О Шмидте

А дочка Элейн?

Шмидт забыл ее имя. С Гилом подобного никогда не случалось.

Лилли. Милашка Лилли. Все такая же — безобидное глупенькое дитя. Я бы хотел, чтобы она больше времени проводила у отца. Чтобы мы с Элейн могли свободно ездить. Ведь у него все подружки практически ее ровесницы! Я говорю Элейн, что это папа со встроенным детским садом, наверное, такому удобно воспитывать дочь. Но Элейн думает иначе. Почему мы с тобой все время носимся с нашими детьми, как две наседки?

Потому что мы их любим.

Нет, здесь дело в чувстве вины. Мне-то есть в чем повиниться: своих дочерей и их мать я бросил, ушел жить с глупой Лилли и ее мамой и так и не стал взрослым человеком, отцом взрослых дочерей. Но ты? Вы с бедняжкой Мэри жили душа в душу, и теперь ты, по крайней мере, получил награду, которой заслуживал — прекрасную, умную и абсолютно преуспевающую дочь. Что у нее новенького?

В прошлый уик-энд объявила, что выходит замуж. Ничего неожиданного — за Джона Райкера.

Ну и здорово! И самое время! У тебя снова будет семья. И это вот мне пришлось тянуть из тебя клещами!

Я хотел тебе сказать, но мы же стали копаться в моих несчастьях.

Такая удача! У них обоих серьезная взрослая работа, и они решили пожениться, а не играть в дом. Да, я ошибся, тебе не нужно искать работу, она у тебя уже есть! Ты будешь незаменимой нянькой! Думаю, Мэри предвидела это. Должно быть, для нее это были счастливые мысли. Элейн тебе позвонит. Она будет в восторге! И будет немного завидовать!

На самом деле я не знаю, догадывалась ли Мэри. Больше похоже, что они это решили уже после. И если хочешь знать, меня эта новость не порадовала. Мы поссорились — без ругани, но в пух и прах, и я не знаю, как с этим быть.

А ну-ка, расскажи мне все!

Гордый и склонный, как и Гил, к сухому изложению фактов Шмидт нипочем не заставил бы себя сказать, что жалеет о былой дружбе с Гилом, или признаться, что вот только сейчас был момент, когда он ждал от Гила какого-то делового предложения. Но все остальное было в порядке вещей: один сообщник признается другому. И потому в разговорах они не сдерживались. Например, Шмидт рассказал Гилу про Коринн. А Гил, только что приобщившийся к миру богатых и знаменитых, именно к Шмидту пришел с просьбой заняться разводом: Я должен уйти от Энн, я хочу быть счастливым, но вместо того я самый жалкий человек, — несмотря на то, что Шмидт был шафером на свадьбе Гила и Энн и не занимался разводами, он взялся за дело с таким рвением, будто речь шла о его собственных деньгах и его детях, и добился полного успеха, так что ничуть не удивлялся, что Энн после этого перестала разговаривать и с ним, и с Мэри.

Шмидт хотел поделиться с Гилом, но не собирался говорить ему всего, например, что у него не остается денег. Он рассказал Гилу, что дом, по сути, принадлежит не ему, что он не сможет, когда Шарлотта с Джоном поженятся, жить с ними по их правилам, что они пытались заставить его выказывать восторг, хотя это выше его сил; рассказал и о праздничном обеде с родителями Райкера, который должен превратиться в крещение огнем.

А ты уже сказал Шарлотте, что съезжаешь и отдаешь ей дом?

Нет. По телефону все рассказать у меня не получится, а если я не смогу вполне объяснить свои мотивы, боюсь, Шарлотта увидит в моем намерении импульсивное проявление враждебности. Она не обойдется без моих денег, и об этом я тоже намерен с ней поговорить. Я не хочу, чтобы она отказалась от них.

Думаю, как бы ты ни объяснялся, раз ты не хочешь жить с ними под одной крышей, для нее это все равно враждебность. Может, тебе стоит поуспокоиться и просто определить какие-то правила для тех дней, когда они будут приезжать? В конце концов, они же бывают только на уик-энд, да и то если погода хорошая. Не думаю, что они будут торчать тут с тобой все выходные.

Мы с Мэри проводили здесь все выходные и отпуска, даже когда Марта была жива.

