Град Божий

Счастлив сердцем. Мне нравится это выражение.

Это не просто выражение, Эверетт, это то, что я действительно чувствую.

Прекрасно.

Боже, самое страшное — это презрение окружающих, презрение мирян.

Я не испытываю никакого презрения.

Если счастлив сердцем, то какое тебе дело до презрения окружающих.

Все в порядке. Я люблю птиц. Я люблю женщин. Я люблю язык. Эти глупости делают сердце счастливым.

Ты знаешь, Эверетт, в чем заключается антропный принцип? Это очень просто: он заключается в том, что после того, как вселенная взорвалась и начала существовать и расширяться, миллиарды лет прошли в газовой тьме, прежде чем фотоны принесли в пространство свет и охлажденные до того…

Постой, постой, о чем это мы?

Это рассказал мне Зелигман — после того, как фотоны набрали достаточно энергии и осветили вселенную. Звезды раскалились, образовались туманности, галактики и черные дыры… словом, в результате всех пертурбаций получились все элементы, необходимые для возникновения жизни человека. Одним словом, элементный состав вселенной определил возможность нашего существования.

Это рассказал тебе Зелигман?

Эта идея, с которой сейчас носятся космологи.

Им, наверное, больше не с чем носиться. Нашли себе очевидный антропный принцип.

Ну, он полезен им, с его помощью они сглаживают какие-то свои проблемы. Возникнет меньше вопросов, если выяснится, что есть другие вселенные, на которых нет необходимых компонентов для зарождения человеческого сознания.

Например, каких?

Водорода, углерода, пространства, времени и всего прочего.

Понял.

Но в нашей вселенной все это есть, и поэтому мы имеем возможность сидеть здесь и разговаривать. Я рассказываю тебе об этом, чтобы ты знал, что есть миряне, которые не испытывают ко мне презрения.

Небольшой мысленный эксперимент: Если бы мы построили ракету и отправили ее в космос и если бы эта ракета была оборудована так, чтобы ее пассажиры чувствовали себя как на Земле, то есть имели бы дороги, дома, лужайки, стулья, видеомагнитофоны, стадионы и войны… то космический путешественник, проснувшись в такой ракете, не мог бы сказать, находится он на Земле, которая вращается по орбите, или на Земле, которая сорвалась с нее и летит по антропной вселенной без надежды когда-нибудь вернуться назад. Вы видите, как, оказывается, все просто?

Итак, свершилось. Они поженились в середине прошлой недели. Мои ожидания оправдались, я не стал свидетелем на свадьбе, да там и не было свидетеля, его место заняла свидетельница — сестра Джошуа Груэна. Я хорошо понял Сару, выбор ее оказался продуманным и наилучшим во всех !отношениях, она признавала потерю, о которой помнила и в счастье, потерю, память о которой она делила с сестрой Джошуа. Это был прекрасный выбор, говоривший о безупречном такте Сары.

Сестру зовут Джуди, она психиатр, социальный работник, ей за тридцать — это маленькая темноволосая, довольно миловидная женщина в корсаже, подтянутая, с легкой фигуркой, немного сентиментальная, что выяснилось, когда в тот воскресный день мы разговаривали в сенатской комнате отеля Джефферсона на Семьдесят второй улице.

— Я очень рада за Сару, — говорит Джуди. — Она чудесный человек. Ее брак с моим братом был заключен на Небесах. Но после всего, что ей пришлось пережить, она заслуживает счастья. Думаю, что это хорошо и для мальчиков.

Муж Джуди, Эл, преподает английский в каком-то колледже в Нью-Джерси; он не спешит соглашаться с женой. Задумчиво теребя бороду цвета соли с перцем, он смотрит на Пэма, который в это время, оживленно болтая, танцует с какой-то престарелой седой леди.

— Я не верю в обращение. Думаю, что оно невозможно. Как вы назовете христианина — марана? — спрашивает он меня.

Вокруг маленького пятачка расставлено несколько покрытых белыми скатертями столов, за которыми гости клюют горячие и холодные закуски. У одной из стен бар, бармен скучает, публика здесь в основном предпочитает шерри и газированную воду. Я подхожу к стойке, прошу налить двойную водку со льдом. Лицо бармена светлеет.

