Страница 91 из 118
"Почти так, Флора — старые и свежие грехи вельможи наконец доконали его" — вслух же Ридд заметил, что коль смерть маркиза произошла и необратима, то новый король, скорее всего, будет склонен забыть о прошлом.
— А письмо? — угрюмо поинтересовался Дитц, не пропустивший ни одного произнесённого вслух словечка и ни единого на лицах выражения. — Если он когда-нибудь доведается о существовании такого документа…
Маркиза и Ридд переглянулись. Если первая встревожилась не на шутку, то парень… тоже оказался взволнован. Ведь это и было слабым местом его плана — написанное собственной рукою письмо.
— Значит, нужно, чтобы он не доведался — или даже позаботиться, чтобы никогда не увидел свидетельства неприглядных дел, — неопределённо предложил Ридд.
Женщина всплеснула руками и озабоченно пролепетала сквозь шум дождя, что позабытое послание так и осталось в кабинете покойного маркиза. И уже следуя за нею по длинным переходам немаленького дворянского гнезда, парень больше всего надеялся, что эта Беатрис примет правильное решение.
И в самом деле, перечтя собственными глазами текст письма, маркиза Беатрис побледнела. Пройдясь туда-сюда по опустевшему кабинету отца, она задумчиво взяла в руки подсвечник с почти прогоревшим в нём огарком.
— Не знаю, верно ли я поступаю…
Свёрнутое в свиток послание никак не хотело загораться — уж писчие принадлежности графа Мейзери никак не из тех, что продаются в дешёвой лавке. Но и дочери знатного рода терпения оказывалось не занимать — вскоре обуглившаяся бумага задымилась, затлела. И на неё от свечи перескочил пока ещё крохотный язычок огня.
Словно зачарованные, три взгляда блестящих глаз следили, как пламя неохотно пожирало послание, способное перевернуть и искалечить столько судеб. Как корчились и исходили дымом буквы, слова, мысли… как выгорало само прошлое, исчезая и становясь недоказуемым.
— Мастер Ридд или как вас там. Против вас нет никаких доказательств, но! — маркиза пошевелила крохотным дамским кинжальчиком уроненный в пепельницу догорать остаток письма и наконец истолкла останки в пыль. — Что-то мне упрямо твердит — если я ещё раз увижу вас, то…
"Ну-ну, дурёха — оставайся в приятном заблуждении" — однако на самом деле Ридд уже кланялся, задом пятясь к двери. Полубегом, бесшумным скользящим шагом, десятой дорогой обогнув залу, где уже готовили в последний путь покойного хозяина и кормильца, он вернулся в по-прежнему полутёмный холл возле входа. Рассовал по карманам и клапанам реквизированные охраной вещи и оружие, нарочито игнорируя мрачный взгляд здоровенной телохранительницы. Здесь его и догнал Дитц.
— Слушай, — обратился к нему Ридд. — Смерть клиента произошла без внешнего вмешательства, от естественных причин. Если мэтру Фуке будет мало свидетельства от целителей и мага, можешь рассчитывать на моё подтверждение. А пока попробуй наняться в охрану барона Шарто — насколько я осведомлён, он ни с кем из нашей Школы контракта ещё не заключил.
В качестве то ли согласия, то ли просто на прощание Дитц сунул парню кулак под рёбра — да так, что от заколовшей в боку боли едва не остановилось дыхание.
— Не знаю, Ридд — всё выглядит именно так. И всё же, готов прозакладывать свою голову, что это именно ты его убил, — да и сам голос потерявшего выгодную работу телохранителя не сулил ничего хорошего. С другой стороны, при должном рассмотрении и предложение давнего заклятого друга выглядит очень даже ничего?
Вместо ответа Ридд звонко съездил по уху нависшую над ним верзилу-девицу — да так, что та улетела в угол. А потом кивнул Дитцу и вышел на крыльцо. Здесь он осмотрелся и легонько свистнул в темноту сада своему коню.
Дождь затих к утру. Где-то на полуночи слегка вызвездилось небо, а на восходе уже воспарила серая светящаяся в полнеба полоса приближавшегося рассвета. И как же странно смотрелись на ней здания и башни большого города! Воистину странная и незабываемая ночь… позади резко распахнулась дверь. Но устало усмехнувшийся Ридд был к тому готов. Право, стоило позабавиться, как он проворно шагнул в сторону, словно забыв на прежнем месте отставленную вбок ногу.
