Последняя обойма

Спецназовцы едва успели развернуться и рассредоточиться, как из-за небольшого бугорка вылезли блуждающие огоньки. Их было не менее десятка — фонариков, жадно ощупывающих дорогу. Внезапно шум дождя, шелест листьев от налетающего ветра исчезли из восприятия. Борисов слышал лишь дыхание сидевшего неподалеку Димарика, стук собственного сердца и шорох веток под ногами идущих боевиков. Оттянув предохранитель вверх, он перевел его на стрельбу очередями, выбрал цель и, выждав пару секунд, нажал на спуск.

Два магазина вылетели в считанные мгновенья. Замкомбата уже хотел отходить, когда решил всё же дождаться не прекращающего стрельбу Маркитанова. Через секунду он понял, что это будет не так скоро, как хотелось и, вскинув оружие, расстрелял третий магазин. Всё, теперь уже точно было пора делать ноги: чехи опомнились, и вокруг противно, заставляя стынуть кровь, засвистели выпушенные чехами пули.

— Димарик, отходим! — зашипел Борисов, вплотную притиснувшись к пулемётчику, свинцовым дождём поливающему ночной лес.

— Щас, командир, щас, — и пулемёт затарахтел вновь. Борисов матерно выругался и добил в направлении вспышек четвёртый магазин из своей разгрузки.

— Отходим! — схватив Димарика за шиворот, он потянул его назад и вправо, где, как ему помнилось, на их пути попадался небольшой овражек.

— Командир, лента! Лента, командир! — запротестовал Маркитанов, но пули стали ложиться слишком близко, и майор, не позволив ему подобрать упавшую на землю пустую пулемётную ленту, потащил Димарика дальше.

Едва они свалились в овраг, как вслед ухнул гранатомёт. Раздавшийся взрыв забросал их землёй и мелкими ветками. В ушах звенело.

— Бежим! — приказал Борисов, и на этот раз Димарик не заставил себя ждать.

Кузнецов видел, как у соседнего хребта замелькали вспышки, и вслед за ними прилетели звуки выстрелов. Массированная стрельба длилась буквально считанные секунды, затем автоматные очереди стихли, а пулемёт Димарика продолжал тарахтеть длинными очередями. Старший лейтенант увидел, как замелькали ответные всполохи, сперва в одном месте, затем в другом. Секунду спустя к пулемёту Димарика присоединился чей-то автомат. Сердце Кузнецова захолонуло холодом: «неужели кто-то ранен, и они не могут отойти?» Но вот пулемёт смолк, а хребет озарился десятками огневых точек, полыхнул вражеский гранатомёт, разрыв осветил вершины деревьев.

«Противник всё ещё стреляет, значит живы. Отходят? А если кто-то тащит раненого? А если раненых двое?» — Олег представил истекающего кровью Борисова и понял, что оставаться безучастным дальше не может.

— Пулемётчики, снайпера ко мне! — крикнул Кузнецов, не опасаясь быть услышанным. — Подавить огневые точки противника! — приказал он, не сомневаясь в принимаемом решении. Задеть своих старший лейтенант не опасался. Вся местность, по которой должны были отступать ходившие на вылазку разведчики, была значительно ниже стрелявшего по ним противника.

— Огонь открывать по готовности! — определил он и тут же, не выдержав, крикнул:

— Огонь, огонь! — Высотку огласил треск пулемётов и грохот одиночных винтовочных выстрелов.

Похоже, стрельба с использованием ночных прицелов оказалась относительно эффективной: даже не попытавшись огрызнуться в их сторону, чехи прекратили стрельбу и смылись.

А через некоторое время стали подтягиваться ушедшие на перехват разведчики. Первыми пришли державшиеся вместе рядовой Новиков и сержант Гудин. Потом появился судорожно трясущийся Киселёв. А тех, за кого с самого начала перестрелки больше всего волновался Кузнецов, всё еще не было. Неожиданно ему послушались голоса.

— Тихо! — предупредил он слегка расшумевшихся разведчиков, и когда те умолкли, прислушался. Голоса раздавались уже совсем близко. Олег посмотрел в ту сторону и в двух десятках шагов от себя увидел и замкомбата, и своего сержанта, стоявших друг против друга и что-то яростно доказывающих.

— Уф, — обрадовано выдохнул он и только тут понял, что светает.

— Так сказал же, по ленте… — едва ли не ревел от бешенства Борисов.

