Страница 83 из 85
Потом он отправился на Белорусский вокзал, забрал уже из тамошней камеры хранения сумку, в которой были остатки денег, золото и перстень. «Недолго ты ему порадуешься, – подумал Филатов, представив Логвиненко в перстне и наручниках. – Если вообще порадуешься...» И отправился домой ждать.
Следующий день готового ко всему Филатова состоял из душа, завтрака, чтения газет, обеда, опять чтения газет... И тошнотворного ожидания. От Кайзера позвонили в шесть вечера. Юрий собрался, предчувствуя, что сюда больше не вернется, уложил в дипломат оружие – «Яти-Матик» и гранату. Золото и деньги разделил на две части, одну из которых поместил в кейсе с оружием, а другую упаковал в сумку. Засунул перстень в карман, убедился, что ничего не забыл, и отправился во двор, где его ждала машина.
Через час с лишним Филатов оказался за городом, на какой-то даче («Да сколько их у Кайзера?»), где его ждал двухметрового роста мужик, из всего «великого и могучего» владевший, как казалось, двумя словами: «Ждать приказано».
Юрий расположился в комнате с камином, где к его услугам был приличный бар, в котором нашелся коньяк, водка и несколько бутылок «Рислинга».
Филатов, так и не получив ответа на вопрос «Сколько мне еще ждать?», начал медленно, но верно напиваться. И к ночи заснул прямо в кресле.
... Кто-то настойчиво теребил его за плечо. Продрав глаза, Филатов увидел перед собой изможденное, утратившее природный румянец лицо Лени Жестовского.
– Юрка, ты это или не ты? Открой тайну, несчастный...
Филатов еще раз потер опухшие веки и, дабы убедиться, что перед ним не призрак, ткнул ему в грудь пальцем. Палец уперся в твердое. Логвиненко выполнил свое обещание.
– Ну, здоров, друг милый. Я это, я. Да ты присаживайся, будь как дома!
Обалдевший Жестовский сел в кресло напротив. Он ничего не понимал в происходящем, Юрий же не спешил объяснять.
– Документы тебе дали какие-нибудь? – спросил он.
– Что-то сунули в пиджак, – пробормотал Леонид и вытащил конверт.
– Покажи!
В конверте оказался загранпаспорт с визой посольства Германии и билет на самолет.
– Рейс на завтра, на 10–15. У нас с тобой почти сутки. Выпей, вон там шнапс есть...
... И через много лет Жестовский вспоминал предыдущие месяцы как страшный сон. С трудом придя в себя в изоляторе на Лубянке, он не сразу понял, в какой переплет попал. Скрывать что-либо не было смысла, и он сразу сообщил органам все, что знал. А знал он очень мало, и вскоре допросы прекратились.
Одиночная камера, казалось, проглотила его навечно. Жестовский бездумно лежал на койке, моля Бога только об одном: в последний раз увидеть семью...
Через месяц за ним пришли. Куда везут – не сказали; посадили в машину, приспособленную для перевозки заключенных, и часов семь он пробыл в какой-то другой тюрьме. Оттуда его забрали ранним утром, привезли в какое-то здание, дали новый костюм, пальто и доставили прямиком к Филатову. Можно представить, что он испытал, увидев в кресле около камина благоухавшего перегаром друга...
– Юрий, признайся, чего тебе это стоило? – задал он первый вопрос.
– Жизни, Леня, – почти серьезно ответил Филатов. – Я бы на твоем месте ничего не спрашивал. О себе, во всяком случае. Вот о Маринке можешь спросить, о матери, о Тамаре...
Жестовский только помахал головой, словно отгоняя кошмар. Юрий начал сам:
– Маргарита Петровна и Марина в Германии. Тамара у родителей, ты ее не скоро увидишь, придется с этим смириться. Зато мать и дочку встретишь завтра или послезавтра, как доберешься. Вот адрес лечебницы. Ты доволен? – закончил он их коронной детской фразой. – Тогда подожди тут, я пойду умоюсь и разведаю как и что.
В коридоре на стуле сидел охранник. На вопрос, где бы тут привести себя в порядок, он молча кивнул в направлении дальнего конца коридора.
Холодная вода освежила. Промокнув лицо полотенцем, Юрий вернулся назад, спросив по дороге, какие насчет них инструкции. Охранник только пожал плечами и красноречиво показал жестом: мол, сидите и не рыпайтесь до приказа. Но как только Филатов вытащил из холодильника водку и налил по рюмке, вошел охранник и проронил:
– К телефону...
