осаде.

— Ради Бога, что все это значит? — спросила я.

И рассказала ей, что в одного из моих друзей вчера вечером стреляли на пайн-пойнтской парковке. Но пока умолчала о том, что случилось со мной на верхних этажах «Пайн-пойнта». Хотела сперва услышать объяснения Мерседес и потому ждала.

Мерседес, однако, молчала; обеспокоенная тем, что собиралась сказать, она искала подходящую формулировку.

Прежде чем заговорить, она доела яичницу и отодвинула тарелку. Протянула руку, взяла пачку «Собрания». Едва она открыла ее, как я сразу почуяла запах — Париж, Вена, Венеция… чем более экзотические сигареты, тем меньше я против них возражаю.

— Ладно, — наконец сказала Мерседес, — слушай и не перебивай.

— Можно сперва задать тебе один вопрос?

— Один вопрос? Да.

— Твой приятель Молтби ухаживает за тобой? Или, может быть, ты сама строишь ему куры?

Мерседес издала короткий смешок.

— Думаешь, я переметнулась?

— Да, была такая мысль.

Она серьезно посмотрела на меня. Потом сказала:

— Иногда необходимо кое-что сделать. Понимаешь?

Я кивнула — пожалуй, можно догадаться, что она имеет в виду: поддержку в каком-то деле, какой-нибудь финансовый фонд, которому грозит опасность.

— В общем, когда мне необходимо что-то сделать, я высматриваю человека, которому, вероятно, необходимая… — Она опять улыбнулась, на сей раз широко, я бы даже сказала, плотоядно; глаза блеснули. — И сейчас, Ванесса, мне повезло вдвойне: я нашла человека, который не только нуждается в Мерседес Манхайм, но еще и желаетее! — Тут она впрямь расхохоталась — громко и с искренним наслаждением. Протянула ко мне открытую ладонь. — Вот он у меня где, милая моя. Да-да!

141. Мы налили себе свежесваренного кофе. Мерседес говорила. Я не перебивала. Это был вовсе не рассказ, а отчет — ясный и точный, тем более что голос ее звучал ровно, на одной ноте. Речь шла о том, что происходило в эти выходные на Ларсоновском Мысу.

Как раз когда у нас, на пляже «Аврора-сэндс», начались в пятницу тревожные события, другие события — в ту же пятницу — начали донимать обитателей Ларсоновского Мыса. Вся разница в том, что кое для кого на Мысу эти события были вполне ожиданными. По крайней мере отчасти.

Тремя месяцами раньше — в начале апреля — в Вашингтоне было получено приглашение. Прислали его Дэниел и Люси Грин, чья летняя резиденция — один из наиболее импозантных (хотя и выдержанных скорее в традиционном стиле) коттеджей на Ларсоновском Мысу. А адресатами были президент Уорнер и его супруга. Нелли Уорнер и Люси Грин в свое время вместе учились в колледже Смита. Дэниелу Грину, именитому филадельфийскому банкиру, как я уже говорила, по слухам, прочат министерский пост. Визит к давним друзьям должен был носить сугубо приватный характер и не подлежал афишированию.

Однако в замкнутом обществе секрет недолго остается секретом, поэтому, чтобы не обидеть летних соседей и не стать мишенью нападок со стороны общеизвестных на Мысу видных приверженцев республиканской партии, испросили разрешения и получили «добро» на следующее: небольшой закрытый, неброский прием; предпочтительно коктейль; предпочтительно на воздухе; предпочтительно к кониу президентского визита; предпочтительно исключая присутствие одного-двух строптивых республиканцев, с которыми президент не хотел бы встречаться, и решительно исключая Мерседес Манхайм.

(Перебивать и просить объяснений по поводу последнего условия не было никакой нужды. Мерседес и Люси Грин многие годы находились в состоянии войны — не только здесь, на Мысу, но и в Филадельфии, в Нью-Йорке, в Вашингтоне. Боюсь, до некоторой степени по вине Мерси. Чувствуя, что надо бы поднабрать очков против особенно раздражающего и несносного противника, она с легкостью и без зазрения совести козыряет своим именем — и всеми вытекающими отсюда аристократическими преимуществами. Как однажды кто-то сказал по поводу другой светской междоусобицы, имевшей место в Англии: «Пожалуй, Эмералд несколько теряет чувство меры, посылая свои линейные корабли против весельных лодок бедняжки Сибил!» Мерседес использовала свои линкоры против весельных лодок Люси Грин — и Люси Грин ей этого не прощала.

