Страница 7 из 10
– Ушел «сквозняками», – констатировал старший из жандармов, когда преследование не принесло никаких результатов. – Вот ужо нам бу-удет… На орехи в задние ворота. Так что готовьтесь, робяты.
Вот те и медальки, мать их…
Густав бежал дворами. Со связанными руками. Куда бежать, он знал. От него шарахались попадающиеся навстречу прохожие, но он мало обращал на это внимания. Его целью был один из последних на Сенной улице деревянных домов, который еще не снесли согласно новому городскому плану. Какой-то дворник, увидев бегущего человека со связанными руками, попытался его остановить – ведь за задержание сбежавшего преступника полагается серебряная медаль и денежное вознаграждение. Кроме того, ему, как внештатному, но секретному сотруднику Охранного отделения, просто полагается принять меры к задержанию преступника! После чего его могут пригласить в штатные сотрудники отделения, и он станет получать уже не разовые вознаграждения, но стабильное ежемесячное жалованье… А этот явно откуда-то сбежал. Ведь не зря же у него завязаны руки…
– Стой!
Дворник подставил под ноги бегущего метлу, и тот кубарем покатился по мостовой.
– Ага! – навалился на него всем телом дворник и стал шарить у себя по карманам, чтобы достать свисток.
Густав попытался освободиться, но как это можно сделать со связанными руками? Тем временем дворник нашел свисток и сунул его в рот. Сейчас он свистнет, и через минуту здесь будет городовой…
– Ы-ых! – Густав изловчился, поднял голову и впился зубами в нос дворника. Вместо свистка тот издал вопль и зажал нос, встав на колени:
– Подлюка-а-а… Но-ос откусил, га-ад…
Густав ударил его коленкой в пах, вывернулся ужом из-под тела дворника, встал на четвереньки, потом поднялся на ноги. Кусок дворничевского носа все еще был у него во рту. Он выплюнул его, вытер рукавом с губ и подбородка кровь и побежал дальше. Дворник, заметив валяющийся кусок, поднял его и стал приставлять к месту, где тот еще был минуту назад. Очевидно, он полагал, что нос срастется. Потом, матерно ругаясь, побежал к себе в дворницкую, – видно, пришивать…
Густав добрался до нужного дома уже без особых помех. Человек с Сенной улицы устроил ему билет в Лодзь. Оттуда Густав нелегально переправился за границу и приехал в Цюрих, на квартиру «Центра». Через неделю был вызван в штаб-квартиру «Центра» в Женеве – и принял второе посвящение, став действительным его членом. Это значило, что его приняли в элиту «Центра». Выше был только ареопаг – Верховный Совет, куда входили настоящие вершители судеб. Но, чтобы быть причисленным к ним, надлежало получить третье посвящение, каковое давалось далеко не всякому.
Новым заданием «Центра» было убийство русского царя Александра Третьего. Он был приговорен организацией, и приговор необходимо было привести в исполнение. Для сей цели в Цюрихе был создан швейцарско-немецко-французский «Союз террористических фракций» и как его филиал – русская радикально настроенная группа «Террористическая фракция Народной воли» в Петербурге во главе с Ульяновым и Шевыревым. Густав сделал все, чтобы сия акция удалась, нашел и передал через своего кузена Исаака Дембо деньги, даже выбрал день – 1 марта 1887 года, дабы убийство царствующего сына перекликалось с убийством царствующего до него отца. Но увы. Не вышло…
Конечно, в том, что за одним из «метальщиков» давно уже следили фараоны, вины Густава не было. И все же он считал себя ответственным, что убийство русского царя не состоялось, и стал готовить новое, должное состояться осенью сего, одна тысяча восемьдесят восьмого года. И на тебе! Курьера, везшего деньги на проведение акции, обводят вокруг пальца какие-то мошенники из губернского городишки на Волге…
Конечно, он накажет их и постарается вернуть деньги. Но убийство царя Александра придется перенести на конец зимы или весну следующего года. На первое марта?
Глава 3
СМЕРТЬ АКТЕРА, или ПРИШЛА БЕДА, ОТКУДА НЕ ЖДАЛИ
Команда Севы Долгорукова ликовала. Целую неделю.
Да и почему не ликовать, ежели они стали богаче на сто восемьдесят три тысячи рубликов? Это вам не какие-нибудь североамериканские доллары или испанские песеты. Это полновесные российские рубли!
