Страница 30 из 65
Это сработало лишь наполовину, я слишком хорошо его знаю, чтобы купиться на такие штуки.
— На самом деле нет. Хрупкими, может быть, или острыми. — Я подняла лепесток, проверяя остроту большим пальцем. Порез оказался глубоким и чистым. Ненавижу вид собственной крови, но именно кровь начала всю эту заварушку, и, вероятно, именно она ее закончит. — Они умеют защищаться. Я это уважаю.
— Нормальные розы тоже умеют. У них колючки.
— И что? Эти розы — сплошные колючки. Они не могут не защищаться. — Я уронила лепесток, потирая указательным пальцем большой. — Ты часто прячешься среди роз?
— Только когда хочу, чтобы меня оставили в покое. Этот сад очень подходит, чтобы прятаться.
Я осмотрелась:
— Никогда не понимала, почему сюда редко заходят.
Коннор показал на мои окровавленные пальцы:
— Эти розы слишком острые для большинства. Люди хотят писать плохие стихи и собирать розы для любимых, сравнивая их с цветами: «Моя любовь словно алая, алая роза» — и тому подобная ерунда. — Он откинулся назад, опираясь на руки. — Кому захочется сравнивать возлюбленную с цветком настолько острым, что он режет все, к чему прикасается?
— С цветком, который цветет, несмотря на погоду или время года, и может защитить себя в случае необходимости? Не вижу проблемы. — Я пожала плечами. — Если бы меня назвали стеклянной розой, я не стала бы возражать.
— Нет; думаю, нет, — сказал он.
Свет, проходящий сквозь розы, отбрасывал тени ему на лицо, подчеркивая подбородок и скулы оттенками голубого, зеленого и бледно-пурпурного. Выражение его лица было серьезным, в его глазах я прочитала то, чего не хотела бы признать. На миг я поймала себя на том, что проклинаю Рейзелин Торкиль за то, что она вернулась первой. Я могла бы найти применение мужчине, который так на меня смотрит теперь, когда я снова среди живых… Но она была здесь первой, каковы бы ни были мои чувства к нему. У меня был шанс первой сесть на этот корабль. Я отказалась от него ради Клиффа и ради удовольствия поиграть в невесту-фэйри. Если бы у меня был шанс все переиграть, сделала бы я тот же самый выбор? Вероятно. Пожалела бы я? Да. Я жалела.
— Мы те, кто мы есть, — сказала я. — Как Рейзель, Коннор? Она пришла в норму?
Коннор отвернулся, и игра света на его лице прекратилась. Я внезапно поняла, что дышать стало легче.
— С ней все хорошо. И да, успокоилась.
— Хорошо. Я боялась, что с ней что-то не в порядке.
— Ты имеешь в виду, что это не так? — В его голосе прозвучали одновременно горечь и веселье. Странное сочетание.
— Вероятно, нет, — ответила я медленно.
— Ты сегодня прекрасно выглядишь. — Он повернулся ко мне, улыбаясь. — Впервые вижу тебя в платье, в котором ты не выглядишь дрессированным медведем. Оно тебе идет.
Я не хотела, чтобы он так улыбался мне. Не сейчас. Я встала и подошла к ближайшей клумбе амарантов, прикасаясь к цветку.
— Эти мне тоже нравятся, хотя у них нет шипов, — произнесла я, надеясь, что он поймет намек и позволит мне сменить тему. — Они прекрасно сочетаются со стеклянными розами. Растут ли они в мире смертных, или это очередное творение Луны?
— Это смертные цветы, — ответил он, подчиняясь моей перемене темы. Умный мальчик. — Не знаю насчет голубой травы — название слишком буквальное, — но пурпурные цветы — человеческая штука.
— У них такое красивое прозвище — «любовь-истекает-кровью». Интересно, почему их так прозвали? — Мои пальцы касались краешка цветка, я смотрела вниз. Это лучше, чем смотреть на него.
— Почему люди делают то или другое? — (Я услышала, как он встает, шаги шуршат по тропинке из колотого кварца.) — Луна подарила мне букет на день рождения — вазу, полную цветов «любовь-истекает-кровью», «любовь-умирает» и шести видов «любви бесполезной» [5]. Если бы она не была моей тещей, я решил бы, что это намек, но поскольку она на самом делемоя теща, я знаю, что это намек.
— Чего она хочет? — спросила я, не поднимая глаз.— Внуков?
— Зачем Луне внуки? Сажать их?
Я не сдержала смешок:
— Правдоподобно. Так ты знаешь, чего она хочет?