Юрий подошел к столику и взял трубку. Логвиненко сказал:
– Готовься к заданию. Не вздумай сказать лишнее Жестовскому – он и в Германии не убережется. И вспомни хорошенько подробности последнего твоего разговора с Матвеем Кузьмичом. Вопросы?
– А что, он так и не появился? – не утерпел Филатов.
– Он погиб.
– По-онял... Я могу дать Жестовскому денег на дорогу?
– Не надо. Там ему все дадут. – Кайзер положил трубку.
«Проговорился... – подумал Филатов. – Интересно, какую он легенду Леньке придумал...» В том, что Логвиненко не мог упустить случая завербовать обязанного ему человека и как-то его использовать, он не сомневался. Иначе Жестовского бы просто никто не стал вытаскивать из тюрьмы. Не такой дурак был Кайзер, чтобы рисковать, зная, что легко может «кинуть» Юрия. Видно, в голове генерала созрел какой-то план, участвуя в котором Леонид смог бы заплатить свой должок.
Полусонный Жестовский, медленно водя ножом, нарезал копченую колбасу. Они почти не разговаривали, хотя у каждого было о чем рассказать. Но в комнате могли быть «жучки», и откровенничать для чужих ушей у друзей не было никакого желания. Они просто вспоминали прошлое и впали после второй бутылки в какое-то умиленное состояние, смешанное с появившимся ощущением своей значимости.
В конце концов давно не употреблявший спиртного Жестовский, к тому же изрядно ослабевший на тюремных харчах, отрубился. Филатов продержался дольше и сумел даже произнести перед уже спящим другом тост, который формулировался так: «Ну, блин, за д-дружбу!» Потом отрубился и он...
Оба проснулись посреди ночи. Филатов мимо статуеобразного охранника добрался до туалета, справил нужду, умылся, все вспомнил и наконец-то пришел в себя. Возвращаясь, столкнулся с Жестовским, который шел по тому же делу.
– Мы выйдем покурим на свежем воздухе, – предупредил охранника Филатов. Тот обронил только: «У крыльца. Дальше охрана...» – и снова стал похож на статую, символизирующую Неукоснительный Долг.
Юрий закурил, они присели на лавочку. Леонид спросил:
– Неужели конец близок, а, Юрий?
– Ну что ты, Ленька, все еще только начинается, – ответил Филатов...
Глава 29
По дороге в Шереметьево друзья молчали. За рулем машины сидел мужчина средних лет, явно не похожий на простого охранника. Он тоже не делал попыток заговорить, и им оставалось снова и снова думать о том, что, может, больше не увидятся они на этом свете... Хотя – кто знает?
Леонид летел с кейсом, в котором была смена белья, какие-то газеты, папка с документами, – чтобы на таможне не вызвать недоверия.
Путешествовал Жестовский, понятно, под чужой фамилией, с командировкой Минздрава СССР и направлялся, по легенде, на стажировку к тем самым чудо-докторам, которые знают способ излечения от хворей, вызванных радиационным облучением. Логвиненко надежно прикрыл своего потенциального агента...
Все формальности были пройдены быстро, и через прозрачное стекло аэропорта Юрий увидел, как он в числе других поднимается по трапу самолета.
Леонид не оглянулся: они попрощались перед турникетом, пожали друг другу руки, потом обнялись по-мужски. Водитель, стоявший в отдалении, равнодушно посмотрел на них и отвернулся... Люки самолета закрыли, машина начала рулежку, оторвалась от земли и вскоре исчезла в небе.
Филатов повернулся к водителю. Тот сложил газету, которую читал, прислонившись к стене. Поднял глаза на Филатова:
– Вы должны исполнить обещание и позвонить по некоторым телефонам. Так сказал босс. Он свою часть договора выполнил.
– Поехали в город, отсюда не буду звонить, – ответил Филатов. – У меня есть «счастливый» переговорный пункт недалеко от Казанского вокзала.
Доверенный Логвиненко пожал плечами:
– Как угодно...
Время с каждым километром летело все быстрее, с каждой минутой Юрий все более остро чувствовал запах крови. Филатов переходил в наступление, открыто объявляя своему «покровителю» войну не на жизнь, а на смерть. О жертвах думать не приходилось – или он, или Логвиненко. Хотя, в общем-то, Кайзер был, судя по заверениям генерала, обречен Но и теперь, обложенный, как волк флажками, мог запросто перекусить горло.