У рояля

Макс слушал все это, пока они ехали на эскалаторе, и только коротко усмехался, что не замедлило встревожить Берни, сопоставившего эти смешки с запахом, исходившим от Макса.

— Да, как вы с Паризи поговорили в тот вечер? — спросил Макс. — Ну, по поводу твоей прибавки?

— Мы обо всем договорились, — ответил Берни, — но это некоторым образом будет зависеть от вас.

— Не волнуйся, — сказал Макс, споткнувшись о ступеньку, — все будет в порядке. А если что, мы попросту избавимся от него. Импресарио всегда можно сменить. Ты и я, мы с тобой отличная команда, а Паризи кретин.

— Но позвольте! — возразил Берни.

— Умолкни, — скомандовал Макс. — Он ничего не смыслит в музыке, в нем столько же художественного вкуса, как в пакете кефира. К тому же, — продолжил он, снова споткнувшись, — он абсолютно глухой.

— Позвольте, — повторил Берни, покрепче вцепившись в локоть Макса.

— Да, да, говорю тебе, — не унимался Макс, — он глухой настолько, что уши ему нужны только для того, чтобы держались очки. И потом, он не понимает моего замысла. Хотя, в сущности, — обобщил он, — никто не понимает моего замысла, даже я сам.

Так как уже было начало первого, Берни отвез Макса домой на такси, а сам пошел пешком по бульвару Барбес в поисках какой-нибудь забегаловки. Зайдя в первую попавшуюся, он заказал дежурное блюдо и спустился в подвал, где обычно помещались туалетные кабинки и телефон. Он воспользовался туалетом, затем снял трубку и набрал номер Паризи.

— Ну, как он там? — обеспокоенно спросил Паризи.

— Как вам сказать, — замялся Берни, — по-моему, не очень.

— Как, — воскликнул Паризи, — он опять набрался? Уже, в такой час?

— Он устал, — попытался вступиться Берни, — когда я его встретил, у него был очень усталый вид.

— Послушайте меня, Бернар, — сухо произнес Паризи, — вы помните о нашем прошлом разговоре, это входит в ваши обязанности, и вы за это отвечаете. Если концерт окажется под угрозой срыва, наша договоренность утратит силу. А теперь вернитесь к работе.

После того как Макс пообедал у себя дома в Шато-Руж холодным цыпленком, которого Алис оставила на кухне, он задремал на диване в студии, но вскоре был разбужен внезапно вернувшимся страхом. Он попытался было изгнать его алкоголем, но от этого страх только усилился. Когда вечером Берни зашел за ним, чтобы, как обычно, проводить его на концерт, Макс выглядел еще менее уверенным в себе, чем на вокзале, и Берни, прежде чем помочь ему одеться, пришлось сначала отвести его в душ. Затем на углу улицы Кюстин он подозвал такси.

— Парк Монсо, — объявил Берни.

— Но почему парк Монсо? — запротестовал Макс. — Почему ты меня все время возишь туда?

— Там хорошо, — ответил Берни, — там удобно, красиво и чисто. Это рядом с моим домом. И к тому же ничего другого я не могу придумать.

Темно-серое небо нависало над мелькавшими за окнами бульварами. Время от времени в душном и тяжелом воздухе проносился порыв свежего ветра и бил в лицо через опущенные стекла такси. Макс без конца расстегивал и застегивал плащ.

— Ну вот, — буркнул он, когда такси остановилось перед позолоченными воротами, — только дождя не хватало.

— Подождите секундочку, не выходите, — сказал Берни, — я вас укрою. Пожалуйста, выпишите квитанцию, — обратился он к шоферу, затем, бегом обогнув машину и достав на ходу складной зонтик, раскрыл его над головой Макса, который вылез из машины и стоял, пошатываясь, под мелким дождем.

Они снова вошли в парк. Берни шагал изогнувшись, одной рукой он поддерживал Макса, а в другой нес зонтик точно у Макса над головой.

— Держи и над собой, — протестовал тот, — промокнешь.

— Ничего, я ведь в шляпе, — напомнил Берни.

— Послушай, — сказал Макс, — может, лучше зайдем к тебе и выпьем по стаканчику, немного пива в тепле, я думаю, не повредит.

— Нет, мсье Макс, — твердо сказал Берни.

— Ну послушай, — не унимался Макс, — ты ведь знаешь, что сырость вредна для моих рук. Она сковывает мне пальцы. У меня снова начнется артрит, мне кажется, что со мной вот-вот случится приступ.

— Мсье Макс! — отчаянно взмолился Берни.

Почувствовав, что Берни готов уступить, Макс запустил руку в карман плаща, извлек оттуда бутылочки, купленные в поезде, и с угрожающим видом потряс ими в воздухе, словно гранатами.

— Вот, смотри, если ты этого боишься, то у меня все с собой. Это меня только согреет. Одно из двух: или пиво у тебя дома, или я выпью прямо здесь. Думаешь, это будет лучше?

— Это нехорошо, — промямлил Берни, сдаваясь, — это нехорошо.

— Что же тут нехорошего, — удивился Макс, — что в этом плохого? Лучше скажи, где ты живешь.

— Улица Мурильо, — угрюмо ответил Берни, — вон там.

— Понятно, — сказал Макс и усмехнулся. — Однако ты живешь в шикарном районе.

