Страница 4 из 91
Трудно сказать, так ли, как изложено здесь, рассуждали мудрые таксы наблюдая жизнь примечательного семейства. Одна из такс, последняя, доживала в бедной квартирке в Праге уже во время Второй мировой войны с матерью писателя – с прекрасной, но печальной Еленой. Скорее всего чудесные животные видели больше, чем сказано, ибо они тоже Божьи твари, и поскольку практически безгрешны, то и стоят к Нему ближе, чем многогрешный человек. Они понимали человечий язык, но не могли произносить затасканные слова, потому надсадно лаяли и сердились, ворчали. И было от чего заводиться: "Но для меня так темен ваш день, так напрасно разбередили мою дремоту".
Кто же эти замечательные таксы, почему их выбрали в друзья в этой семье? Читаем у маститых специалистов: "Таксы не вымески какой-то другой породы собак, а вполне определенный тип, сложившийся в далеком прошлом, когда они преследовали тех же животных, что и после их доместикации человеком". Оказывается эту небольшую собачку ничто не может испугать и остановить, она универсальный охотник, способный работать на поверхности земли и в тесной норе. Она превосходный сторож, бдительный, смышленый, безошибочно распознающий, кто подходит к хозяину-другу, – добропорядочный человек или враг, негодяй. Однако, если с таксой обращаться плохо, она становится упрямой и непослушной, лишний раз подтверждая, что является личностью с огромным чувством собственного достоинства, благородства и выдающихся способностей. Таксы способны разделить участь отверженного или больного человека, – они осуществляют его лечение, подпитку волей к жизни, противодействием тоске и одиночеству. Одно необходимо помнить: "такса, будучи превосходным охотником, работающим как над, так и под землей, отличается редкостной независимостью и самостоятельностью". "Нет этих слов в том малом размере, который ты употребляешь для своих ежедневных нужд". Такие слова не всегда способен найти хозяин таксы, потому он чаще должен пристально заглядывать в глаза умному животному: "Но что, если это обман, складка материи, кажущаяся человеческим лицом"… БВП своими последующими взрослыми действиями докажет, что он усвоил норов таксы, ее метод утверждения в жизни. Он мог работать в любой стране, иначе говоря, травить зверя и на земле и под землей.
Так что же такое Воля Божья в преломлении к жизни земных существ? Сдается, что Всевышний по своим меркам решает простые задачи. Но, например, для человека, они превращаются в загадочные ребусы. Чье влияние первично, а чье вторично – такс, живущих на правах избранных членов семьи, или людей, дополнявщих такое сообщество – макромир будущего писателя? Пожалуй влияния здесь взаимные и паритетные. Однако, учитывая светскую разболтанность этой приятной компании, трудно предположить, что такса в ней воспринимала своих хозяев, как альфа-лидеров, команды которых необходимо выполнять незамедлительно и старательно. Скорее все решало великое собачье достоинство – преданность, дружелюбие и сострадание к слабому человеку. А, так называемые альфа-лидеры, воспринимались таксами с иронией и благодушием.
Люди-гегемоны – поколение, живущее в данном временном срезе, находили оправдание той психологической казуистике, которую в изобилии демонстрировали деды и отцы, братья и сестры, дети и гувернеры. Они никуда не могли уйти от нее, заражались ею. Чего стоит хотя бы припадочное объяснение в любви к хозяйке дома одним из гувернеров. Добрая Елена от смущения не знала куда деться. Ее смущение – эта буря в чашке молока, безусловно, не осталась незамеченной и любопытным сыном. Это же такой богатый материал для натуры впечатлительной, писательской. Где еще увидишь и запечатлеешь в памяти домашнего учителя, ползающего на коленях по ковру в гостиной шикарного особняка, топчущего неуместностью провинциального спектакля вежливую и предупредительную совесть избранницы. Вот она яркая ассоциация чего-то липкого, тлетворного, желто-зеленого, со специфическим запахом! Такса, видимо, тоже наблюдала отчаянную эскападу, но только с затаенной грустью, сочетающейся с огромным чувством юмора и сострадания (скорее – к Елене, к хозяйке). Хорошо еще, что все обошлось: мог бы верный пес и вцепиться крепкими зубами вахлаку в нос или в задницу, вспотевшую от волнения. "О нет, – я не облизываюсь над своей личностью, не затеваю со своей душой жаркой возни в темной комнате; никаких, никаких желаний, кроме желания высказаться – всей мировой немоте назло".
