Страница 4 из 29
— Да, — сказал я и размешал сахар в чашке. — Вы знаете, что госпожа Хамул обратилась ко мне с просьбой найти убийцу ее мужа?
Пауза. Раздалось недоверчивое покашливание старухи матери.
— По крайней мере, попытаться найти, — добавил я. — Поэтому я должен задать вам несколько вопросов. Это не займет много времени. Самое важное госпожа Хамул мне уже рассказала.
Брат моей клиентки, сидевший справа от меня на софе темно-синего цвета, бросил короткий и злобный взгляд в ее сторону. Она тупо уставилась на свои туфли.
Я достал блокнот и ручку и стал искать чистую страницу.
— Кстати, где ваша сестра? Она работает?
Ильтер оторвала глаза от туфель, раскрыла рот, но ничего, кроме «Э-э…» произнести не могла.
— Она больна и лежит в постели. Она не может выйти — она спит, — раздался злобный голос из угла, где сидел братец.
Ну что же, на его содействие явно рассчитывать не приходилось.
— Очень жаль. М-да. Тогда назовите, пожалуйста, ваши имена, даты рождения, род занятий и тому подобное…
Поскольку на мой вопрос никто не откликнулся, я попытался изобразить улыбку и обратился к брату:
— Начнем с вас, хорошо? И еще скажите мне, что вы думаете, почему убили вашего зятя?
Вопрос был задан так, на всякий случай. Наверняка ничего полезного он не скажет.
— Меня зовут Ильмаз Эргюн. Мне тридцать четыре года. По профессии я столяр, но давно уже работаю в столовой. Сейчас я помощник повара.
Он произнес это не без гордости.
— Что это за столовая? Где находится?
— На радио Гессена.
Плохое радио и плохие шницели — единственное, что ассоциировалось у меня с Гессеном.
— Что вы думаете по поводу убийства вашего зятя?
Я бросил быстрый взгляд на Ильтер Хамул, чтобы удостовериться, что она держится. Она держалась.
— Ничего не знаю. Это дело полиции.
Его позиция была мне уже известна. Может быть, стоило захватить бутылку ракии, чтобы развязать ему язык?
— Ну, хорошо. Пусть будет так. Теперь то же самое я хочу спросить у вас, госпожа Эргюн.
Бабуся была хотя и более словоохотливой, но все же что-то она недоговаривала. Так, по крайней мере, мне показалось. Явно приукрашивая многие факты, она выложила всю историю своей жизни и даже иногда улыбалась мне.
Ее звали Мелике Эргюн. Ей было пятьдесят пять. В восемнадцать лет она вышла замуж за умершего три года назад Вазифа Эргюна и имела от него троих детей (Ильтер, Ильмаза и больную Айзу). Приехав в Германию, работала уборщицей. В последнее время занимается тем, что ухаживает за своей больной дочерью.
— Могу я спросить, что с ней?
Вместо нее ответил братец:
— Полгода тому назад она тоже работала уборщицей. Потом потеряла работу и впала в депрессию.
Он говорил на хорошем немецком и явно имел постоянную работу. Видимо, Ильмаз Эргюн был добросовестным и трудолюбивым человеком.
— Сколько ей лет?
— Двадцать четыре года.
— А вы, госпожа Эргюн, что думаете об убийстве вашего зятя?
Я мог предположить любой ответ, но только не этот.
— Ахмед покончил жизнь самоубийством, — твердо заявила она и тупо посмотрела на меня.
— Да… — Я на мгновение потерял дар речи.
— Но нож торчал в спине, разве не так? — обратился я к Ильтер Хамул.
— Неважно. Вы сами поймете, он покончил с собой, — настаивала бабуля.
Я заметил, как моя клиентка начала дрожать, и сменил тему.
— Ну да, полиция скажет то же самое. Госпожа Эргюн, расскажите, кем работал ваш покойный муж и где?
— Вазиф Эргюн, как и мой отец, до самой смерти возил мусор, который выбрасывали другие люди.
— Госпожа Хамул, сегодня утром вы сказали, что точно не знали, чем занимался ваш муж в последнее время. Что это означает? Отлучался ли он из дома и надолго ли, всегда ли ночевал дома? Может быть, он уезжал из города?
На этот раз братец не пытался ответить за свою сестру.
— Нет, такого не было. Он возвращался домой каждый день, — сказала она, помедлив.