Гостей — пятьдесят или шестьдесят, в большинстве своем родственники Пэма и Сары. Я не знаю почти никого из них. Не сразу до меня доходит, что родственники Пэма сидят по одну сторону, а родственники Сары — по другую сторону стола. Они не смешиваются, что создало бы атмосферу настоящего вечера. На танцевальном пятачке нет сутолоки, маленький оркестр — пианино, саксофон, гитара, бас — играет медленную музыку. Играет неплохо, но когда кто-нибудь танцует, все смотрят.

В таких случаях всегда заметно напряжение между начальниками и друзьями жениха и невесты и их родственниками и старыми друзьями. Это разные миры. Складывается впечатление, что жених и невеста, проведшие добрую часть жизни с теми людьми, стараются сейчас от них избавиться. Я удивлен, кроме всего прочего, двумя обстоятельствами: тем, что свадебный вечер вообще состоялся, и тем, что он состоялся в этом пуританском отеле. Но здесь живет вдовствующая тетка Сары, старшая сестра ее покойной матери Мирна Фейн, и судя по тому, как эта дама отдает распоряжения официантам, вечер — дело ее рук.

Думая об этом, я не понимаю, как Сара содержит синагогу. Сколько оставил ей Джошуа в виде страховки, есть ли деньги у его семьи, или синагога отдана в залог… Кажется, деньги здесь не проблема. Я знаю, что у Пэма нет ни гроша, но не могу то же самое сказать о Саре, хотя ее ученый отец вряд ли купался в богатстве, а ведь содержание в доме престарелых стоит недешево. Вот уж воистину, как можно написать настоящий роман, не упомянув о деньгах?

Джуди и ее муж идут танцевать. Поздравляют Пэма и Сару, которые тоже танцуют. Обе пары отплясывают фокстрот и одновременно разговаривают. Пэм ухитряется жестикулировать свободной рукой. Все смеются, даже скептически настроенный муж Джуди.

На Саре костюм цвета слоновой кости, бронзового цвета шелковая блузка, гармонирующая с ее волосами, которые немного отросли и спадают на шею, как у новых американских революционеров. В ушах нет украшений. По случаю торжества Сара без очков, она смотрит прямо на меня, но я понимаю, что она близорука, прекрасно, счастливо, блистательно близорука, чтобы что-то видеть.

Подходит Мирна Фейн, хозяйка, она взяла на себя обязанность развлекать одиноких гостей. Устраивается на стуле рядом со мной. Полная женщина с сильно накрашенным круглым, довольно приятным лицом. Отдышавшись, она принимается внимательно меня разглядывать.

— Значит, вы писатель…

— Да.

— Я не вижу здесь вашей жены. Вы женаты?

— Нет.

— Разведены?

— Я убежденный холостяк.

— Гордиться нечем. Мои глаза говорят, что вы достигли такого возраста, когда лучше бы найти женщину, которая могла бы о вас позаботиться. Вы слишком долго ждете, какая женщина захочет потом взвалить на себя такую обузу?

— Спасибо за добрый совет, Мирна.

— Вы ведете себя покровительственно. Когда мой муж умер десять лет назад, я унаследовала его дело. Поставка запасных частей для «Дженерал Моторе». В прошлом году я продала фирму за сорок пять миллионов долларов. И скажу вам, что я не хочу, чтобы вы стали вечным нахлебником за столом Сары.

Ого!

— Я все о вас знаю, у меня есть глаза, и я не так глупа, как вам кажется.

Отойдя в противоположный конец зала, сталкиваюсь с маленьким епископом. В цивильной одежде он кажется еще более тщедушным. Епископ испытывает большое облегчение, увидев меня.

— Я не уверен, что веду себя правильно, — говорит он. — Вы, случайно, не знаете, будет ли здесь что-нибудь вроде благословения?

Я смотрю на Пэма. У него в руке бокал. Обняв Сару за талию, он танцует и одновременно разговаривает с двумя молодыми женщинами, которые почему-то кажутся мне странно знакомыми.

— Думаю, что потом Пэм сам что-нибудь скажет.

— Тогда я подожду. Честно говоря, я не знаю, что надо делать. Пэм всегда был полон сюрпризов. Но она красивая женщина, его невеста. Потрясающе выглядит. — Он улыбается. — Раввины обычно не бывают такими красивыми.