Страница 29 из 33
– Тогда увидимся в девять.
– Как изволите, босс, – ответил Рейф и, обращаясь к Джордане, произнес потеплевшим голосом:
– Спокойной ночи, Джордана, удачи тебе.
– Спасибо, Рейф Спокойной ночи, Дэр.
Прежде чем Дэр успел ответить, Патрик уже увлек ее от них. Мягко, но уверенно он отодвинул в сторону хихикающую девицу, желавшую познакомиться, и но столь мягко – приятной наружности молодого актера, жаждавшего пригласить Джордану на танец.
Дэр оторвал от двери изумленный взгляд – Цветы? Он хочет познакомить Джордану с Рэйвеном, потому что оба интересуются цветами? Да Патрик-то что в цветах понимает?
– Он сильно поднаторел в этой области.
– Из-за Джорданы?
– Теперь у него все из-за Джорданы. – Рейф обводил взглядом толпу, гадая, когда он сможет уйти и каким образом ему проскользнуть мимо блондинки, весь вечер не сводившей с него глаз. – Завтра он везет ее на консилиум к самым крупным специалистам. Он не сомневается, что можно вернуть ей зрение.
– А шансы действительно есть?
– Ни единого, черт возьми.
– Тогда зачем?…
– Зачем Патрик это делает? Затем, что не может поверить в невозможность чуда. Иногда его вера срабатывает – меня сейчас не было бы в живых, если бы он с таким упрямством не считал невозможное возможным. А зачем Джордана подвергает себя таким бессмысленным испытаниям? Она его любит.
– И поедет с ним, чтобы снова выслушать душераздирающее заключение. Не в первый раз, я уверен.
– Да, а Патрик испытает страшную боль, когда ему придется признать, что чудо, о котором он так для нее мечтал, действительно невозможно.
– Неужели он не мог найти более подходящую женщину?
– Более подходящей нет. – Рейф покачал головой.
Даже если обыскать весь свет. Да, кстати, ты напомнил мне о самолете. Его нужно проверить перед полетом.
– У меня на вечер заказан столик у мадам Зары.
– Счастья тебе. – Рейф шутливо отсалютовал на прощание.
– Счастье нам обоим не помешает. Патрик свое поймал.
– Да. – Рейф взглянул поверх толпы. На город опустилась ночь, расцветив его огнями, которых никогда не увидеть Джордане. Впрочем, за двадцать восемь лет многое изменилось, и медицина тоже. – Может быть, завтра, или послезавтра, или же через месяц удача все же снова улыбнется ему.
– Медицина припасет для него чудо?
– Ага, – пробормотал Рейф. – Чудо для Патрика.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
– Вот так, мистер Маккэлем. Каждое обследование, каждый тест только подтверждают предыдущие. Проверено все, никакой ошибки нет. – Честные, прямые слова, высказанные с сожалением, но без сиропных банальностей.
Врач замолчал, и в наступившей тишине эхом повисло его собственное разочарование. Зашуршали бумаги, скрипнула ветхая кожа кресла. Нежный аромат вплетался в тяжелые больничные запахи. Цветы, яркие побеги надежды в горьком отчаянии.
Надежда. Воздух, казалось, дышал ею.
Кто-то живет надеждой.
Кто-то ее теряет.
Патрик отшвырнул кресло назад и почти неслышными на толстом ковре шагами подошел к окну.
Джордана знала, что он стоит там, глядя сквозь стекло, и видит только свою рухнувшую надежду.
Она не шевельнулась, не заговорила. Они вообще говорили мало с того самого полдня, когда Патрик поднял с ковра в спальне блузу из желтого шелка и отбросил ее в сторону. Первобытные чувства того дня чурались слов. Боль в сердце не утихала. Воспоминания преследовали их. Безмятежность сменилась лихорадочностью. Кончилась их уединенная жизнь вдвоем, превратилась в безумную погоню за увеселениями, на которых он постоянно настаивал, но от которых никогда не получал удовольствия. Все их приглашали, все за ними гонялись, а они разыгрывали из себя золотую пару, пока его терпение не истощалось и он не увозил ее домой, как драгоценную вещь.
За этим следовали часы, заполненные безмолвными раздумьями и сексом. Джордана больше не притворялась, не защищалась красивыми фразами. Это был секс, вожделение, магия мучительной страсти, опустошавшая их. Темные силы, восторг, потрясение.