С другой стороны, весельные лодки тоже бывают разные. Люси Грин — самая настоящая колониальная снобка. Ее нью-брансуикская манерность, конечно, забавна, чего не скажешь о ее филадельфийских амбициях. Представить себе невозможно, на что готова пойти Люси ради карьеры Дэниела Грина. Я вовсе не имею в виду лукавые игры типа «ты вари свой супчик, а я сварю свой», в какие играет Мерседес Манхайм. Тут речь идет о коварных заговорах в духе Борджа. Тотальная война — в том числе в салоне, за банкетным столом и на коктейле.)

Люсин список предпочтительныхлиц, с улыбкой продолжала Мерседес, занимал почти целую страницу. Когда некий корыстный друг показал Мерси похищенную копию оного, ей пришлось изобразить затяжной приступ кашля, чтобы не расхохотаться. Тем не менее всех предпочтительныхпроверили, и список из семидесяти пяти кандидатур был одобрен, с учетом того, что человек пятнадцать — двадцать по необходимости откажутся от приглашения.

Из постояльцев «Аврора-сэндс» в изначальный список входили такие персоны, как канадский посол в Вашингтоне, американский посол в Оттаве, британский консул в Бостоне, некая дама — экс-генерал-губернатор Канады — и ее муж, Арабелла Барри и Колдер Маддокс. Правда, Колдеру поставили условие: он должен непременно явиться в сопровождении своей «очаровательной отвергнутой жены». Так-так, многие кусочки мозаики легли на место, насколько я понимаю. Это объясняло, почему миссис Маддокс вызвали из Бостона и почему за ней послали Кайла. Но с точки зрения Мерси это был самый настоящий скандал.

— От одной мысли, что Маддоксу надлежало предстать перед Уорнерами в сопровождении жены, а не любовницы, меня бросает в истерику! И ты знаешь почему. Люси Грин не желала допустить, чтобы Лили Портер — пресловутая любовница Маддокса! — дефилировала перед Нелли Уорнер. Представь себе, Ванесса, — перед Нелли Уорнер! Ты можешь в это поверить?

Да, могу.

Мерседес затушила сигарету в хрустальной пепельничке и продолжила рассказ.

Вся гриновская шайка-лейка явно полагала, что подготовка идет как по маслу, когда, по выражению Мерседес, разразилась сущая свистопляска.Канадцы en masse [42]не приняли приглашение (в ее устах речь словно бы шла о национальном референдуме), чем несказанно оскорбили Люси Грин, — она и сама как-никак канадка! — и она вычеркнула из списка американского посла в Оттаве, словно несговорчивость канадцев (каким-то образом) полностью на его совести. В моих подсказках Мерседес не нуждалась, она и так знала, что отсутствие энтузиазма у канадцев связано с нашим президентом и конгрессом. Я наслышана об этом от Мег, а Мерси все известно от ее друга Джона Кеннета Гэлбрейта [43]. Но Люси Грин понадобилось изрядное количество мужниных подсказок, прежде чем она признала, что все дело в оттавских политиках левого толка, которым не по нраву политика нашего президента…В результате американский посол в Оттаве был восстановлен в списке потенциальных гостей, однако уступки Люси Грин родному краю на том и кончились.

— До вчерашнего вечера, — сказала Мерседес, — когда, не могу не признать, случилось кое-что необычное. Секретарь Дона Молтби позвонил Гринам по телефону и попросил послать приглашение некоему постояльцу «Аврора-сэндс». Невиллу Форестеду.

— Найджелу, — поправила я, от изумления едва не потеряв дар речи. Теперь я поняла, почему Люси Грин заявилась в «АС» вместе с доктором Чилкоттом. И почему она сидела в обществе Арабеллы Барри. Все это имело касательство к приглашению Найджела.

42

Здесь:все, как один ( фр.).

43

Джон Кеннет Гэлбрейт (1908–2006) — американский экономист, дипломат, автор теории «нового индустриального общества».