Сходняк

В «Нокии» раздался срывающийся слабый голос Митьки. Вот блин, между ними расстояние было не больше километра, а слышимость – как у негра в жопе!

– Митек! – рявкнул Грунт. – Ты что, в сортире сидишь, что ли?

– Не-а, – отозвался Митька. – Я в зале прилета, у главного табло.

Грунт усмехнулся: трусит Митек, даже шуток не понимает.

– Ладно, – примирительно заметил он. – Как там ситуевина? Что сообщают – когда расчетное время прибытия?

– По расписанию, – все таким же слабым голосом отрапортовал Митька. – Ожидается в двадцать пятнадцать.

– Как только объявят прибытие, сразу мне звони! – напомнил Грунт. – И потом можешь отваливать восвояси.

– Понял! – уже громче произнес Митька с облегчением в голосе.

«Все ясно, – подумал Грунт. – Только и думает, как бы поскорее смыться».

Митька ничего не знал о том, какую роль он выполнял в предстоящей операции. Да и о самой операции – ни сном ни духом. Грунт не стал посвящать его в свой план – специально. Если что пойдет не так, как нужно, не так, как он планирует, и Митьку вдруг повяжут – тот ничего не сможет рассказать ментам, потому что сам не s курсе. Ну, попросил его приятель по мобильнику сообщить о прилете какого-то самолета из Греции. Ну и все. А зачем – хрен его знает…

Не знал Митька и о том, что не он один был задействован сегодня в операции слежения. У Грунта был еще один связной – надежный человек, которого он никогда не видел в лицо. Потому что они общались исключительно по сотовой связи – номер телефона дал ему Коля как раз неделю назад, когда Грунт позвонил ему, как договаривались, и вкратце рассказал о своем плане перехвата Шелехова по дороге из Шереметьево. Коля похвалил его и вот тогда-то предложил ему для страховки в помощь своего человека, который работал то ли в обслуге, то ли в охране депутатского зала аэропорта Шереметьево. "Ну, блин, все у них схвачено!

– подумал тогда Грунт – Контора работает…"

Как звали связного – этого он не ведал. Связному было поручено позвонить Грунту в тот момент, когда Шелехов получит свой паспорт и выйдет из зала.

Шелехова досматривать сегодня не будут… Грунт перевел взгляд на дорогу Движение на этом отрезке трассы было спокойным. Днем тут проходила в среднем одна машина в две минуты. Автобусы – раз в десять-пятнадцать минут. А сейчас, к вечеру, транспорта стало совсем мало.

Глава 5

Внизу показались убегающие к горизонту два длинных ряда синих огней, ограничивающих взлетно-посадочную полосу. Голубоглазая стюардесса ходила по широкому ряду салона первого класса и собирала пустые пластиковые рюмки.

Шелехов с улыбкой отдал ей пустую фляжку из-под виски «Лонг-Джон». Потом встал и, набросив пиджак, кивнул Игорю Пахоменко: мол, пора, вынимай. Тот, перехватив взгляд шефа, с готовностью полез под широкое кожаное кресло и осторожно вытащил туго набитый кожаный саквояж «Самсонайт».

– Пока подержи у себя, – негромко сказал Шелехов, – как выйдем из самолета, я у тебя заберу.

– Мы немного раньше времени прибываем, – заметил Игорь. – Петрович не опоздает? Шелехов помотал головой.

– Вряд ли. Петрович наверняка уже там стоит. Хотя… Надо бы проверить!

– С этими словами он снял трубку вмонтированного в кресло телефона и, нажав" несколько кнопок, поднес его к уху. – Петрович! – громко произнес он. – Мы на подлете. А ты где? Та-ак-Ну молодец. Жди. Минут через пятнадцать будем… Он убрал телефон в карман и пристально поглядел на саквояж.

– Ну вот что, Игорь. Я в зал его сам пронесу, а ты возьми мой чемодан.

Надеюсь, на этот раз все обойдется.