Или другой вариант – загадки лесбийской страсти, вдруг раскрывшейся в одной из наставниц малолетних детей. Вот вам и преимущества индивидуального воспитания и обучения восприимчивых баловней! А постоянные приставания родного дяди с однозначными ласками к племяннику, отзывчивому и небезучастному в эротике уже с малых лет. Такса наблюдала и недоумевала, а папа ребенка волновался, пытаясь скрыть за щитом воспитательного и просто светского такта свои растущие опасения. Много позже, в зрелые писательские годы, герой одного романа воскликнет, заламывая руки: "Мне кажется, что я бы предпочел веревку, оттого что достоверно и неотвратимо знаю что будет топор; выигрыш во времени, которое сейчас настолько мне дорого, что я ценю всякую передышку, отсрочку… я имею в виду время мысли, – отпуск, который даю своей мысли для дарового путешествия от факта к фантазии – и обратно".
Дальнейшие судьбоносные события покажут, что легендарная семейка плохо владела мастерством коммерческого расчета. И когда пролетарская диктатура шарахнула по наковальне, пришло время сматывать удочки в спешном порядке. Пришло время "собирать камни" тем, кто так активно инспирировал своим демократическим азартом демократическую революцию. Блестящий профессор – правовед и правдолюб, денди английского покроя, – оказался неумытым фраером в делах житейской коммерции. У него не хватило изобретательности и элементарной житейской ловкости для того, чтобы спасти свои капиталы и не ввергать семью в нищенство.
Такса (в то время – красной масти) с нескрываемым удивлением наблюдала за развитием трагических событий, пытаясь перехватить верными острыми зубами руку голода, тянущуюся к горлу семейного благополучия. Жаль, что той же таксы не было рядом с хозяином, когда он в эффектном борцовском стиле катался по полу в конференц-зале кадетской партии, сцепившись с разъяренным монархистом, решившим выстрелом из штатного офицерского оружия наказать главу кадетской партии (краснобая Милюкова) за пособничество. Иначе и быть не могло, зачем удивляться тому, что нашлись люди, желавшие отомстить тем, кто своими действиями конструировал пиковую ситуацию. Она и завершилась убийством помазанника Божьего Николая II.
Такса не струсит и не будет вести диспут на тему – "Кто прав, а кто виноват". Она всей мощью своих челюстей, тренированных разгрызанием костей из дармовых обедов, вырвала бы горло обидчику хозяина. В тот день убийцы отделались лишь арестом и последующей недолгой отсидкой в немецкой тюрьме. Выйдя из заключения, уже во времена Великой Отечественной, они преуспели в делах поганых для бывшей отчизны. Но ведь и правовед-демократ свою Родину тоже так неумело любил и защищал только на словах. Наблюдая весь тот бедлам, писатель и такса, такса и писатель, в моменты коротких передышек от напряженных испытаний, вполне могли воскликнуть с чувством, с досадой: "Но было так, словно проступило нечто, настоящее, несомненное (в этом мире, где все было под сомнением), словно завернулся краешек этой ужасной жизни и сверкнула на миг подкладка".
Не трудно себе представить, что было бы с адептами монархизма, сойдись вместе на одной площадке все таксы, перебывавшие в семействе БВП – и черно-подпалой и красной масти, и жесткошерстной и гладкошерстной разновидности. Состоятельные владельцы не жалели на такс никаких денег, а потому в этой семье перебывали наверняка представители германской, английской школ и клубов. Среди них могли быть потомки великих генетических ветвей даксхундов. Может быть, в том доме прибывали отпрыски даже таких столпов породы, как пес по кличке Фельдман, впервые экспонированный в 1870 году на выставке в Англии, импортированный Джоном Фишером, а демонстрированный принцем Эдуардом Саксен-Веймар-Эйзенахским. Или другого покорителя сердец специалистов – таксы по имени Гундеспортс Вальдман, прибывавшей на выставках от владельца Эрнст фон Отто-Креквиц. В той же компании мог быть и современник Вальдмана – очаровательный Шлюпфер-Ойскирхен.