Вопрос Финклера

Два дня спустя он ужинал у Либора в компании собратьев-евреев.

За полгода до смерти жены Сэм Финклер принял участие в программе «Диски необитаемого острова». [70]

Безусловно, между этими двумя событиями не было никакой связи.

Финклер впервые упомянул о «Дисках», когда они с женой находились в своем саду, сразу за низкой оградой которого начинался Хэмпстедский парк. В тот момент Финклер завел речь о приглашении в программу только затем, чтобы уклониться от садовых работ. Их садик был отнюдь не местом отдыха — Тайлер без конца возилась с лужайкой и цветами, тогда как у Сэма была на них аллергия. «Полежи в шезлонге, расслабься», — поначалу призывала его Тайлер, но со временем и она убедилась в том, что сам Финклер знал всегда: его тело просто не было приспособлено для расслаблений в шезлонгах. «Когда-нибудь я в нем расслаблюсь вконец», — говорил он. Посему он редко появлялся в саду, а появляясь, обходил его по периметру, как частный детектив, разыскивающий в кустах мертвое тело, лишь иногда задерживаясь, чтобы поделиться с Тайлер какой-нибудь мыслью, — как правило, о своей работе. Если в разговоре возникала пауза, это уже было чревато привлечением к делу — Тайлер могла сунуть ему в руки бамбуковый колышек или моток зеленой бечевки с приказом держать его так-то и там-то. Не ахти какой тяжкий труд, но и он действовал угнетающе на Финклера, которому при этом казалось, будто его жизнь стремительно истлевает, обращаясь в перегной и мульчу.

— Я попал в «Диски необитаемого острова», — сообщил он с самого дальнего конца садика, на всякий случай спрятав руки за спину и опираясь на водопроводный кран.

Тайлер сидела на корточках и колдовала над каким-то чахлым ростком. Она ответила, не оглядываясь и не отрываясь от своего занятия:

— Попал? Как это «попал»? Я и не знала, что ты туда метил.

— А я и не метил. Это онив меня метили.

— Ну так скажи им, пусть метят в кого другого.

— Почему я должен им отказывать?

— А на кой тебе сдались эти «Диски»? Тебе и в саду-то становится дурно, чего уж говорить про целый зеленый остров. И дисков у тебя никогда не было, и вообще ты не знаешь никакой музыки.

— Нет, знаю.

— Ну так назови свою любимую.

— Я сказал, что знаюмузыку, но это не значит, что я ее люблю.

— Буквоед хренов! — сказала она. — Мало того что ты лжец, так ты еще и хренов буквоед. Не советую тебе соваться в эту программу, только хуже будет. Слушатели сразу распознают фальшь: когда ты начинаешь врать, ты повышаешь голос.

Но Финклера не так легко выбить из колеи.

— Я не буду врать, — сказал он. — И не все мои записи будут музыкальными.

— Ну и что ты тогда возьмешь: диктофонные мемуары Бертрана Рассела? [71]Только не смеши меня.

Она встала с колен и вытерла руки о фартук, который он купил ей много лет назад. Серьги в ее ушах также были куплены Финклером, да и золотой «ролекс» — он подарил его жене на десятую годовщину их свадьбы. Тайлер всегда работала в саду при украшениях и полном макияже. Чтобы перейти от подкормки растений к званому обеду в «Рице», ей требовалось совсем немного: только снять перчатки и фартук да пригладить волосы. Тайлер, вдруг возникающая над кучей компоста в облике светской Венеры, — это зрелище стоило того, чтобы периодически появляться в садике, как бы сильно Финклер ни страшился этого места. В такие минуты он удивлялся, зачем нужно заводить любовниц, если его собственная жена красивее и желаннее, чем все они, вместе взятые.

Был ли он дурным человеком или же просто дураком? Сам Финклер не считал себя плохим мужем. Что поделаешь, если моногамия не соответствует мужской природе. И он отдавал долг природе даже тогда, когда эта природа вступала в противоречие с его желанием остаться дома в объятиях жены.

Таким образом, винить следовало пресловутый зов природы, и только его, а никак не самого Финклера.

— Ну, для начала, — сказал он, становясь сентиментальным, — я подумал о музыке, которая играла на нашей свадьбе…

Она приблизилась к нему, чтобы отвернуть кран для поливки.

— Марш Мендельсона? Неоригинально. И вообще, я не думаю, что тебе стоит приплетать сюда нашу свадьбу, о который ты и не вспомнил бы, взаправду попав на необитаемый остров. Раз уж тебе не лезет в башку ничего, кроме свадебного марша, мой совет: откажись от участия в программе. Скажи им, что слишком занят. Другое дело, если бы Мендельсон написал «Адюльтерный марш»…

— Слишком занят для «Дисков»? Для этой программы никто не бывает слишком занят. Это предложение, за которое надо уцепиться, — оно может здорово помочь в карьере.