В их любовь вкрадывалась порочность.
А потом наступило вот это – его попытки вернуть ей зрение. Их поездки в бесчисленные медицинские учреждения протекали – под стать любовным отношениям – лихорадочно. И были такими же безутешными.
– Мне очень жаль. – Доктор обращался к Патрику.
Он, казалось, понимал, что большой шотландец сейчас такой же пациент, как и его дама. – Этот недуг неисцелим. Мисс Даниэль никогда не будет видеть.
Воздух в комнате стал непроницаемо душным. Неподвижные запахи вдруг сделались липкими.
– Есть и другие специалисты, другие больницы.
– Специалисты есть, мистер Маккэлем, – прервал врач. – Но нет таких, которые дали бы вам другой ответ. Ни здесь, в Эдинбурге, ни где-либо в мире. Другого ответа просто не существует. Примите его, научитесь с ним жить.
Нет! – Патрик сражался с правдой. Сражался отчаянно.
– Но разве у вас есть выбор? – Доктор Броуди не дрогнул. Он уже видел такое. – Уезжайте домой, уговаривал он. – Дайте отдохнуть вашей прекрасной леди. Ради вас она ездит из клиники в клинику, снова и снова выслушивая то, что ей уже давно известно.
Она измучена – физически и духовно. Прекратите все это, иначе вместо добра вы принесете ей только вред.
– Но неужели нет никакого выхода?
– Никакого. Ради нее оставьте свои попытки. Отправляйтесь к себе. Отдыхайте. Вспомните, как много радостей в жизни. Со временем вы поймете, что они неисчислимы.
Патрик отвернулся от окна, взглянул на Джордану.
Ее лицо было измученным, но спокойным. В первый раз он осознал, насколько тяжело
было ей. Насколько мучительно снова и снова выслушивать приговор. И все же она это делала.
Ради него.
Бессильный гнев сразу утих. Он пожалел о самонадеянности, заставлявшей его верить, что он способен совершить невозможное. Он ошибся, и ошибка его обернулась жестокостью.
Он подошел к Джордане, прикоснулся к ее щеке, большим пальцем распушил густые ресницы. В глазах ни горя, ни осуждения – только мужество. Проживи он вечность, ему не найти более прекрасной женщины.
Настойчиво зажужжал интерком на столе Броуди.
Доктора вызывали. Извинения его были краткими. А потом Патрик и Джордана остались вдвоем, наедине с горькой правдой.
– Ты знала. – Его ладонь все еще лежала на ее щеке, поглаживая прозрачную, бледную кожу.
– Давно знала.
– И все же ты подвергла себя всему этому ради меня.
– Разве это так важно, что я не могу видеть?
– Нет. – Под его пальцами бился пульс на ее виске. – Совсем не важно.
Но, ведя ее по мрачному коридору навстречу яркому свету дня, он знал, что солгал ей.
В Эдинбурге жизнь их вошла в новую фазу – превратилась в пародию на идиллию. Как бы ни притворялся Патрик, но его терзала тревога – тревога, свойственная сильным людям, когда им внезапно изменяют сила и уверенность в себе. Днем он изображал галантного и вежливого хозяина. Рассказывая ей о своей родине, он обретал красноречие, рисовал живые картины прошлого – легенды и историю славного клана Маккэлемов. Но это было днем, а к вечеру, когда оба они уставали от его притворства, он превращался в камень. Ужинала Джордана по большей части одна, в огромной гостиной, где, казалось, навечно залегла могильная тишина. Патрик, неизменно вежливый и обходительный, учтиво извинялся и оставлял ее, чтобы наглухо укрыться в стенах своего кабинета.
Чем ближе становилась Джордане родина Патрика, тем дальше от нее уходил он сам, превращаясь в незнакомца с отменными манерами.
– Все, этому надо положить конец, – решила Джордана, меряя шагами комнату, давно уже измеренную за долгие бессонные ночи. Ночи она проводила в одиночестве, а учтивый незнакомец, закрывшись от нее, о чем-то размышлял в темноте. Отчуждение, разраставшееся словно трещина при землетрясении, делалось невыносимым. Она хотела, нет, она нуждалась в дерзком искателе приключений. В человеке, который мог быть надменным и нежным, сводящим с ума, чарующим. Жизнь с ним редко была спокойной, но она не была тоскливой.