Но это вы с Мэри! Вы только что родили Шарлотту, и это было давным-давно, в Хэмптоне шестидесятых! Прекрасное кино в «техниколоре»! Чистенькие и приодетые белоголовые детишки возвращаются с пляжа или с прогулки на пони. Отец семейства после трех джин-тоников спит, открыв рот, в вагоне-баре. Загорелая мамочка со свежепобритыми ногами ожидает его на станции в «шевроле» с откинутым верхом — или она взяла «форд-универсал»? — беспокоясь об оставленной в духовке лазанье и гадая, безопасный ли у нее сегодня день. Гувернантка-француженка успевает понежиться в хозяйской ванне и накрасить ногти на ногах. Эх, где моя камера? Я готов начать съемки! А теперь будет другой сценарий. Джон с Шарлоттой на бурной реке Колорадо или по пояс в колючем снегу в Альте — эти удовольствия вам с Мэри были неведомы. А ты тем временем занимаешься садом или заделываешь трещины в бассейне.

Очень мило. Сделай такой фильм. Одна беда — если я починю в доме еще какую-нибудь сломанную вещь, мне будет труднее съехать. Сейчас это все еще летний домик, даже для меня, и в этих мощах еще есть кое-какой запал. Но не в этом суть. Ты же знаешь меня — если поблизости есть угол, я обязательно туда забьюсь, пусть даже меня никто не трогает. Просто я так себя чувствую и не знаю, что тут можно поделать.

Но пока ты еще ничего не говорил ни Шарлотте, ни Джону? И ты еще не знаком с его родителями?

В глаза их не видел. Мы не интересуемся семейными обстоятельствами своих сотрудников, даже когда принимаем их в партнеры, и уж, конечно, не приглашаем родителей на собеседование, чтобы убедиться, что не ошиблись в выборе. Вроде бы они оба психиатры — из тех, что аналитики.

Ты принял Джона, не интересуясь, кто у него родители? Но с этим парнем твоя дочь живет уже не один год!

Когда стало ясно, что у них это всерьез, Мэри уже была нехороша. А я не только не интересовался его родителями, я на самом деле не принимал Джона. И не понимаю Шарлотту — это еще одна моя боль.

Ну как ты можешь быть недоволен Шарлоттой? Она же идеальная дочь! Она всегда делала все, чего вы с Мэри от нее хотели, и делала это безукоризненно. А этот парень — он же твой партнер! Партнер в престижной нью-йоркской фирме «Вуд и Кинг», как об этом написали бы борзописцы из «Таймс». Думаю, это достойно всяческого уважения.

Это на поверхности. Я никогда не думал, что увижу, как Шарлотта превратится в самодовольного трудоголика-яппи! Уж лучше бы, право, пустая журнальная работа, только бы это на самом деле ей нравилось. Работа, как у Мэри, как у твоих девчонок — наверное, вот в чем я тебе завидую…

Шмидти, ты не соображаешь, о чем говоришь! То, что нашли для себя Лайза и Нина, — предел их способностей. Ну, конечно, им нравятся журналы и люди, которые в них пишут. Но они не могут ни писать, ни редактировать, а производство изучать отказываются. В этом журнальном мире они как туристы на сафари, что восхищаются слонами, сидя в «лендровере». Разница только в том, что они-то смотрят с самой нижней ступеньки информационного отдела. Того, что они получают, не хватает даже на квартплату, не говоря уж про нешлифованный рис для здорового питания и вонючие камешки, которыми они кормят своих абиссинских кошек! Я содержу и их, и сынка православного попа. Единственный выход — богатый муж или дружок. Но такой зверь пока не попадался мне на глаза.

Но ты можешь себе это позволить, и я мог, хотя и не в такой степени. Ладно, выбрось из головы, это ведь не экранизация Ибсена. А если хочешь знать про Джона, то с ним, конечно, все в порядке, вот только он совсем не тот человек, которого я надеялся увидеть своим зятем и отцом моих внуков, и не тот, с которым я согласен делить дом, принадлежащий, по сути дела, моей дочери.

Давай выпьем еще кофе, сказал Гил, а может, и бренди? Работать я сегодня больше не собираюсь, а разговор у нас, вижу, долгий. А что не так с Джоном? Разве он не твоей породы — не то же, чем был ты в таком возрасте? Блестящий молодой юрист на пути к славе и богатству?

Я не нашел ни того, ни другого. И нет, я не был таким, как он. В душе, я имею в виду, и уж кто-кто, а ты-то должен понимать, что внутри я не только юрист. Я тебе открою одну стыдную тайну. В колледже я был романтиком, большим романтиком, чем ты в момент нашей встречи. И я не перестал им быть. Джон же не был таким никогда. Это существенная разница. У него есть все, что нужно партнеру в «Вуде и Кинге», но есть и другие вещи, на которые фирме плевать, а вот мне — нет. Например, то, насколько человек ценит материальные блага. Или воспитание — предмет, не подлежащий обсуждению в офисе.