— Ты уже и так сделал карьеру. Уцепись-ка лучше за конец шланга.

Финклер имел слабое представление о шлангах и потому снова начал обследовать садик на манер частного детектива, заглядывая под кусты и растерянно почесывая затылок.

— Конец — это то место шланга, откуда течет вода, олух царя небесного! Сколько лет здесь живешь, а все конец найти не можешь. Ха! — Она рассмеялась над случайным намеком.

Финклер не улыбнулся.

— Тебе легко рассуждать, ведь это не тебя пригласили в «Диски», — сказал он, обнаружив-таки конец шланга и теперь недоумевая, что с ним делать дальше.

— Да, пригласили тебя.Но почему ты не можешь отказаться от приглашения? Отказ поможет твоей карьере еще лучше, чем участие. Так ты покажешь им всем, что ты не жадюга. Направь струю вот сюда.

— Жадюга?

— В смысле не слишком жадный до славы.

— Ты сказала «жадюга».

— И что?

— То есть жидюга?

— Ради бога, ты же знаешь, что я не это имела в виду. Жида ты сам сюда приплел. Если ты боишься того, как тебя воспримут другие, — это твоя проблема, а не моя. Просто, на мой взгляд, ты слишком рьяно лезешь во все дырки. А что до евреев в нашей семье, то это скорее уж я, чем ты.

— Ты говоришь глупости и сама это знаешь.

— Тогда прочти Амиду или хотя бы одно из восемнадцати благословений. [72]

Финклер отвел взгляд.

Было время, когда она подумывала о том, чтобы шутя облить его водой из шланга, зная, что он постарается ответить тем же и борьба за шланг завершится дружным смехом, а то и сексом прямо на лужайке — плевать на соседей! Но то время прошло…

…Если то времявообще у них было. Она попыталась представить себе, как он ее ловит, стискивает в объятиях, впивается поцелуем в ее губы, и с тревогой осознала, что не в состоянии вообразить эту сцену.

Он посоветовался с друзьями. Не о том, участвовать в программе или нет — он и не думал отказываться, — а насчет музыки, которую он взял бы с собой на необитаемый остров. Либор предложил экспромты Шуберта и несколько скрипичных концертов. Треслав написал ему на листке названия великих предсмертных арий из итальянских опер.

— Сколько тебе положено записей? Шесть? — спросил он.

— Восемь, но арии хватит и одной. Им нужно разнообразие.

— Я даю тебе шесть, на выбор. Они все очень разные. В некоторых умирает женщина, в других — мужчина. А есть одна ария, где они умирают вместе. Это будет шикарный финал программы.

«И финал моей карьеры», — подумал Финклер.

В конечном счете, поговорив еще и с Альфредо, а также руководствуясь собственным популистским чутьем, Финклер остановился на Бобе Дилане, Pink Floyd, Queen,Феликсе Мендельсоне (но не «Свадебный марш», а скрипичный концерт, как советовал Либор), Girb Aloud,явно напрашивавшемся Элгаре, [73]Бертране Расселе как чтеце собственных мемуаров и Брюсе Спрингстине, которого он в телестудии по-свойски именовал Боссом. [74]Из книг он выбрал диалоги Платона и еще — в обход правил — попросил полный цикл о Гарри Поттере.

70

«Desert Island Discs» — еженедельная радиопередача, выходящая на Би-би-си (канал «Радио-4») с 1942 г. Гостю программы предлагается выбрать восемь аудиозаписей, один предмет роскоши и одну книгу — в дополнение к Полному собранию сочинений Шекспира и Библии (или иному религиозно-философскому труду), — которые он взял бы с собой, отправляясь на необитаемый остров. В эфире гость аргументирует свой выбор, что сопровождается проигрыванием отрывков из соответствующих аудиозаписей.

71

Рассел Бертран(1872–1970) — английский философ, математик и общественный деятель, лауреат Нобелевской премии по литературе (1950).

72

Амида— главная молитва в иудаизме, состоящая из восемнадцати благословений.

73

Элгар Эдвард Уильям(1857–1934) — считается «истинно английским композитором», хотя он был католиком (т е. принадлежал к религиозному меньшинству), а в своем творчестве больше ориентировался на музыку континентальной Европы.

74

Прозвище, полученное Брюсом Спрингстином (р. 1949) в самом начале его музыкальной карьеры, когда он после выступлений в клубах распределял выручку между членами своей группы.