Страница 29 из 38
— Попридержи узды, девочка. Отсюда еще никто не ступал…, без моего ведома, и шагу. Ты — не исключение: не улизнешь.
Захохотала. Дико. Желчно. Захохотала Колони мне в лицо.
(впервые со мной была такой;
враг? Враги мы теперь? По разные стороны баррикады?
что же… я принимаю! принимаю вызов!
не испугаюсь!)
… гордо задрала нос.
Ну, ну.
Ядовито ухмыльнулась.
— Все… когда-то спят.
— Дорогая моя Жозефина, — вдруг приблизилась. Глаза в глаза, лицо к лицу. Тихо зашипела. — Я избавилась от привычки дышать… А ты говоришь… о каком-то сне! — (и снова дикий хохот) — Если я сказала, что ты не выберешься — то значит, так и есть. Без вариантов.
— Ах, так? — нервно дрогнула, дернулась на месте.
Улыбнулась (губы ее скривились в гадкой, унизительной тонкой линии).
Игриво вздернула бровкой.
— Так.
Резкий шаг (мой) вбок, рывок, уверенные движения — и забралась на выступ. Движение, легкое, непринужденное, вперед — и завалюсь со скал.
Чем не прелесть?
(с вызовом уставилась на крестную)
— А так?
Замерла; глаза округлились от шока.
— Так лучше… доходит? Я спрыгну. Слышишь? СПРЫГНУ! Если не пустите.
(злобно стиснула зубы; глаза, карие глазки, живо стали темнеть, превращаясь в угольки полные ярости.)
— Все равно не умрешь, — только и смогла процедить, а сама (вижу ж!) и захлебывается от злости и страха.
— Значит, еще спрыгну. Еще и еще. Пока не убьюсь. Неважно. Без него — я не буду жить.
Вдруг…
(не сразу, сразу, сообразила, поняла, что произошло)
Виттория вмиг дернула меня на себя, потянула за руку — так что я сорвалась и плюхнулась на нее — да завалились, завалились от силы рывка, по инерции, обе на землю.
Отстранилась резко, спешно (инстинктивно, разъяренно) и тут же залепила мне… жестокую, пекучую пощечину.
— ЕЩЕ КОНГДА-НИБУДЬ ОТВЕСИШЬ ПОДОБНОЕ, — (зарычала, завизжала) — заточу в подвал навеки, пигалица неблагодарная! — казалось, сквозь плач вырвались эти горькие, полные боли, слова. Замерла. Испуганно спрятала взгляд, а затем и вовсе отвернулась.
Застыла. Заледенела и я.
Слезы… (дурные, детские, жалкой обиды) слезы… навернулись на глаза.
Было стыдно за себя, противно, но…
… злость, дикая злость… так и не улетучилась.
ВЕДЬ НЕПРАВЫ!
Зачем… зачем врать, зачем разрушать мое…. наше счастье?
ЗАЧЕМ?
Пристыжено зашморгала носом. Поджала под себя ноги.
Не шевелилась Виттория. Молчала, нервно дыша…
— Я люблю его… — едва слышно прошептала я. Тихо, жалобно… взывая к сердцу… подруги. Того, кто меня как никто другой… ВСЕГДА… раньше, понимал.
(тягучая тишина)
Молчишь?
— А он — … тебя нет.
(отозвалась, отозвалась, но что? пуля в сердце? камень в душу? уж лучше бы МОЛЧАЛА! черт дери, мать вашу!)
— ЛЮБИТ! — прорычала я наперекор.
— Он никого… никогда не любил. В игры играть — всегда готов. Азарт, адреналин и победа — вот его идеалы и кумиры, вот, к чему лежит его сердце. А не… девушки, женщины. Ты.
— НЕПРАВДА!
— Нет? — вдруг отозвался голос отца где-то сзади.
Обе обернулись.
— Ты так уверенна? — продолжил Матуа, — Да настолько, что наши слова вообще ничего не значат, не стоят… против твоих убеждений? Его слов? (сказанных тебе)… чтобы затащить в постель?
Захлебнулась. Захлебнулась я ядом. Желчью, но еще держусь
Папа, папа.
Сволочи вы. СВОЛОЧИ!
НЕНАВИЖУ ВАС!
Как низко падаете?
Зачем?
Ради чего?
Амбиции? Тупая, слепая вера? Лишь бы быть всегда правыми?
ЧТО НЕ ТАК?
ЧТО В ВАШИХ СЕРДЦАХ ВЫШЕ МОИХ ЧУВСТВ?
— Что молчишь? — злобно переспросил Луи.
— Уверенна.
— Тогда собирайся. Собирайся — и поехали на Аетфе. Посмотрим. Вместе посмотрим, как твой благоверный проводит…. Ночи без тебя.
Замерла. Замерла я… в сомнениях.
Нет, не в Доминике. Не в нем… играли "за" и "против".
А сомневалась в словах отца.
Снова игра?
Ну, что же. Ну, что же. Я тоже делаю ставку.
Крути барабан.
— Поехали.
Глава Тридцать Первая
— Морена?
— Жози! — захохотала, ядовито зашипела в ответ. — Доминика ищешь, вероятно?
Промолчала.
— На балконах ждет тебя твой защитничек. Ой, как ждет, — захохотала… мертвой радостью.
Попытка не реагировать, не брать близко к сердцу.
Не знаю, что задумал отец, не знаю, что задумала Виттория.
Но я, я… готова сбежать с Домиником, если по-другому, добровольно… они не отпустят.
Спешно забралась по ступенькам наверх. Через узкий коридор… на балкон.
— Видели Бельетони?
Загадочно улыбнулся мужчина.
— По прямой, и справа первая дверь. Там он.
Я смотрела. Смотрела на него…
Каким-то пустым, стеклянным взглядом.
Смотрю — и не вижу.
Просто нет.
Меня больше нет.
Не дышу. Не дрожу.
Оцепенела… застыла в ужасе.
Чувство. Чувство, такое… будто кто-то только что лишил меня… места в жизни.
Просто бух — и ты уже в зазеркалье.
Отдельно от живого мира.
Рядом. Видишь. Слышишь.
Но тебя там нет.
НЕТ.
…и никто не заметит тебя больше.
Душа… душа сжалась в малюсенький комочек… и спряталась где-то в глубине грудной клетки.
Не стонет, не рычит — оцепеневши, ошарашенная, дрожит, испуганно молчит.
— О! Сладкая! Иди сюда к нам! Мы только начали разогреваться! — радостно закричал пьяный Доминик.
Больная, вольная, ЧУЖАЯ улыбка мне навстречу,
но буквально тут же и отвернулся….
… поцелуем прикипел в груди какой-то девушки, стянул в себя ее сосок — та истомно застонала и жадно выгнулась; дернулась и вторая львица… грациозно изогнулась и прижалась всем телом к его спине.
Нет.
Нет…
Это — не мой,
НЕ МОЙ ДОМИНИК!
Невольно задрожала.
Слезы, слезы…. гадким предателем выступили на глазах.
Тошнота, боль,
в миг раскаленными щипцами сцепило горло,
жадно, ненасытно раздирая его на части.
Зашипела, заныла, ЗАВЫЛА я внутри, боясь наружу издать даже короткий звук.
Боже.
Боженька.
ЗА ЧТО?
За что все это мне?
За какие грехи?
В чем… провинилась?