Операция «Выход»

– А Джули не была замечательным ребенком? – спрашивает Шарлотта. – Не могу в это поверить.

Хелен задумывается.

– Дело не только в этом, – говорит она. – Знаешь, чего сильнее всего боишься, когда у тебя есть дети? Что можешь оказаться плохой матерью и потерять их. Однажды так и происходит; ты осознаешь, что твой худший страх сбывается и ты теряешь своего ребенка, потому что ваши отношения полностью разладились и ты не знаешь, что и где пошло не так и как наладить все снова. Как взять телефонную трубку и говорить с дочерью, если ты не видела ее семь лет? Особенно если чувствуешь, что ты сделала все от тебя зависящее, а она при этом предпочитает жить не с тобой, а с отцом, и не дает о себе знать? И потом еще эта история с Барселоной…

– Что за история?

– Я организовала для нас с ней поездку в Барселону после ее экзаменов. Я собиралась попросить ее приехать и жить со мной здесь или хотя бы объяснить ей, что это мог бы быть ее второй дом. Я хотела узнать ее как следует – по крайней мере попытаться, – потому что Джули не из тех людей, у которых душа нараспашку. Но я была готова. А она так и не появилась в аэропорту. – Хелен вздыхает. – Она просто не соизволила пошевелиться, так что я сдалась. Я поехала повидать ее, когда она получила результаты экзаменов, но я ей оказалась не нужна. Честно говоря, к тому времени я уже поставила на ней крест. Так что я осталась на чашку чая, а потом вернулась домой.

– Но… – начинает Шарлотта.

Люк быстрее.

– Погодите-ка, – перебивает он. – Это все полная чушь.

– Прошу прощения? – говорит Хелен. – Что ты имеешь в виду?

– Да эту «историю с Барселоной». На самом деле она вернулась домой в слезах, потому что испугалась лететь на самолете. Из-за этого у нее чуть не случился настоящий нервный срыв. В любом случае для нее это был не самый легкий год – ваш отъезд, ее экзамены, все остальное, – она не вынесла путешествия на поезде, а уж идея полета по воздуху ее совсем доконала. Я позвонил в аэропорт. Там сказали, что сделают объявление и попросят вас мне перезвонить.

– Ну, не слыхала я никакого объявления, – говорит Хелен.

– У нее ушло несколько часов на то, чтобы добраться до дома, потому что она вдруг стала бояться любого транспорта. Вернувшись, она все повторяла, что подвела вас. Если честно, я думаю, она ждала, что вы приедете, чтобы узнать, что с ней случилось…

Хелен нахмуривается.

– Так она пыталась привлечь мое внимание?

– Нет, – говорит Люк. – Конечно, она была бы ему рада, но она не пыталась привлечь его сознательно. Она была очень напугана.

– Чем? Поездами? Самолетами? Почему? – Хелен озадачена и расстроена.

– У Джули давняя проблема с путешествиями, – говорит Шарлотта. – Вот почему мы приехали сюда по «желтым» дорогам. На это ушла куча времени. И дело не только в путешествиях – она боится почти всего на свете. Вы что, даже не знали об этом? Вы хоть как-то отреагировали, когда она провалила школьные экзамены? Для нее было очень важно, чтобы вам было не все равно, но…

Лицо Хелен делается суровым.

– Прошу прощения, – говорит она. – Дайте-ка я уясню как следует. У моей дочери сдвиг по фазе, и вы оба утверждаете, что это моя вина? Прошу прощения. Не думаю, что вы отдаете себе отчет в том, что болтаете. Я беспокоилась за нее и сейчас беспокоюсь, но когда твоя дочь тебя ненавидит, ты мало что можешь с этим сделать. Извините меня.

Она выходит из комнаты. Через несколько секунд Люк слышит, как она поднимается по лестнице.

– Неплохо сработано, – замечает он.

– О черт, – говорит Шарлотта. – Что мы наделали?

– Мы?

– Заткнись, Люк. Прекрати разговаривать, будто ты в телевизоре.

Шарлотта выходит из кухни, и через несколько секунд до Люка доносятся ее шаги – она тоже поднимается на второй этаж. Она что, решила догнать Хелен? Бедная Джули, бедная Хелен. Они все это время думали, что им друг на друга наплевать – но это ведь явно не так? Люк думает о своей матери. Что хуже – изводить себя заботами или плюнуть на все? И как узнать, насколько сильно на самом деле кого что заботит?

Около половины седьмого возвращается Джули. Дэвида и Шантель с ней нет.

– Ни за что не угадаешь, что случилось, – говорит она Люку.

– Ты снова со мной разговариваешь?

– Что? Я и не переставала, дурачок.

– Но ведь я в фургоне повел себя как сволочь.

– Да, как сволочь. Но это было вчера.

– И?

– Ну, вчера – не сегодня. Ты же не специально, правда?