— Да.
— Что это? — спросила я, наконец посмотрев на него.
Коннор отряхнул грязь с брюк, глядя куда угодно, только не на меня.
— Знаешь, теперь, когда я об этом думаю, синяя трава на самом деле не синяя. Она зеленая. Должно быть, другие цветы оттеняют ее.
— Коннор…
Он поднял руку. Я замолчала, наблюдая за ним. Он взглянул на меня серьезными темно-карими Глазами и произнес:
— Она хочет, чтобы я полюбил ее дочь. — Внезапно преисполнившись официальности, он поклонился. — Приятного вечера, Тоби. Наслаждайся розами. Соболезную по поводу Розы.
Он развернулся, пока я искала слова, чтобы ответить, и стояла с открытым ртом, и вышел из сада, оставив меня одну.
Глава тринадцатая
Вокруг меня сомкнулось молчание, в котором тонуло все. Я тяжело осела на скамейку, зажав в руках розовые лепестки, которые уронил Коннор. Они оставили на ладони и пальцах жгучие порезы, слишком маленькие, чтобы пошла кровь, но достаточно сильные, чтобы я смогла вырваться из тягучей тишины, образовавшейся после ухода Коннора. Я здесь для того, чтобы найти средства разгадать убийство друга, а не для того, чтобы влюбляться в мужа другой женщины, особенно когда эта другая женщина — Рейзелин Торкиль, наследница Тенистых Холмов. Наследование у фэйри нелинейное, но у Сильвестра и Луны нет других вариантов.
Я никогда не перестану находить врагов в аристократических местах, и я здесь не для того, чтобы влюбляться. Я здесь, чтобы делать дело.
Не знаю, сколько я там просидела, прежде чем услышала приближающиеся шаги. Я подняла голову, лепестки скользнули между пальцами и раскололись, упав на тропинку. Это был не Коннор. Передо мной, сжав губы в тонкую линию, стоял паж, который раньше приходил ко мне в квартиру. Он поморщился от звука бьющегося стекла, но подавил гримасу в зародыше. Чистокровки хорошо обучают своих придворных.
— Герцог просит вас явиться, если вы не против, — сказал он, глядя прямо и мимо меня.
Я была готова поспорить, что он получил выволочку от кого-то — вероятно, от Этьена — за то, что остановил меня в дверях. Бедный ребенок.
— Хорошо, — сказала я и встала, понимая, что, если у меня остался шанс произвести хорошее впечатление, он вылетит в трубу, если я сейчас наступлю на подол своей юбки. — Как тебя зовут?
Он посмотрел мне в глаза с удивленным видом.
— Квентин. — Он помолчал, перед тем как продолжить: — Я вас чем-то обидел?
— Нет, — ответила я. — Ты сама вежливость. Я просто хочу сказать герцогу, как хорошо ты делаешь свою работу.
Квентин выпрямился, слишком удивленный, чтобы сдержать довольную улыбку, озарившую его лицо:
— Я… очень приятно, миледи.
—Один совет, если прислушаешься. Не зацикливайся на этом.
— Миледи?
— Не зацикливайся на этом. Ни на должности, ни на своей природе, ни на том, кто ты и что ты. Пусть ты и бессмертный, но не неуязвимый. — Я подумала о Розе, тело которой теперь там, куда придворные-фэйри не смогут попасть, и подавила дрожь. — Никто из нас не неуязвим.
Он нахмурился с растерянным видом:
— Да, миледи.
Он согласился, этого требовал этикет, и мы оба это знали. К сожалению, ничто из того, что я сказала, не могло быть им понято, и бессмысленно спорить, если он не прислушается. Это никогда не срабатывает. Предупреждай чистокровок о необходимости быть осторожными — И они проигнорируют вас; предупреждай подменышей — и они возьмут на заметку все, что ты предлагаешь. Чудо, что мы продержались до сих пор.
Я вздохнула:
— Давай пойдем к герцогу, ладно?
— Да, миледи, — сказал он, поклонился и повернулся, чтобы проводить меня из сада.
Я оглянулась через плечо, обратив внимание, как свет играет на лепестках роз, и подумала: почему все не может быть таким? Почему фэйри не могут быть собранием легенд, изысканных манер и стеклянных роз, дворов и пышных зрелищ? Почему надо добавлять убийство и тайну и прочие кошмары?
5
«Любовь-истекает-кровью» — английское название амаранта (love-lies-bleeding), остальные цветы, судя по всему, изобретение Луны.