Девятый круг

В моем сознании сразу же возник красочный образ двух противоборствующих аур вокруг Кейси. Одна, окрашенная в великолепные тона искрящегося золотистого цвета и способная в любой момент мгновенно сменить ее, другая — черная, источающая столь отвратительную порочность, что при взгляде на нее начинаешь испытывать сильнейшую душевную боль. Это должно было прийти мне в голову раньше. Я должен был знать это. А если совсем честно, то, может, я и знал.

— Итак, кто она? — решительно потребовал ответа Стефоми.

— Кейси Марч, — ответил я. — Она моя соседка. Я помогаю ей. Она всего лишь подросток, и у нее никого нет. Она утверждает, что ее беременность стала следствием непорочного зачатия.

— В таком случае, я полагаю, мы имеем еще один довод в пользу появления Иисуса номер два, — сказал Стефоми, пожимая плечами. — Бедный малыш. Он может вырасти либо Гитлером, либо Шиндлером, но никак не кем-то, находящимся посредине между ними.

— Значит, в таком случае следует уделить особое внимание воспитанию ребенка, — решительно произнес я.

Некоторое время Стефоми молчал, задумчиво глядя на раскинувшийся перед нами город. Лицо его выражало сомнение.

— Ну да, ведь это весьма непростая ситуация, не так ли? К тому же люди расходятся во мнениях относительно методов воспитания. У кого больше оснований решать этот вопрос?

— Конечно, у матери! Ведь это же ребенок ее, Кейси, верно? Она уже любит его!

— Да, конечно. Но я так понимаю, что Клара Гитлер тоже питала нежные чувства к своему маленькому диктатору, — заметил с некоторым раздражением Стефоми. — Так при чем же здесь любовь, Габриель? Вот если бы она была из тех матерей, что бьют и морят голодом своих детей, то, возможно, удалось бы предотвратить столько смертей…

— Я помогу Кейси, — прервал я его.

— Значит, поможешь, это точно?

— Да, обязательно помогу, — ответил я, кивнув.

Стефоми пристально посмотрел на меня, на его губах мелькнула кривая усмешка.

— Как приятно бывает узнать, что среди нас находится герой! Теперь я уверен, что мой сон не будут омрачать видения Апокалипсиса, раз ты, Габриель, внес свое имя в список тех, кто берет на себя обязанности по смене подгузников!

Я нахмурился:

— Ты не понимаешь. Я намерен обеспечить безопасность Кейси. Это то, чего хочет от меня Бог. Для этого я нахожусь здесь.

Стефоми понимающе кивнул:

— Разумеется… А откуда ты так хорошо знаешь большого дядю?

— Большого дядю? — переспросил я, пытаясь вспомнить какого-нибудь верзилу, с которым, возможно, был знаком.

— Большого дядю там, наверху. Господа Бога, Аллаха, Ганешу, Будду… как ты предпочтешь Его называть.

— Почитатели Будды не считают его богом, — возразил я, стараясь подавить раздражение. — А остальные так называемые боги, упомянутые тобой, — ложные.

— Бог мой, ну почему любой вопрос тебе непременно нужно превратить в теологическую дискуссию? Хорошо, Габриель, для тебя я сформулирую это по-другому: на чем основана твоя уверенность в знании того, чего хочет от тебя Бог?

— Я просто знаю, вот и все. Как же ты не понимаешь? Это как в одном из комиксов. А я вроде одного из тех супергероев. Я совершенно не беспокоюсь о себе, а только стремлюсь помогать другим людям.

— Значит, супергерой? — насмешливо произнес Стефоми, оглядывая меня сверху вниз. — Да, пожалуй, сходные черты налицо. Только на твоем месте я не стал бы носить одежду из спандекса. [5]Не думаю, чтобы мужчина в спандексе выглядел привлекательно.

— Да заткнись ты с этим чертовым спандексом! — рявкнул я, выходя из себя. — Он к делу не относится. Какого хрена ты всегда все превращаешь в какую-нибудь дурацкую шутку!

— Прости, Габриель. Это скверная привычка, я знаю. Я всего лишь хотел, чтобы ты, строя эти свои планы, не забывал, что являешься не единственным участником игры. И у ангелов, и у демонов могут быть свои планы относительно этого младенца.

— Так что же, черт побери, все это значит?

Брови Стефоми поднялись, он внимательно посмотрел на меня:

— Не кипятись. В Будапеште не предвидится нашествия стройных рядов ангелов и орд демонов. Этого не одобряют ни Бог, ни Люцифер.