Игорь Пахоменко, уже полгода как работавший v Шелехова личным охранником, до сих пор не привык к тому, как его шеф лихо провозит через российскую границу крупные суммы валюты. У Шелехова был дипломатический паспорт какой-то хитрой серии, позволявший его обладателю миновать таможенные службы всех международных аэропортов и вокзалов России. Впрочем, при нынешней частой смене таможенных начальников этот паспорт все равно не давал стопроцентной гарантии на свободный проход без досмотра: каждый новый руководитель Государственного таможенного комитета, желая проявить' рвение и усердие, считал своим долгом засечь на границе какого-нибудь важного нарушителя – будь то министр или член Государственной думы. Игорь пользовался доверием Шелехова и, сопровождая его во всех зарубежных поездках, всегда знал, что лежит в кожаном «Самсонайте». Поэтому он и волновался: ну ладно, в прошлые разы как-то получалось, но вдруг именно сегодня все сорвется – и шефу устроят контрольный шмон… Тогда никакие диппаспорта, никакие госдумовские ксивы не помогут. Шутка ли – восемьсот тысяч баксов налом без документов…

Они пробыли в Греции всего ничего – три дня, только и успели что смотаться на пляж разок да проехаться по меховым фабрикам – Леониду Васильевичу надо было присмотреть шубу для своей московской секретарши Лелечки. Игорю это было странно: Лелечку он видел раза три – чего в ней нашел шеф, непонятно. Ну ноги от шеи, ну глазищи как два озера Байкал, ну сиськи тугими Дыньками, но ведь дура непролазная – так, Маня из Бобруйска. Про таких говорят: ты рот держи в рабочем состоянии, но только молча! Потом, после меховых фабрик, они отправились в Афины, и там, в роскошном небоскребе из зеркального стекла, Леонид Васильевич встретился с какими-то хмырями – именно ради этой встречи, как понял Игорь, и была устроена их краткая поездка в Грецию. Хмыри отлично говорили по-русски и явно были не греки, хотя и чернявые – может быть, кавказцы. После разговора с ними Леонид Васильевич получил этот туго набитый саквояж. Игорь как всегда ничего не спрашивал – не положено. Но он же не дурак!

Тут все ясно как божий день. Леонид Васильевич собирался в будущем году баллотироваться в президенты. И этот саквояж – как и те так же плотно набитые сумки и портфели, которые он привозил в Москву из Люксембурга, Испании и Туниса, – таил в себе «избирательный фонд» Шелехова. Единственное, чего не знал Игорь, чьи это деньги и как они попадают в руки Шелехова. Но и этого ему было не положено знать.

Леонид Васильевич развалился в кресле и уставился в иллюминатор. Внизу под ним стремительно улетало прочь море леса. В сгущающихся сумерках уже завиднелись жилые массивы, тонкие ленточки дорог и мчащиеся по ним редкие автомобили с зажженными фарами. Он машинально потрогал тугой кожаный бок саквояжа. Ашот сказал, что через две-три недели будет еще миллиона полтора. Но в целях безопасности за ними лучше будет приехать в Италию, а не в Грецию: могут засечь. Что ж, это удобно: как раз в конце будущего месяца Шелехов собирался вместе с думской делегацией отправиться в Рим по приглашению какой-то парламентской комиссии – вот тогда-то и можно будет вывезти эти деньги. Это тем более удачно, что думскую делегацию в Шереметьево вряд ли будут подвергать контрольному досмотру – это не принято, хотя любой таможенник знает: члены представительных государственных делегаций всегда провозят через границу недозволенные вещи. Взять хотя бы тот инцидент с замминистра финансов… Но сегодня могло произойти, всякое. Он приготовился к любому развитию событий, у него даже была на всякий случай заготовлена одна бумага, подписанная очень большим человеком из Кремля – слишком большим, чтобы шереметьевские таможенники, обнаружив у депутата Шелехова значительную сумму долларов, осмелились ослушаться строгой формулировки: «…в государственных интересах… провозит валютные денежные средства, предназначенные для специального финансирования… в виде исключения без официально оформленных… пропустить без досмотра…» Так когда-то в соответствии с секретными постановлениями Политбюро ЦК КПСС сотрудники первого главка КГБ вывозили из страны валюту для «специального финансирования» – а фактически на текущие нужды «братских партий». Времена сильно изменились, и давно уже нет ни первого главка КГБ, ни Политбюро ЦК КПСС, но система-то работает. Даже люди остались на своих местах – вон этот армянин Ашот: как работал в Греции при Андропове, так до сих пор и сидит – только «крыша» у него теперь другая, он теперь не спецкор «Правды», а греческий бизнесмен. Шелехов усмехнулся. Одно только неясно с этим Ашотом: откуда он берет все эти деньги, эти миллионы – ведь он вынимает их из тумбочки регулярно.