– Такие деньги, и всего-то за две недели работы! – радовался Ленчик, собирающийся покупать себе новую шляпу, костюм-тройку и трость с набалдашником из мамонтовой кости. – Ты, Всеволод Аркадьевич, просто магик! Волшебник…
Ленчика было не узнать. Ежели бы его подельник Рыжий или колченогий напарник Митяй, с которыми Ленчик начинал свою карьеру махинатора и афериста, увидели его сейчас, они бы не признали его. Ленчик и сам себя прежнего не признал бы. Как будто это было в другой жизни: игра в «горку», вымогательство денег под угрозой жизни, приводы в участок, целые дни впроголодь и редкая удача, завсегда отмечаемая с водкой и девками…
А ныне? Нынче разговор иной. Сегодня не просто Ленчик, а икряной карась! Бобер, как назвал бы его Митя Выборгский. А ведь когда-то они приятельствовали с колченогим кидалой, который, как умел, учил его уму-разуму, и готовы были друг за друга порвать любому глотки. Был еще третий, вышибала Бабай, готовый постоять за них обоих. И стоял, когда в том была нужда. Что с ним, татарином, стало? Что стало с Митяем Выборгским? А с Рыжим, с которым Ленчик провернул свою первую настоящую аферу с «золотыми полуимпериалами»? Живы ли они? А если живы, то, верно, постарели за столько-то лет.
Надо выбрать время и зайти к ним в «Гробы». Давно же собирался. Правда, неловко. Подумают, что он пришел хвастаться перед ними: вот, мол, где вы, а где я. А это совсем не так…
Да, жизнь есть жизнь. Колченогий Митяй продолжал катать шарик под скорлупками от грецкого ореха в трактире «Гробы» и облапошивать залетных простаков да подгулявших купчиков, Рыжий вообще занимался невесть чем и, как сказывали, опустился до ночлежки и беспробудно пьет горькую, а Ленчик, вишь, вышел в люди и теперь является полноправным членом команды лучшего мошенника и афериста в Поволжье, ежели не во всей России. Правда, бродят где-то по городам и весям Сонька Золотая Ручка, корнет Савин (вот уж кто первый махинатор в империи – правда, сразу за Севой Долгоруковым), князь Ираклий Чавчавадзе, обманным путем заработавший свои первые сто тысяч серебром в семнадцать лет, и бывший бессменный председатель московского клуба «Червонные валеты» Паша Шпейер… Ан нет, Шпейер не бродит. Он живет в собственном особняке на берегу Сены в Париже. Неплохо, следует признать, живет. И от элегантных афер и авантюр, которые он раньше исполнял превосходно и, несомненно, чище и лучше других, перешел к явной уголовщине, не гнушаясь грабежами и даже мокрухой. Так что, господа, Всеволод Аркадьевич Долгоруков – самый честный и порядочный вор из всех мазов Российской империи. И, несомненно, лучший!
– Да, план был хорош, – поддакнул Ленчику Алексей Васильевич Огонь-Догановский, самый старший в команде Долгорукова. – Просто записывай его в учебник по околпачиванию простаков и преподавай по нему предмет «мошенничество» в академии афер и авантюр!
Алексей Васильевич…
Отменный мошенник и карточный плут, каковых свет не видывал. Первый игрок был на Москве. Как и его батюшка, который обыграл первого пиита России Александра Пушкина в штос. Огонь-Догановскому в цирке бы выступать с карточными фокусами – всех Рангони и Кастеляно затмил бы своим непревзойденным мастерством. Но он привык оставаться в тени. И не по числу прожитых лет, а по характеру. Зато его слова – на вес золота. Даже Всеволод Аркадьевич всегда прислушивается к нему, когда они замысливают новую аферу. Алексей Васильевич – старейшина в команде…
– Верно, – улыбнулся Самсон Африканыч Неофитов, которого все звали Африканычем. – Только вот почему хорош только план? А его исполнение? Разве хуже?
Африканыч был правой рукой Севы Долгорукова и мало в чем ему уступал. Хитроумный финт со скрипкой Страдивариуса, за которую они несколько раз выдавали охочим до наживы простакам обычную старую скрипку с потрескавшимся лаком, – его придумка. Простенько и со вкусом, как и все гениальное. Схема сей аферы весьма несложная: некто играющий роль впавшего в нищету музыканта – чаще всего в этой роли выступал Огонь-Догановский – приходил в скупку и предлагал продать его скрипку. Единственное, мол, что у него осталось. Старьевщик отнекивался: зачем-де ему такой товар, за который ни хрена не выручишь?