Заклятое золото

— Другими словами, ты предоставляешь мне роль великолепного украшения для твоего дома и намерен отдалить меня от серьезной стороны жизни? Феликс, ты, очевидно, совсем не знаешь меня, предлагая мне такого рода роль.

В этих словах слышался упрек, но это не было нежным упреком невесты, требовавшей участия в делах будущего мужа. Услышав эти холодные слова, луч счастья, снова вспыхнувший в глазах Рональда, сразу же потух.

— Я знаю, кем ты можешь быть, — сказал он с вынужденным спокойствием. — Но, в сущности, в том, что ты услышишь, нет ничего нового. Это — старая история зависти, злобы и ненависти к «выскочке», опередившему всех остальных. Открыто никто не посмеет выступить против меня, да я и не посоветовал бы никому делать этого, но скрытая вражда еще опаснее открытой борьбы. Чтобы внушить уважение завистникам, необходимо что-нибудь выдающееся. Дворянская грамота в наших кругах считается высшим знаком отличия; ее не дают всякому счастливому спекулянту, а мне она даст еще необходимую поддержку для дальнейших успехов. Если ветер подует в другом направлении, Феликса Рональда можно свергнуть, а барона фон Рональда — не свергнешь. Признание своим уже явится как бы обязательством для высших кругов стать на мою защиту.

Эдита внимала его словам уже с некоторым страхом. До сих пор она видела лишь блестящий путь метеора, при последних же словах жениха ей пришлось заглянуть и в темную бездну, где пресмыкались всякие враждебные силы.

— Я не знала, что под тобой такая шаткая почва, — тихо произнесла она, наконец.

— Пустое! — воскликнул Рональд. — В открытом море всякое судно подвержено качке. Это нисколько не пугает капитана, и он смело вступает в борьбу со стихией. Я знал, что делаю, требуя себе не простое дворянство, а баронский титул. Волей-неволей высшему свету придется согласиться с этим, и совершившийся факт заткнет глотки моим противникам.

Он говорил это тоном победителя, но невеста встретила его слова молчанием. От ее прежнего чувства радости не осталось и следа при мысли о том, каким путем достигается это «отличие» и каким целям оно должно послужить. Да и вообще это было весьма странной темой разговора для первых минут после помолвки. В нем речь шла лишь о ненависти и злобе, о борьбе и бурях, предстоявших впереди. При этом Эдита невольно вспомнила об угрожающих взглядах, которыми обменялись Рональд и Эрнст, и с ее губ сорвался вопрос:

— Феликс, скажи, что произошло между тобой и этим Раймаром?

При этом неожиданном вопросе по лицу Рональда пробежала молниеносная судорога, но уже в следующую минуту оно приняло холодное, презрительное выражение.

— Раймаром? — повторил он, как бы стараясь припомнить что-то. — Ах, да, ты говоришь о гейльсбергском нотариусе и хочешь знать, что произошло между нами? Я и сам не знаю. У меня нет ничего общего с такими ничтожными людьми. Но ты, по-видимому, готова поставить его на одну ступень со мной… право, это очень лестно для меня!

— Однако ты ведь знал его раньше, — настаивала Эдита, нисколько не смущаясь его пренебрежительного тона. — При встрече с тобой он держал себя как-то враждебно.

— Конечно, я знаю его, — и Рональд снисходительно пожал плечами. — Я начал свою коммерческую карьеру в банкирском доме его отца. Разве ты этого не знала? Да, впрочем, это и не заслуживает внимания. Он лишился состояния и общественного положения и вследствие этого, конечно, и очутился в этом благословенном Гейльсберге. Ну, а я возвысился… разумеется, это является достаточным поводом к тому, чтобы питать бессильную злобу и вражду к лицу, некогда бывшему у Раймаров в подчинении, а теперь занимающему несравнимо высокое положение. Я нахожу это вполне естественным, но не считаю эту истину достойной внимания.

— По-видимому, ты презираешь Раймара? — медленно произнесла Эдита. — Не слишком ли низко ты его ставишь? По крайней мере, в нем не видно было и следа страха перед тобой; напротив, его поведение было почти вызывающим; а ты… ты как будто считал это в порядке вещей?

Рональд быстрым взглядом окинул невесту, а затем громко рассмеялся, но каким-то нервным деланным смехом.

— У тебя пренеприятная наблюдательность! Неужели ты успела сделать такой исчерпывающий вывод в течение тех двух-трех минут, когда этот нотариус осчастливил нас своим присутствием?

— Они лишь подтвердили мне то, что я уже знала. Я слышала это из его собственных уст.

