Собиратель автографов

— Ох, — запричитала Китти, — но они с Люсией так полюбили друг друга.

Алекс схватил под живот Грейс, игнорируя ее недовольство, и сунул голову животного себе под мышку:

— Она любит сидеть со мной наверху. Наблюдает за моей работой.

— «Работой»? — усмехнулась Эстер.

Алекс выстрелил в нее сердитым взглядом: и что выделывается? Любит устраивать представления для кого-то рядом с ними.

— Приготовлениями, — коротко пояснил он.

— Так ты позвонишь? — спросила Китти, вытянув вверх руки, как бы в ожидании крепкого объятия. — Может, позвонишь Максу? Скажи лишь, что у меня все в порядке. Я оставила записку с номером на кухне. Думаю, надо ему позвонить. Проверь, не сердится ли он на меня.

— Да-да, конечно.

И Алекс вышел из гостиной, закрыв за собой дверь.

Наверху он вытряхнул содержимое сумки на постель и начал разбирать. Грязную одежду отложил в сторону, а потом отнес в ванную и бросил в корзину. Книги сложил стопкой на полу, а затем отодвинул в угол. Начал перебирать разные бумажки и каждую вторую бросал в мусорное ведро, включая квитанции, потому что раз и навсегда решил, что лучше платить налоги без вычетов, чем уподобиться скупердяю, который вспоминает с удовольствием только те дни своей жизни, когда ему удалось что-то сэкономить.

Визитка дилера. Автограф дивы «Плейбоя». Билет на каток. Желтый конверт. Алекс достал письмо преследователя Китти и перечитал его. Бедняга Макс — совсем помешался. Но что-то в письме задело, показалось знакомым. Большая любовь, обожание. Но и плохо скрываемая неприязнь. В записках Алекса ее тоже хватало, хотя в них она не так бросалась в глаза. Сначала он этого не осознавал. Но потом словно пелена спала с глаз: еще тинейджером он однажды стоял под дождем, прижатый к металлическому барьеру, промокший до нитки, смотря на французскую актрису, ради которой и терпел все мучения. Она спустилась по алому ковру, под большим зонтиком, не удостоив его и взглядом. Он описал этот случай в своей книге, в подглавке «Иудейская слава и гойское поклонение фанов»:

Девушки-подростки, поклонницы рок-музыкантов, ненавидят своих кумиров. Киноманы ненавидят голливудских звезд. Собиратели автографов ненавидят знаменитостей. Мы любим своих богов. Но ненавидим нашу от них зависимость.

Алекс сел и включился в работу. У него уже давно в голове сложился список, постепенно расширявшийся, разных виртуальных аукционов, где можно было выставить на продажу реликвии Китти. Еще в Нью-Йорке она предоставила ему свободный доступ к восьми ящикам комода, битком набитым частной корреспонденцией, с одним условием: не трогать писем к ее семье. И чем больше он с ней общался, тем менее сентиментальной она ему представлялась. Теперь на его столе лежала стопка ее любовных писем. У нее был роман со знаменитым актером, а после его смерти вдова вернула ей все письма. Но что это были за письма! В одном она описывала номер в отеле Лас-Вегаса, раннее утро и себя с другим любовником, темнокожим актером. Вспоминала цвет костюмчика горничной, которая вошла нежданно-негаданно и застала их врасплох. Алекс боялся даже думать, сколько может стоить такое письмо, сколько стоят все они. Четыре из них он уже послал из Нью-Йорка на Лондонский аукцион. Завтра их должны были продать. У него просто в голове не укладывалось, что он сидит здесь с богатством, какого сто лет не было ни у одного Собирателя.

Но не запах больших денег приводил его в трепет. Деньги были совершенно ни при чем. Он мечтал сделать подарок Китти — за все то, чем одарила его она. Но и это не все. Главное — воплощение мечты. Обычно Собиратель всю жизнь гоняется за славой, за ее аурой, и ценность его трофеев измеряется близостью к этой славе. Но теперь аура оказалась у него. В кармане. Он владел ею. Она почти стала частью его самого.