– Нет. Я… э-э… – Люк хочет рассказать Джули про Саут-Миммз и про то, как он себя чувствовал, но у него складывается впечатление, что наверху, на втором этаже, происходит что-то более важное.

– Ты не обязан объяснять, – говорит Джули. – Все в порядке.

Люк улыбается.

– Спасибо.

– Однако есть один момент. Просто я… О'кей, слушай. Меня задело не столько твое наглое требование ехать побыстрей, сколько то, что ты пил и курил, будто хотел покончить с собой.

– Я хотел отключиться.

– Да, Люк, я думаю, мы все этого хотели. – Джули нахмуривается. Такого выражения лица Люк у нее раньше никогда не видел. – Понимаешь, Шан, Дэвид и Лиэнна сшили тебе скафандр, мы купили фургон, Шарлотта нашла для тебя знахаря, и всем нам пришлось преодолеть чертову гору трудностей, чтобы доставить тебя сюда. Ты даже не представляешь, какой это был ужас, когда мы вчера застряли и не могли придумать, как выбраться из наводнения. Я знаю, что тебе не по себе и что ты хочешь вернуться домой, но мы все стараемся тебе помочь. До того как мы отправились в путь, ты больше всего на свете хотел выйти наружу. Ты хотел вылечиться. Верно? Так вот, Люк, я повторять не собираюсь. Просто будь повежливей со всеми, потому что мы стараемся тебе помочь, и некоторые из нас делают для этого вещи, которые нам не очень-то приятны. По-твоему, мне так уж хотелось сюда приезжать? Поразмысли над этим. Как бы то ни было, лекция окончена. – Джули улыбается. – У меня есть совершенно потрясающие новости.

– Это Джули? – кричит Шарлотта сверху.

– Да, – отзывается Джули. – Привет, Шарлотта. У меня новости.

– Ты можешь подняться сюда на секунду?

– Зачем?

– Тебе что, трудно?

– Лучше сходи, – говорит Люк.

Через несколько минут Шарлотта спускается вниз и ставит чайник.

– Думаю, скоро мы двинем дальше, – говорит она.

Глава 42

– Глупая девчонка. Глупая ты, глупая девчонка.

Хелен сидит на своей кровати, завернувшись в пурпурную шаль. Она плакала. Теперь перестала. Судя по всему, Шарлотта рассказала ей про экзамены, Люк рассказал про Барселону, и она узнала про страхи Джули. Джули не знает, что еще могло случиться такого, из-за чего ее мама вдруг стала бы плакать.

– Теперь это уже не имеет значения, так ведь? – говорит Джули. Она нерешительно застыла на пороге, не зная, как поступить – пройти дальше в комнату или выбежать с воплем. Она не хотела этого разговора.

– Я думаю, ты можешь сдать их снова. Но, господи, тебе уже двадцать пять! Семь лет псу под хвост – и даже девять, если посчитать два года на подготовку. Какая бездарная трата времени. И ты сделала это, чтобы привлечь мое внимание. Почему бы просто не позвонить матери?

Джули смотрит в пол.

– Я сделала это из-за Люка, – говорит она. – Не из-за тебя.

– Твоя подруга сказала не так. Шарлотта сказала, что…

– Слушай, мама, я сделала это не по какой-то одной определенной причине. Да, я провалилась специально. Я не хотела уезжать в университет, не хотела бросать Люка. Я не хотела менять свою жизнь… Возможно, я также хотела причинить тебе боль, потому что знала, как сильно ты желала мне успеха. Но в то же время я не совсем отдавала себе отчет в том, что делаю. Мне просто хотелось совершить что-нибудь эффектное, потому что жизнь казалась мне отвратительной. Ничего путного из этого не вышло, так что я решила двигаться дальше. Я знаю, что это было ребячеством, но в то время я была совсем ребенком. – Она смотрит на мать, печально съежившуюся на своей пурпурной кровати. – Прости меня, – говорит Джули. Но почему она извиняется? Ее саму это смущает. Джули помнит, что мать каким-то образом всегда заставляла ее чувствовать себя виноватой – в том, что Джули такой уродилась, в том, что она не такая замечательная, как дети их знакомых, в том, что любит математику больше, чем чтение, и предпочитает «пепси» морковному соку. Но Джули помнит и другие времена, когда она до беспамятства любила маму и автоматически принималась плакать, если плакала та, когда они вместе пекли пирожки и устраивали «войнушку», забрасывая друг друга мукой, а стоило кому-нибудь сказать что-то дурное о ее матери, и Джули могла прореветь весь день. Но потом Хелен бросила печь пирожки, потому что, как она объяснила Джули, когда той было лет одиннадцать, «настоящие женщины не пекут пирожки. Они изменяют мир». Однако Джули готова поспорить, что сейчас мать печет пирожки, и еще как. И она не изменила мир – ну, не очень-то сильно.