Замерзшие поля

Совсем немного времени прошло, прежде чем она поняла, как глупо было пить кофе после ужина: спать ей теперь не захочется долго. И поскольку мать имела обыкновение час или около того перед сном читать, а потому случайно могла бросить взгляд на ее коттедж, встать не получится. Стоит зажечь свет, и она тут же примчится узнать, что не так. Шарлотте хотелось прогуляться — может, внизу, по берегу. Но это значит одеваться в темноте и украдкой выбираться из коттеджа — рискуя столкнуться с отцом. Она еще не слышала, чтобы он ушел к себе. Если подождать, будет, конечно, безопаснее, но ждать не хотелось. Осторожно нащупывая юбку, она услышала, как хлопнула его дверь. Шарлотта вздохнула с облегчением. Все разбрелись по домам, и будет намного легче.

Все прошло очень гладко; удалось пробраться неслышно. Под оплетенной виноградом перголой, через огород, по открытой поляне к мысу, с которого кипарисы и валуны смотрели на воду внизу. Низкие тучи, скользившие над головой, отбрасывали волны тени, что медленно ползли по залитой лунным светом земле. На ходу она весело мурлыкала себе под нос. Направо, под большой кривой кипарис, по лощинке, снова наверх; дорогу она знала отлично. Не рассчитывала только на одно — встретить мистера Ван-Сиклена, который сидел на валуне у самой тропы, когда Шарлотта вышла на край утеса. Сидел и смотрел на море; на ее невольное «Ой!» археолог оборотился и улыбнулся ей в лунном свете.

Встреча так поколебала ее душевное спокойствие, что она просто остановилась, глядя на него.

— Я так и думал, что вы выйдете, — удовлетворенно сказал он.

Она только и нашлась:

— Почему?

— Мне показалось, вам спать не хочется.

Она ничего не ответила. Поначалу хотелось ответить ему неприязненно, но она решила, что это слишком по-детски.

— Я подумала, стоит немного погулять по пляжу.

Он рассмеялся.

— Я видел, как вы тайком выбирались из дома. — (Ну почему нужно быть таким неприятным?) — Хотите покататься?

— О нет, не думаю, спасибо, — вежливо ответила она, сознавая, что ее голосу недостает решимости.

— Конечно, хотите. Пойдемте!

Он вскочил на ноги, схватил ее за руку и потащил за собой обратно по тропе.

— Нет, в самом деле! Нет! Послушайте! — Ей хотелось сопротивляться, но она боялась показаться некомпанейской занудой. Наконец, пришлось на миг остановиться. — Прошу вас! — выдохнула она. — Не так быстро!

Эту фразу, похоже, он истолковал как подразумеваемое согласие; рассмеялся, ослабил хватку и сказал;

— Джип стоит на верхней дорожке.

А очутившись в машине, мчавшейся в гору так, что ночной ветер бил ей в лицо, Шарлотта подумала, что, вероятно, и с самого начала собиралась принять его приглашение. Воздух пах резко, душисто — они ехали через эвкалиптовый лес, будто по высокому темному тоннелю. Над головой эхом отзывался рев мотора. Минуту спустя перед ними замаячили стены дворца султана Мулая Хафида — машина подъезжала к главному входу, и они вырастали на глазах. Еще через секунду стен не осталось вовсе; они выехали на высокогорный плоский отрезок дороги, что вела через оливковую рощу к Бу-Амару. К югу полого откатывались холмы — огромная панорама в дымке, выбеленной лунным светом. Здесь и там вверх по склону ползла неуверенная тень облака, а достигнув вершины, принимала новую форму и расстилалась по долине за холмом. Облака висели низко и двигались медленно. Шарлотте хотелось сказать; «Как красиво». Но археолог повернул лобовое стекло горизонтально, и дыхание из нее выбило налетевшим порывом воздуха. Белые туземные домики Бу-Амара пронеслись мимо, и вновь машина выехала за город, теперь — в сосны. Дорога не отворачивала от прямой, только вздымалась и ныряла, будто американские горки, по холмам. Археолог закрыл ветровое стекло.

— Мне ее раскочегарить? — крикнул он.

— Только быстрее не надо, если вы об этом.

— Я об этом.

— Нет!

— Эта штука все равно ездить не умеет! — заорал он.

Но Шарлотте показалось, что он лишь подбавил газу.