— Они этого не одобряют? — переспросил я недоверчиво.

— Да. Земля — это игровое поле для человечества. Ангелы и демоны могут позволить себе поучаствовать в ней в известных пределах. Но все основные действия должны совершаться игроками, принадлежащими к роду человеческому. Конечно, — добавил он, пожимая плечами, — из этого не следует, что ангелы и их падшие братья не могут пользоваться услугами агентов из числа людей. Однако сейчас людей из Смежности существует очень мало, и я уверен, что здесь, в Будапеште, их всего двое — ты и я.

Я пристально взглянул на него, и он ответил мне таким же взглядом, присовокупив к нему грустную улыбку.

— Не надо так смотреть на меня, Габриель. Я не собираюсь отнимать ребенка у его матери. Понимаешь, дети — это не из области моих интересов. Этот крик…

— Кричат они не так уж часто, — возразил я.

— Да не они. Это я про себя. Если нахожусь среди них слишком долго.

Вздохнув, я ладонью пригладил волосы на голове.

— Неужели я единственный, кто чувствует, что их как будто поймали в гигантскую невидимую паутину?

— Ты имеешь в виду Божию паутину, не так ли? — спросил Стефоми.

— Это паутина дьявола! — резко отпарировал я.

— Ну хорошо, это та паутина, которая простирается вниз от нижней области Царствия Небесного до самого верхнего уровня Преисподней, а посредине этой паутины находится оказавшаяся в ловушке Земля. Если Господь Бог считает такое положение дел настолько неподобающим, то можно лишь удивляться, почему Он не озаботится стереть паутину с границ Царствия Небесного, чтобы она могла безболезненно опуститься вниз и сложиться сама по себе. Скорее всего, Всемогущий Господь получает удовольствие, наблюдая за теми насекомыми, что попадают в нее и мечутся там, тщетно пытаясь высвободиться. Ведь у пребывающего на Небесах выбор развлечений весьма скудный.

— Ты не должен клеветать на Бога, — сказал я, с трудом сохраняя спокойствие после услышанного от него богохульства. — Ты должен верить в Него.

— Между прочим, а откуда берется твоя вера? — спросил Стефоми, глядя на меня со странным любопытством в глазах. — Как ты можешь верить в Царствие Небесное? Я не думаю, что смог бы вытерпеть сколь-нибудь длительное время зрелище, когда толстенькие голенькие херувимы играют на арфах.

Я задумался, пытаясь отыскать логичный ответ на эту реплику, но так и не нашел его. Видимо, вера неподвластна рационализации.

— Ну ладно. Пожалуй, я отправлюсь к себе, — взглянув на часы, сказал Стефоми. — А ты, Габриель, правильно сделаешь, если будешь оказывать поддержку этой девушке. Ведь в таком случае, пока ее ребенок подрастает, в нашем распоряжении окажется, по меньшей мере, на несколько лет больше, чем мы предполагали, до того момента как Бог спустится вниз и станет творить правосудие направо и налево так, будто завтрашний день уже никогда не наступит.

Пока мы там стояли, стемнело. Цепной мост был уже подсвечен, а на противоположном берегу темной глади Дуная стали видны залитые светом прожекторов очертания базилики и здания парламента. Зажглись выполненные в старинном стиле светильники, озарившие мягким золотистым сиянием сказочную россыпь белых шпилей Рыбацкого бастиона. Зрелище было настолько волшебным, что, возвращаясь назад, к сверкающему огнями Цепному мосту, я почти всерьез ожидал увидеть шагающего сквозь заледенелые арки единорога или снежных фей, порхающих вокруг высоких светящихся уличных фонарей.

До дому в тот вечер я добрался уже довольно поздно, поднялся на лифте к своей квартире, но то, что я услышал, проходя по коридору, заставило меня резко остановиться. Дело в том, что стены в доме достаточно тонкие, и до меня отчетливо донеслись звуки рыдания из квартиры Кейси. Тут я с ужасом вспомнил все то, что сегодня говорил Стефоми, когда мы стояли внутри башни, глядя сверху на скованный льдом Дунай, — все его слова про еще не родившегося ребенка и про тот настойчивый интерес, который проявляют к нему в равной степени и ангелы, и демоны… «Не забывай, что ты не единственный участник в этой игре…»

5

Спандекс — ткань из полиуретанового волокна.