— Кем он работал? Или он не работал?
— Да нет, работал.
После долгих препираний и злобных перемигиваний между Ильтер и Ильмазом выяснилось, что никто из них точно не знал, чем занимался Ахмед Хамул в последние два с половиной года. До этого он регулярно ходил на какую-то фабрику, но вдруг уволился оттуда. По его рассказам, потом он работал упаковщиком на почте, затем в какой-то турецкой забегаловке. Он был немногословен, но всегда приносил домой хорошие деньги. Было очевидно, что в семье не велось разговоров на тему, откуда берутся эти деньги.
Сделав вывод, что брат и мать моей клиентки не особенно горюют об убитом родственнике, я закруглил разговор:
— Ладно. На первый раз достаточно. А теперь могу ли я встретиться с вашей сестрой еще раз?
Вся компания от неожиданности замерла с открытыми ртами, а братец лишь буркнул:
— В ближайшее время это невозможно.
«Этого следовало было ожидать», — подумал я и поднялся.
— Я хорошенько все обдумаю и хотел бы завтра еще раз заглянуть к вам. Кто-нибудь из вас будет дома?
— Да, я буду дома. Я присматриваю за Айзой, — ответила Ильтер.
Я повернулся к ней:
— Да, мне нужна фотография вашего покойного супруга.
— Да, конечно.
Она подошла к письменному столу, выдвинула ящик и вернулась с большой цветной фотографией, на которой был изображен Ахмед Хамул: густые черные волосы и такие же внушительные усы, оттопыренные уши. Довольно стандартная восточная внешность.
— Большое спасибо.
— Полиция доставит нам много неприятностей, когда узнает, что моя сестра наняла частного детектива.
Этот братец начинал действовать мне на нервы.
— Не волнуйтесь. Ничего вам не будет. Поверьте мне.
Пауза.
— Ну что же, тогда я откланяюсь.
Все попрощались со мной более или менее приветливо. Дети, которые в последние десять минут разговора вели себя немного возбужденно, сейчас окончательно разошлись и принялись щекотать друг друга. Смерть отца, казалось, их совершенно не волновала. Может быть, они вообще ничего не поняли. Ильтер Хамул проводила меня по длинному коридору. Я сбежал вниз по лестнице и оказался наконец у входной двери.
Некоторое время я еще постоял, закурил сигарету и стал наблюдать за происходящим в расположенной напротив дома пивной.
Разговор с семейством покойного не произвел на меня особого впечатления. Какие еще вопросы я мог задать? Пожалуй, никаких. Так думал я, направляясь к забегаловке напротив. Три опустившихся волосатых типа устроились в пивной. От них несло кислятиной, и я ощутил на себе косые и мрачные взгляды заплывших, налитых кровью глаз. Один из пьяниц стал громко рыгать. Изо рта во все стороны летели брызги.
— Эй, там, мне еще одну, — потребовал он, рыгнув в очередной раз.
— А мне один «Пильзнер», пожалуйста, — крикнул я, входя в почти пустую пивную, и стал ждать.
— Эй, там, Хансу еще одну склянку!
Куча тряпья, валяющаяся в углу и называющаяся Хансом, изрыгнула что-то невнятное.
— Не видишь, у Ханса в глотке пересохло.
Ханс без всякого стеснения помочился в желтую раковину и прополоскал там руку, чтобы убедиться, что все прошло благополучно, и удовлетворенно хрюкнул.
Наконец открылась задняя дверь, и на свет выплыла мадам Обеликс.
— Я хотел бы заказать один «Пильзнер», — повторил я и положил две марки в блюдце для денег.
— Может, сразу закажете, сколько хотите выпить, а то мотайся с вашим пивом туда-сюда.
Она была настоящей профессионалкой.
— Тогда несите сразу две бутылки.
— Вот так-то лучше.
Она прошлепала к холодильнику, который по сравнению с ней выглядел не больше сигаретной пачки, и с трудом достала две бутылки.
— Откройте сразу одну, — попросил я и бросил еще монету в блюдце.
Открытая бутылка с таким грохотом опустилась на стойку, что брызнула пена. Мадам Обеликс снова потащилась к своей подсобке.
Я пил пиво и размышлял, зачем старуха плела весь этот вздор про самоубийство, пока не заметил, как один из пьянчуг в упор уставился на меня.