ГЛАВА 8

Освобождение быка и самого Алекса

Замечательная, сказочная ночь и — трагедия. Нирвану следует оценивать не по накалу вульгарной страсти, но по сладости венчающего ее забытья. А они так чудно спали вместе, свившись в клубок на диване, словно став с ним одним целым. Он пробудился, уткнувшись лицом во впадинку на ее плече, а его волосы упали ей на подбородок. Полное счастье! За опущенными жалюзи занимался рассвет. Он обнял ее поплотнее за талию, поцеловал в шею сзади, и его охватила томительная истома. Но вдруг она дернулась, выпрямилась, а ее рука нащупала что-то в глубинах постели:

— Что это?

— Хм-м. Что — что?

С театральной неспешностью она вытащила… В полумраке Алексу показалось, что она сдирает кожу со змеи.

— Алекс, чье это? — Алекс разинул рот. — Только не говори, что Китти.

С этими словами их близости пришел конец, она вырвалась из его объятий и резко села:

— Это ажурные чулки. Пожилые женщины не носят ажурных чулок.

— Эсти, подожди…

Она сквозь зубы смачно выругалась и схватила пульт. Телевизор с легким потрескиванием, как-то испуганно ожил. Она начала одеваться. Повисшую было тишину нарушило вжиканье молний и звяканье пряжек — их способность издавать звуки пришлась очень кстати.

Алекс открыл рот…

— И пожалуйста, — Эстер запихивала ногу в туфлю, не надев еще толком брюки, — не произноси фразы типа «да ничего между нами не было» или «мы просто хорошие друзья». И не уверяй, будто ты «никогда бы не сделал ничего, что могло бы причинить мне боль». Пожалуйста. Пожалуйста, постарайся не повторять услышанное по телевизору.

…На Ближнем Востоке в автобус сел шахид.

…На заседании парламента один из ораторов обвинил своего коллегу во лжи.

…Пропала маленькая девочка. Ее родители заходятся от рыданий и не могут произнести до конца ни одной фразы.

— Думаешь, сможешь поставить точку? — спросила она. И стала ждать, со слезами на глазах. Стояла прямо перед экраном телевизора.

Он не понял, что она хотела этим сказать. Однако знал, что говорит ее тело, обнаженное, если не считать брюк и одной туфли. Бедренные мышцы напружинены — вот-вот уйдет. Вполне может уйти.

— Ты понимаешь, что больше этому не бывать? — Она ударила кулаком по дивану. — Ты имеешь всех подряд, а когда надоест, снисходишь до меня. Люди не снисходят к другим людям. Они принимают решение быть с ними. Это требует веры. А ты начертил себе круг на песке, уселся в нем и ничего больше знать не хочешь. Это твоя вера, идиот.

Спектакль окончен. Больше никакие пьесы на этой сцене играться не будут.

«Итак, — сказал телевизор, — после пяти тысяч представлений…»

— Бут, — промямлил Алекс, скорчившись перед ней, как обезьянка, волосатенькая, хромоногая, опершаяся руками-лапами о пол. — Сто лет назад она тут была. И всего один раз. Спала здесь, и все.

— Ну-ну.

Перекрытие под полом было очень тонкое. До них донеслись торопливые, как заикание, шаги Китти, гонявшейся за Люсией. Эстер продолжила яростный поединок со своей одеждой, в которую никак не могла облачиться полностью.

— Эсти, успокойся — хоть на минутку…

— Моя дорогая… — послышался голос Китти снизу. — Эстер, ты не могла бы ко мне спуститься, всего на одну минуту? Мне самой никак не справиться… Люсия, перестань, пожалуйста. Эстер?

Так и не надев вторую туфлю, держа ее в руке, Эстер отпихнула Алекса и начала спускаться по лестнице. Грейс, такая нужная в эту минуту союзница, поднялась к нему лишь через десять томительных секунд.

Алекс повернулся к телевизору. Сидя на полу, он попытался принять позу ваджрасана [98], но, как ни изгибался, как ни трещал суставами, не смог совладать со своим телом. Пришлось удовольствоваться полулотосом. Он нашел на ковре мятный леденец в ворсинках и принялся его сосать. Начался обзор финансовых новостей. По экрану непрерывной лентой побежали цифры. Алекс закрыл глаза и постарался вспомнить правила.

98

Ваджрасана— в йоге поза, при которой человек сидит, подогнув под себя ноги так, чтобы ступни находились под бедрами.