Зрелище здоровенной телохранительницы, с проклятьями перецепившейся через коварную подножку и полетевшей кубарем на гравий дорожки, прямо под копыта подбежавшего чёрного жеребца, не оставило бы равнодушным никого. Правда, парень слишком уж эмоционально не отреагировал. Всего лишь забрался в мокрое и холодное седло, а потом бросил вниз, сердито отплёвывавшейся и протирающей со света глаза незадачливой воительнице, несколько слов.
— Ты сначала делаешь, а потом думаешь, и в этом твоя слабость. Станешь сильной — приходи ко мне, — он тронул бока коня уставшими и словно в огне уже горящими пятками…
Кружка пива, дымящаяся в зубах трубка и хорошее настроение — что ещё надо мужчине, чтобы достойно встретить утро?
Пива, правда, в наличии не имелось, уж слишком далеко нынче оказалось до ближайшего трактира или пивоварни. Табака Ридд тоже не курил, а у чёрного жеребца одна только мысль о вдыхании вонючего дыма вызвала сердитое фырканье и даже недовольное прядание ушами. Зато вот с хорошим настроением вышел совсем уж полный конфуз — полное наличие отсутствия такового как в принципе…
— Ну чего тебе, Черныш? — Ридд приоткрыл глаза.
Ночёвка в стогу сена удовольствие весьма сомнительное. Но всё ж, получше, нежели в чистом поле или в лесу под деревом? Или на постоялом дворе, где каждый второй так и норовит то ли кошель твой облегчить, то ли и вовсе тебе меж лопаток что-нибудь острое сообразить.
Над хозяином склонилась из самого, казалось, неба чёрная лошадиная морда, нетерпеливо дохнула травяным духом и теплом. Жеребец дёрнул ухом и этак с намёком покосился в сторону, а потом снова сунулся к хозяину.
— У-у, морда твоя бессовестная, — страдальчески простонал Ридд, отпихивая нахала, и словно диковинный барсук полез наружу из своей соломенной норы.
Утро обнаружилось хоть весьма и весьма поздним, зато ясным и солнечным — от вчерашней грозы не осталось и следа. Правда, по соседней делянке с вызревшей люцерной словно пьяный косарь прошёлся, то Черныш оставил свой след вдумчивой трапезы. Сбоку виднелась страдальческая, круглолицая с бородкой физиономия крестьянина, чьему участку досталась такая потрава. Ридд уронил в ладонь того пару серебрушек, а в ухо предупреждение, что тот никого тут не видал.
— Дык, ваша милость — никого тут и в самом деле не бывало!
Продаст при первой же возможности, — предположила уже умудрённая опытом дриада.
Парень был примерно того же мнения. Но поглазев вроде ненароком на сокрушённо почёсывавшего затылок над своим полем пейзана, со вздохом полез в седло. Ну вот так и не приучил он себя убивать просто так, на всякий случай. Да и ситуация вроде не та, чтобы жёстко следы заметать?
— Авось и обойдётся, — проворчал он и легонько тронул пятками уже откровенно куда-то порывавшегося чёрного жеребца.
В иную пору Черныша вовсе не нужно было понукать лететь стрелой. Дерзко и великолепно он рванул с места, насторожив уши вперёд, в одну лишь ему известную сторону — и Ридд очень надеялся, что там сыщется что-нибудь похожее на постоялый двор или хотя бы захудалую придорожную корчму. Одним словом, после хорошо сделанной работы ему поутру хотелось не просто покушать. И вовсе даже не поесть. А, извините на слове — именно что пожрать… а потом ещё немного поспать.
Но жеребец летел по изрытой просёлочной дороге, ещё толком не просохшей с ночи, и столь же быстро улетали назад рощи и виноградники, лоскутные пейзанские поля с усердно ковыряющимися там фигурами. А иной раз навстречу попадался то одинокий, как и он сам, путник, то щеголеватая карета или же благоухающая навозом телега, а то и мальчишка-подпасок с тощей чередой нахально мекающих коз.
Уже в виду замаячившего впереди моста и деревушки на той стороне неистовый скакун стал забирать вправо и вскоре совсем оставил дорогу в стороне.