— У меня совсем маленькая квартира, — вяло возразил Берни, — на самом последнем этаже. Там и места-то всего только для меня и моего пасынка.

— Пошли, — скомандовал Макс.

Берни, смирившись, поплелся за Максом, направляя его к южному выходу и стараясь из принципа обойти памятник Шопену, который, сидя за роялем, барабанил какую-то мазурку, а неизбежная девица, с вуалью на голове и неестественно большими ногами, сидя у инструмента, в порыве экстаза закрывала лицо рукой.

— Черт, просто невероятно, надо же так балдеть от музыки, просто нет слов, а на этого парня глаза бы мои не глядели.

Дом номер 4 по улице Мурильо и в самом деле оказался довольно красивым зданием, но квартира Берни состояла всего из трех смежных комнат, выходящих окнами во двор. Берни впустил Макса в главную, служившую одновременно гостиной, кухней и столовой, в которой также помещалась его кровать. Заглянув через открытую дверь в комнату пасынка, того самого одаренного мальчугана, — его, судя по всему, не было дома, — Макс заметил компьютер и монитор последней модели. Как было условлено, Берни принес пиво; к его ужасу, Макс вылил туда добрую половину одной из тех бутылочек, которыми размахивал в парке. Затем, по заведенному обычаю, Берни попытался развлечь пианиста и заставить его забыть о неизбежности предстоящего концерта. Ему было как никогда трудно находить подходящие темы и аргументы, ибо опьянение Макса нарастало с каждой минутой. Хотя было в этом и нечто положительное, потому что хмель все же заглушал страх.

Около половины восьмого Макс и кое-как поддерживавший его Берни прошли по бульвару Мессины к залу Гаво и ровно в восемь часов, после долгих попыток заставить Макса стоять ровно, Берни, следуя обычной технике, вытолкнул музыканта на сцену. Макс, против обыкновения, твердым шагом направился к инструменту, и клавиатура, представшая пред его не совсем ясным взором, показалась ему не одним рядом зубов, а парой челюстей, которые на сей раз твердо решили его схватить, разжевать и проглотить. Едва он появился на сцене, как зал поднялся, приветствуя его. Нескончаемая Ниагара аплодисментов, еще более бурных, чем на прошлой неделе, все не смолкала, и Макс, голова которого работала с трудом, заключил из этого, что концерт окончен. Он несколько раз низко поклонился публике и не менее твердым шагом направился за кулисы под застывшим от ужаса взглядом Паризи. Но Берни, недолго думая, взял Макса за плечи и, развернув его вокруг своей оси, сильным толчком отправил обратно на сцену:

— Нет, теперь — соната.

— Здорово, — сказал Паризи, переводя дух. — Вы просто молодец, Бернар, вы в самом деле молодец.

— Не так-то это легко, — заметил Берни. — Бывает, мне приходится очень туго.

7

Два часа спустя Макс Дельмар, протрезвевший после концерта, со спокойным сердцем и пустой головой спал на заднем сиденье такси. Когда машина наконец остановилась перед его домом, Макс, открыв глаза, увидел у своего подъезда большую, неподвижно сидящую собаку, пристально смотревшую в его сторону. Пока Макс расплачивался и вылезал из такси, собака продолжала за ним наблюдать. Это был очень крупный ньюфаундленд, а может быть, мастиф, впрочем, имевший вполне мирный и даже добродушный вид. Его потянули за поводок, и тогда он встал и ушел. Взгляд Макса, словно объектив кинокамеры, заскользил по длинному поводку, пока наконец не уперся в женскую фигуру, обращенную к Максу спиной. Но даже со спины, даже издалека, даже при скверном освещении, когда горел один фонарь из двух, он сразу же узнал ту сверхъестественно красивую женщину, что он встречал неподалеку от дома. Она со своим зверем удалялась в сторону сквера Ла-Виллет. Макс не принадлежал к тем, кто заговаривает на улице с незнакомыми женщинами, особенно в такой поздний час. Конечно, это вопрос принципа, но именно потому он был на это не способен. Однако, то ли вследствие запоздалого действия выпитого за день алкоголя, а, может быть, и по какой-то другой причине, но на этот раз Макс бросился за женщиной вдогонку, с твердым намерением заговорить с ней. Он абсолютно не представлял, что ей скажет, не беспокоился об этом и даже не удивлялся своему спокойствию, — в последний момент он найдет слова. Увы, приблизившись к ней, он услышал, что она что-то говорит, а подойдя еще ближе, понял, что она разговаривает по мобильному телефону. В подобной ситуации не могло быть и речи о том, чтобы подойти к ней, поэтому Макс бодрым шагом как ни в чем не бывало прошел мимо, притворившись, будто направляется в сквер Ла-Виллет, расположенный через три дома. В этот час на улочках квартала почти безлюдно. Казалось, звук шагов Макса, отражаясь слишком громким эхом от темных фасадов, делал его уловку слишком очевидной, поэтому Макс чувствовал себя крайне неловко, представляя, как он выглядит со спины. Когда он пришел в сквер, у него созрел новый план, очень простой: он вернется назад, подойдет к женщине и на этот раз обязательно заговорит с ней. Он по-прежнему не знал, что ей сказать, но этот вопрос, как ни странно, представлялся сущим пустяком.