Господин Никто

– Да, но я хочу, чтоб ты была в курсе дела и, самое главное, не позже завтрашнего полудня уведомила меня, предоставляется мне право действовать или нет.

– Если решат задержать Кралева, то это может произойти и без твоего содействия, – замечает брюнетка.

– Но в таком случае вы еще больше демаскируетесь перед американцами. Тогда как при моем участии все сойдет за саморасправу между эмигрантами: личная вражда, соперничество, истории с женщинами и прочее.

Франсуаз некоторое время раздумывает. Потом зажигает сигарету, делает глубокую затяжку, выпускает мне в лицо густую струю дыма и смотрит на меня неприятным в такие моменты, пронизывающим взглядом.

– Ладно. Остановишься в Кане, в отеле «Мартинец». Дождешься моего звонка между двенадцатью и часом. Только предупреждаю: если начнешь своевольничать, сам подпишешь себе приговор. Причем, в отличие от прежних, этот приговор будет приведен в исполнение.

– Оставь свои любезные обещания, – бубню я под нос. – Лучше прикажи своим людям не таскаться за мною следом.

– Я не начальник службы преследования.

– Да, но в последнем случае инициатива принадлежала тебе.

– Посмотрю, что можно сделать, – уклончиво отвечает брюнетка. – Имей в виду, скоро десять.

– В твоих силах сделать все, что захочешь.

– Будь это так, я бы тут же тебя удушила. Из-за твоих историй я пропустила стоящую встречу.

– Не заставляй меня ревновать. С мутной от ревности головой человек плохо ведет машину.

Последними репликами мы обмениваемся уже стоя.

– Франсуаз, – говорю я, – в двух шагах от тебя телефон. Скажи, чтоб мне вернули машину, и одолжи немного денег на бензин.

– Опять украли машину? – иронически поднимает брови Франсуаз. – Должна тебя заверить, что наши люди тут ни при чем.

– Ты уверена?

– Вполне. Что касается второго пункта, то в данный момент у меня в наличии пятьдесят пять франков. Бери и распоряжайся ими.

Достав из сумки кошелек, она вытрясает содержимое на столик. Я беру пятидесятифранковую банкноту, а мелочь великодушно оставляю.

Немного погодя мы прощаемся в прихожей. Пожимая мне руку, Франсуаз задумчиво смотрит на меня своими большими темными глазами.

– Я не верю в предчувствия, но у меня вдруг появилось такое ощущение, будто мы видимся в последний раз…

– Ты с самого утра поешь мне реквием. Так тому и быть, потеря невелика. Сама же говоришь, что я просто господин Никто.

– А, запомнил-таки?.. – вскидывает брови Франсуаз. – Что ж, прекрасно. Прощайте, господин Никто!

У женщин обычно инстинкт развит сильнее. Хорошо по крайней мере, что данные инстинкта достаточно расплывчаты и не поддаются анализу. Франсуаз не обмануло предчувствие, что мы видимся в последний раз; к счастью, она не разгадала причину разлуки.

В тот момент, когда я покидаю дом на Сент-Оноре, меня заботят проблемы совсем иного характера – материально-финансовые и транспортные. Забегаю в какое-то кафе и проверяю по телефону, когда отправляется поезд на Марсель. Оказывается, скорый уходит без малого в полночь. Выхожу и беру первое попавшееся такси.

– Отель «Националь»!

Этот вид транспорта слишком дорог для меня, но время еще дороже. Однако, если я даже вытрясу все свои карманы, мне все равно не собрать на билет Париж – Марсель; франком больше, франком меньше – дело не меняется. Единственное спасение при создавшемся положении я вижу в образе зрелой красотки с массивными формами и повышенной чувствительностью.

Пока такси мчит меня к отелю, я наблюдаю за движением впереди и позади нас и устанавливаю, что наблюдение продолжается и ведут его на этот раз мощный «ситроен» серого цвета и хилый зеленый «рено». Этого и следовало, конечно, ожидать, так как распоряжения об установлении слежки выполняются очень быстро, а отменяются довольно медленно. Если вообще доходит до отмены.