Последние слова произвели совершенно неожиданное действие. Рональд словно получил пощечину. Он вдруг схватил руку Эдиты и, почти до боли стиснув ее, крикнул:

— И он посмел сказать тебе это? И ты выслушала его? Скажи, что он говорил тебе еще? Отвечай, Эдита! На что он намекал?

Эдита энергичным движением высвободила свою руку и отошла.

— Ты не владеешь собой, Феликс! Опомнись! — воскликнула она, возмущенная его дикой выходкой.

— Ты права, я слишком раздражен. Это следствие переутомления, ведь в последнее время я вынужден был превращать ночь в день, и у меня едва было несколько часов для сна, вот теперь это и сказывается на мне. Но я хочу знать, что Раймар говорил тебе еще? Да вообще, где ты могла вести с ним подобный разговор? Ты ведь видела его здесь в первый раз?

Эти слова Рональд произнес уже спокойнее, но его глаза все еще лихорадочно блестели. Прошло несколько секунд, прежде чем Эдита ответила; какой-то внутренний голос советовал ей не говорить о встрече в лесу, и она уклонилась от прямого ответа.

— Он, конечно, не приехал бы в Гернсбах, если бы знал, что встретится с тобой, — заметила она. — Мы говорили о Штейнфельде, а в связи с этим и о владельце штейнфельдских заводов, и тут он невольно выразил свою неприязнь к тебе. Тогда он и не подозревал, в каких я с тобой отношениях.

Рональд тяжело оперся о спинку кресла, возле которого стоял, и не спускал напряженного взгляда с лица Эдиты, словно стараясь угадать ее мысли.

— Так? Следовательно, это был случайный, ничего не значащий разговор? — спросил он, наконец. — Тем не менее, прошу тебя, чтобы он не повторялся. Ты сама видишь, что тебе, как моей невесте, не следует встречаться с человеком, который откровенно сознается в своем враждебном чувстве ко мне.

— Я вижу лишь то, что ты боишься этого человека! — холодно возразила Эдита.

— Боюсь? Не я, а он должен меня бояться. Я не привык церемониться со своими врагами, а с этим Эрнстом Раймаром у меня еще старые счеты. Он тогда совершенно исчез, так что я даже не знал, где он; но теперь, если он вздумает встать у меня поперек дороги, то советую ему быть поосторожнее! Я сотру его с лица земли!

Эдиту покоробило от злобного, ледяного взгляда жениха; она почувствовала демоническую волю в человеке, которому согласилась отдать свою руку, увидела, что этот человек, действительно, безжалостно уничтожает все, что попадается ему на пути; теперь она знала его!

Молчание Эдиты напомнило Рональду, как далеко он зашел. Вынудив себя говорить обычным тоном, он спросил:

— Тебя это пугает, дитя? Конечно, ты еще не успела поглубже окунуться в жизнь и потому не знаешь о той ожесточенной борьбе, при помощи которой каждый старается завоевать себе место под солнцем, а я, я слишком хорошо ее знаю. Но теперь ты сама видишь, что не так-то легко, как ты думала, быть поверенной в моих делах.

— Да, теперь я вижу это! — еле слышно проговорила Эдита.

— Однако довольно говорить обо всех этих несносных вещах! — воскликнул Рональд. — Не понимаю, как это мы договорились сегодня до этого? Не будь такой серьезной и холодной, Эдита! Ты дала мне сегодня слово, свою руку и сердце, так позволь, наконец, хоть раз испытать истинное счастье!

Рональд в порыве страсти снова обнял невесту. Хотя Эдита молча и подчинилась его ласкам, но не ответила на них и облегченно вздохнула, когда на пороге комнаты появились ее отец и Вильма.

Наступил вечер. Помолвку решили отпраздновать в самом тесном семейном кругу, но торжественно, и Эдита под предлогом, что хочет переменить туалет, ушла к себе в комнату. Она остановилась у открытого окна и, по-видимому, вовсе не думала о туалете, а мечтательно смотрела в окутанный вечерней дымкой парк, казавшийся каким-то таинственным в тишине умирающего весеннего дня. Итак, жребий брошен, согласие дано, но на хорошеньком личике девушки не было и следа того счастья, которое, казалось, должно было сулить открывавшееся перед ней блестящее будущее. Хотя Марлов был тоже богат и занимал видное положение, но быть баронессой фон Рональд, женой человека, обладающего сказочным богатством, и играть видную роль в высшем обществе было все же слишком заманчиво! Честолюбивая мечта Эдиты Марлов осуществлялась. Она была так пламенно и страстно любима человеком, женой которого согласилась быть! Ей давалось высшее счастье… чего же еще нужно?