— Так я всего одну и расстрелял! — Димарик непонимающе обвёл взглядом готового треснуть его в лоб майора.

— Одну? Да? Одну? И ты что думаешь, я не знаю, сколько времени требуется на расстрел ста патронов?!

— Почему ста? — искренне удивился Маркитанов. — У меня одна лента на двести пятьдесят была, я её и вставил.

— О боже! — застонал не знающий смеяться ему или плакать Борисов. — Хорошо, что у тебя ленты на тысячу патронов не было! Нас бы там и закопали…

Грубо ругнувшись, замкомбата обречённо махнул рукой и зашагал в сторону идущего им навстречу командира четвёртой группы.

— Радист, связь, записывай… — начал было говорить Кузнецов, но был остановлен предостерегающе поднявшим руку Борисовым.

— Пока ничего докладывать не будем. Дождемся, когда окончательно рассветёт, всё как следует досмотрим и, если не найдём оружия или трупов, не будем сообщать вовсе.

— А патроны?

— Да забудь ты о патронах, новые получишь, — отмахнулся Борисов.

Меж тем горизонт продолжал розоветь, и уже стали видны лица. Увидев в глазах старшего лейтенанта неисчезающий вопрос, майор пояснил: — Если трупов не будет, замучаешься Ханкале доказывать, что ты не осёл, что трупов нет, потому что их или унесли, или обстоятельства просто не позволили твоей группе вести прицельную стрельбу. В лучшем случае над тобой малость поизгаляются, в худшем… — заместитель комбата скривил рожу «мол, что об этом говорить». — Пойми, если убитых нет, то всё остальное не имеет значения!

Замолчав, Борисов внезапно понял, что дождь кончился, горизонт чист, а падающая вниз влага — всего лишь задержавшиеся на листьях капли отшумевшего дождя.

— Дай команду бойцам дозарядиться. Скоро пойдём на досмотр, — приказал он. И Кузнецов, понуро кивнув, начал отдавать необходимые распоряжения. Впрочем, это было лишним. Разведчики, из тех, кто принимал участие в перестрелке, уже расселись на коврики и начали забивку магазинов и лент самостоятельно, не дожидаясь команды.

«Так и должно быть, — улыбнувшись, подумал командир группы и тут же нахмурился, вспомнив пережитые волнения.

«Никогда больше не соглашусь на подобную авантюру», — решил он и отправился проверять боевое охранение.

Утро было хмурым и промозглым. Несмотря на то, что дождь кончился, с листвы на землю и расположившихся под деревьями разведчиков беспрестанно капали холодные, тяжелые капли. Даже возбуждение, вызванное скоротечной перестрелкой и возможной близостью противника, не могло разогнать сковывающей бойцов стылости. Светлело. Под лучами встающего над горизонтом солнца от земли начал подниматься туман. Пока ещё робкий, легкой прерывистой дымкой колыхавшийся под порывами так и не прекратившегося ветра, он грозил в ближайший час — два заполнить собой все низины и утопить в серой дымке окрестные вершины.

— Олег, пора выходить на досмотр, — Борисов положил руку на плечо сидевшего в задумчивости Кузнецова. — Давай радиста на связь.

— Кошкин! — окликнул командир группы старшего радиста, прикорнувшего возле сто пятьдесят девятой, — давай связь с «Центром». Лисицын, записывай, — из-под плащ-палатки показалась помятая рожица второго радиста. — Записывай: обнаружил группу боевиков…

— Стоп, стоп, не торопись, — перебил его майор. — Доложи, что начинаешь вести поиск в таком-то направлении и пока всё.

— А боестолкновение?

— Мы же это обсуждали. Сейчас досмотр произведём и тогда решим. Диктуй радиограмму и поднимай бойцов. Выходим.

Кузнецов не стал спорить. Замкомбата был опытнее.

— Лисицын, старших троек ко мне! — приказал старлей, как только Кошкин, закончив радиосеанс, начал сворачивать радиостанцию. — И поживее!

Радист кивнул и, скинув с плеч плащ-палатку, поспешил выполнить приказ. Качнувшиеся за его спиной ветки орешника сыпанули вниз сотнями тяжелых капель, которые барабанной дробью рассыпались по земле и растеклись по ней блестящими звездочками. Впрочем, они тут же погасли, поглощенные жадно вбирающей влагу почвой.