Такси останавливается перед массивным фасадом отеля «Националь». Отпуская шофера, я сую ему в руки бумажку и, не дожидаясь сдачи, проявляя характерную для бедняка щедрость, вхожу в оживленный холл и узнаю номер комнаты, занимаемой артисткой Мери Ламур.

Принимая меня, Мери дрожит от нетерпения в своем розовом пеньюаре. Собственно говоря, нетерпение у нас взаимное, только я свое скрываю более умело.

– Мои соболезнования, дорогая! – приветствую я красотку. – Всего три часа назад молодожен отдал богу дух.

При этой потрясающей новости Мери обнимает меня своими полными руками и принимается целовать со слезами радости на глазах.

– Не волнуйся, милая, – лепечу я, пытаясь высвободиться из ее объятий, поглощающих меня, словно морской прилив. – Теперь уже нечего волноваться.

– Это ты его убрал? – в простоте душевной спрашивает артистка, приходя в себя.

– А, нет. Я не способен на такие вещи. Убрали его Ворон с Ужом, но команду дал Кралев. Впрочем, это мелочи. Дорогая Мери, ты теперь свободна и богата.

– Благодарю тебя, мой мальчик, – шепчет актриса и вторично делает попытку перенести меня в своих объятиях к дивану.

Вскоре, снова придя в себя, она вдруг таращит глаза.

– А Кралев? Я умираю от страха при виде этого человека. Он это дело так не оставит…

– Какое дело?

– Наследство. Пока меня не ограбит, не угомонится.

– Что верно, то верно, – признаюсь я. – Он убежден, что вы сговорились с Младеновым убить Димова. Он потому и ликвидировал Младенова, что хотел наказать его за убийство Димова.

– Значит, он и меня захочет ликвидировать.

– Не исключено.

– Эмиль, ты должен избавить меня от этого бандита. Ты уже столько для меня сделал… И разве ты позволишь такому бандюге меня убить!..

– С удовольствием помог бы тебе. Но, к сожалению, я не в состоянии.

– Как так не в состоянии?

– А так: Кралев уехал в Марсель по каким-то темным сделкам. И это очень кстати, потому что в Марселе у меня найдутся люди, которые смогли бы с ним разделаться. Но, на мою беду, у меня украли машину, и ко всему прочему я остался с несколькими франками в кармане…

– Возьмешь димовский «ситроен», то есть мой.

– А деньги?

– Могу дать тебе франков пятьсот. Хватит этого?

– С избытком. Дорогая Мери, твое спасение не за горами. А кстати, где «ситроен»?

– Я оставила его внизу, возле второго подъезда.

– Дай мне ключи.

– Вот уже и поедешь? Я так долго тебя ждала…

– Именно поэтому ты найдешь в себе силы подождать меня еще немного. Нам дорога каждая минута.

Артистка достает из сумки связку ключей, все еще украшенную эмблемой скорпиона, и с капризно-нахмуренным лицом подает мне.

– Ты гадкий…

– Но полезный. Между прочим, не забудь про пятьсот франков…

Стерпев кое-как прощальные объятия, сдобренные несколькими мягкими сочными поцелуями, я машу на прощанье рукой и стремглав несусь вниз по лестнице.

Заправщик открывает бензобак, вставляет шланг и включает насос. Неоновая раковина «Шелл» сияет над его головой, словно ореол. Я машинально слежу за движением цифр на счетчике и соображаю, не слишком ли легкомысленно я поступил, отказавшись от скорого поезда в пользу автомобиля.

«Ситроен» – машина чудесная, но и самая чудесная машина на большой дороге, даже при бешеной гонке, не в состоянии все время идти на своей максимальной скорости. Как будто выжимаешь все сто тридцать, а в среднем не получается и девяноста: населенные пункты, повороты, обгоны, железнодорожные переезды, образующиеся тут и там заторы, не говоря уже о засадах дорожной полиции, охотящейся за нарушителями правил движения. То ли дело поезд: оставляет за собой по сто двадцать километров в час с точностью хронометра, и все тут. Французские железнодорожники заслуженно пользуются известностью. В отличие от французских шоферов, таких же шальных, как их собратья по всему свету.

– Готово! – восклицает заправщик и, закрыв бензобак, тщательно протирает ветровое стекло.