Деревья исчезли; джип выехал на открытое скалистое высокогорье, усеянное клочками падуба и вереска, блестевшими под луной. Далеко впереди маяк снова и снова отправлял свою депешу. Археолог вдруг остановил машину. Здесь было совсем тихо, если не считать ветра: насекомых не слышно, а море слишком далеко. Он зажег сигарету, ей не предложил и посмотрел искоса.

— А вы — та, кого насмешливо называют «целомудренной юной барышней»?

Сердце у нее оборвалось.

— Чем? — (Такой идиотизм, как бы там ни было.) Она помедлила, затем сказала: — Наверное. А что?

—  Оченьцеломудренной?

— Вы привезли меня сюда, чтобы расспрашивать о морали?

— Она для меня ни черта не значит, если хотите знать. Спрашиваю только из вежливости. Ну вроде — как ваше люмбаго. — Как ваш абсцесс в зубе?

Помимо своей воли она сказала:

— Знаете, мне кажется, вы довольно противны.

Он выпустил дым ей прямо в лицо.

— Любое отвращение, милая моя барышня, — всего-навсего отсутствие аппетита, желание не трогать чего-то ртом.

— Что?

— Кушать что-то. Целовать кого-то. Одно и то же.

— Я не понимаю, о чем вы.

Ей стало тревожно: будто разговаривает с безумцем.

— Я всего лишь пытаюсь вам сказать, что вовсе не противен вам.

Маяк вспыхивал и гас. «Как мне заставить его вернуться?» — подумала Шарлотга.

— Во всяком случае, судить об этом мне, — сказала она несколько нетвердо.

— И все же вы хотите, чтобы я вас поцеловал.

— Что? — пронзительно вскрикнула она. И через секунду тихо сказала: — Чего ради мне хотеть, чтобы вы меня целовали?

— Черт его знает. Но вы хотите.

— Неправда. Не хочу.

Он отбросил сигарету.

— По-моему, хватит уже спорить о таком пустяке, — сказал он, повернувшись к ней.

С нею раньше так никто не обращался. Когда он ее схватил, она ничего не могла сделать. А когда попробовала изо всех откинуть голову, он поймал ее губу зубами так, что она вскрикнула от боли. После долгой борьбы археолог отпустил ее и, ухмыляясь, отстранился. Она попробовала заговорить, но только всхлипнула и сглотнула.

— Возьмите платок, — сказал он. Шарлотта машинально взяла и высморкалась. Затем промокнула губу и на белом льне увидела темную кровь. В ней почему-то проснулось мужество, и она смогла поднять голову и взглянуть на археолога.

— Я…

— Не пытайтесь говорить, — резко сказал он.

Она уставилась на него, охваченная ненавистью, приоткрыла рот и вновь захлебнулась. Достаточно успокоившись, чтобы подумать: «Это было свинство», а не «Это свинство», она вернула ему платок и спокойно произнесла:

— Моя мать была неправа. Она говорила, что пасть ниже мсье Ройе невозможно.

Археолог в восторге расхохотался:

— О, тот гораздо хуже. Гора-а-аздо хуже!

— Если вы не возражаете, я бы предпочла об этом больше не разговаривать.

— Бросьте, все было не так уж плохо, — сказал он.

Шарлотта не ответила.

— Вообще-то, — не отступал он, — поездка была для вас полезна.

— Не думаю, что мой отец с вами согласится, — несколько чопорно ответила она.

— Возможно. Однако его мнения спрашивать никто не будет, верно?

Вспомнив свой вздох облегчения, когда отец захлопнул за собой дверь коттеджа, она промолчала. Археолог завел двигатель, развернул джип, и они помчались обратно так же быстро, как ехали сюда. У гаража Шарлотта выскочила, не сказав больше ни слова, и поспешила к себе. Свет нигде больше не горел. Она разделась в темноте, включив лампочку над умывальником лишь для того, чтобы капнуть на губу йодом. Ложась в постель, она заметила, что дрожит. Но все равно шум волн не мог усыпить ее еще очень долго.

Наутро она проснулась в дурном расположении духа. Вероятно, сказывался перелет, а, может быть, нервы расстроились от неприятностей прошлой ночи. Халима, младшая жена повара Мустафы, принесла ей завтрак. Закончив, Шарлотта поднялась и посмотрела в зеркало. Нижняя губа по-прежнему опухшая. Может, к обеду спадет», — с надеждой подумала она, затем надела купальный костюм и помчалась на пляж, где все утро загорала и купалась. Около полудня она заметила, как из-за скал у подножия мыса выходит мсье Ройе — в белом фланелевом костюме и с тросточкой. Он подходил все ближе, и Шарлотта была рада, что это не мистер Ван-Сиклен.