Страница 82 из 85
– Во, а говорил – автомат выбросил! – Есаков не сообразил сразу, что «Яти-Матик» станет в их торговле «калькулятором окончательных расчетов».
Филатов засмеялся:
– Выброшу. Попозже. Оружие в угол! – он произнес это таким тоном, что Есаков начал о чем-то догадываться.
– Да ты чего, Юрий, кончай фигней страдать!
– Обрати внимание на глушитель.
Матвей Кузьмич уставился на него, покачал головой и без пререканий вытащил из наплечной кобуры «Макаров» и бросил в угол.
– Ты делаешь ошибку, Филатов.
– Наоборот – я ее исправляю.
– Не понимаю одного – чего ты добиваешься?
– Сейчас ты мне скажешь, как найти бухгалтера. Поскольку ты уже проболтался, что он жив. Потом посидишь под замком дня три-четыре, я тут присмотрел весьма подходящий подвальчик в одном учреждении, благо выходные наступают...
– А больше ты ничего не хочешь?
– Хочу. Одну женщину из деревни Вымь. Но это тебя не касается. Даю тебе три минуты на раздумье. Время пошло.
– Ты что, с конкурентами связался? Так они же тебя кинут...
– Я знаю, что они меня. Думай, две с половиной минуты осталось.
Есаков напряженно искал выход. Тем временем его пистолет перекочевал в карман Филатова. Три минуты истекли.
– Ну? – коротко спросил Юрий.
– Ничего я тебе не скажу! – твердо ответил Есаков. – И не потому, что боюсь Кайзера. Просто он спас меня. Больше, чем от смерти, – ее я не боюсь, у меня никого в этой жизни нет, ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. Он меня от позора спас. Чтобы ты понял, расскажу. Я игрок. У меня болезнь – играть в карты, в рулетку... Нас таких много в Москве, и не только сейчас, когда казино на каждом углу, хоть их и прикрыть грозятся. Всегда были казино подпольные, где проворачивались сотни тысяч. И раз случилось так, что я проиграл деньги, изъятые у одного воротилы, – я тогда следователем в конторе был, еще при Ельцине. Деньги очень большие по тем временам – триста тысяч. И Кайзеру об этом донесли, кто-то из игроков, таких, как я. Он меня вызвал... Это был очень серьезный разговор. Логвиненко просто открыл Уголовный кодекс и показал статью. «В особо крупных размерах»... И предложил работать на него. Амбиций у него и тогда хватало. Пропажу денег он как-то прикрыл, никто ничего не узнал. А я готов был застрелиться, как порядочный гусар... Было это восемь лет назад. Тогда я был «шестеркой» в конторе, теперь – официально – работник УСБ конторы.
– Такая же «шестерка», только в другой ипостаси, – перебил его Филатов. – Сошлись мы с тобой... Я – дебошир, ты – картежник... – Юрий задумался.
Он открыл дверцу серванта, где кто-то весьма предусмотрительно оставил «комплект для развлечений» – шахматы, шашки, домино и даже колоду новеньких карт. Филатов вытащил их на белый свет, снял упаковку, положил на столик.
– Сыграем?
– На азарт берешь? – спросил Матвей Кузьмич, и Юрий заметил знакомый огонек в его глазах, точно такой же, как у своего приятеля-картежника.
– Предлагаю играть честно. Выигрываешь три раза кряду ты – получаешь жизнь, я тебя просто закрою на несколько дней. И про бухгалтера допытываться не стану. Выигрываю я – действуем по моему сценарию.
– А если Кайзер станет допытываться, где я?
– Был, ушел... Что с меня возьмешь? Я ему еще для вида скажу, что согласен с его предложением.
– Ну, ты подлец...
– К вашим услугам.
– Кто банкует?
– Банкуй...
Филатов никогда не играл в карты на деньги. Только на раздевание. Когда-то. С Ксенией. Тут же речь шла, как минимум, о жизни.
Свои две карты он взял спокойно, посмотрел и так же спокойно сказал:
– Себе.
Иррациональность происходящего достигла апогея. У него оказалось двадцать, у Есакова – перебор.
Во второй раз выиграл Есаков, заполучив «очко». В третий – снова он, набрав двадцать при девятнадцати у Филатова. Потом «очко» пришло к Филатову. И опять. И снова...
– Тройка, семерка, туз... – произнес десантник, открывая карты. Совсем как у Пушкина. Ты проиграл.
Матвей Кузьмич тяжело задышал. Налил себе в хрустальный стакан водки, выпил. Филатов не торопил его. Закурил и молча посмотрел в окно, в котором на черном фоне ночи отражалась комната с креслом, где сидел обреченный Есаков.
То, что он обречен, Юрий понял как-то вмиг, не логикой, а просто увидел в окне вместо его отражения черное пятно в форме сидящего человека.
Филатов обернулся. На его «партнера» было жалко смотреть. Есаков молчал с минуту, потом выдохнул:
– Магид Леонид Иосифович. Сидит в Лефортово по обвинению в финансовых махинациях. До сих пор торгуется с Кайзером... Имеет на него где-то компромат.
Юрий расслабился. Есаков налил один за другим два стакана водки, выпил. Филатов поставил на стол вторую бутылку:
– Пей. Этим ты избавишь себя от того, что я оглушу тебя, прежде чем мы пойдем. Ты, как я понял, на машине?
– Белая «Волга» во дворе... – это были последние слова Матвея Кузьмича. Он умер от разрыва сердца сразу же, как выпил последний стакан в своей жизни.
«Вот и он тоже...» – думал Филатов, выворачивая руль «Волги» и толкая ее с крутого обрыва подмосковной речки. Мертвый Есаков сидел на месте водителя...
На ночной электричке Юрий доехал до Москвы, взял такси, поехал к себе. Эта ночь была долгой... И утро наступило, мирное, как сама природа, до которой еще не дотронулся человек.
Из автомата Филатов позвонил генералу. Их соединили сразу же.
– Доброе утро. Я узнал, кто бухгалтер. Когда смогу получить документы?
– После проверки бухгалтера. Кто он?
– Леонид Иосифович Магид. Арестован по финансовым делам. Ищите его в Лефортово.
– Источник информации?
– Умер от разрыва сердца. Работник УСБ вашей конторы Есаков.
– Вы что, его устранили?
– Он действительно сам умер.
– Хорошо. Позвоните в пять вечера.
Юрий вернулся в свой «схрон», где все уже было прибрано после ночной трапезы. Около десяти часов зазвонил телефон. Голос Логвиненко был напряжен:
– Где Матвей Кузьмич?
– Был у меня. Только... Больной какой-то. И водку жрал. Много.
– Мое предложение передал?
– Передал. Ответ дам после того, как получу Жестовского.
– Быстрее ответишь – быстрее получишь.
– Мы так не договаривались! – начал ломаться Юрий.
– Договаривались. Еще летом. Итак?
Филатов помолчал, преувеличенно громко сопя в трубку:
– Мне деваться некуда. Отдайте Жестовского!
– Из Лефортово его повезут якобы на психиатрическую экспертизу. По дороге он исчезнет. Жди его послезавтра. Да, когда от тебя Матвей Кузьмич уехал?
– Поздно уехал, часа в три. С ним что-то неладное творилось. Он что, пьет?
– Не замечен. Странно.
– Я его хотел ночевать оставить, а он – ни в какую...
– Ладно, жди звонка, – Логвиненко отключился.
«Телефонную эпопею» этого субботнего дня закончил звонок генералу.
Тот был немногословен:
– Благодарю. Он раскололся быстро.
– Со спецсредствами? – решил уточнить Юрий.
– Мы не инквизиторы. Кроме того, на него почему-то спецсредства не действуют. А компромата у него горы. В том числе и о золоте. Кайзер на это дело давно зарился и раскопал все о Фомине. Остается удивляться, что он этого Магида в живых оставил.
– Он подстраховался, пакет с документами оставил у кого-то, что ли...
– Ладно. Документы возьмешь в камере хранения на Павелецком вокзале. Номер ячейки 346, код Г-836... Не хочешь с нами поработать?
– С вами? Или с ФСБ?
– Со мной.
– Если решу, выйду на связь. До свидания.
В камере хранения оказался кейс, в котором лежали дипломатический паспорт на имя Вадима Борисовича Козина, водительские права и удостоверение дипкурьера, а также краткая инструкция, отпечатанная на машинке. В ней говорилось о том, как с этими документами обращаться, чтобы не выглядеть слесарем на придворном балу. По прочтении инструкцию настоятельно рекомендовалось сжечь, что Филатов и сделал в ближайшем туалете.