Страница 10 из 65
Копия распростерлась на кушетке, уставившись открытыми глазами в потолок. Я боролась с желанием развернуться и убежать, испытывая извращенную радость, что завтрак уже покинул мой желудок. Часть меня оставалась способной восхищаться тщательностью, с которой ночные призраки работают над своими творениями. Каждый дюйм ее человеческой маскировки был безупречно воспроизведен, вплоть до очевидных подробностей гибели.
Я встала на колени возле тела, анализируя и запоминая окружающие предметы. На светлом, до белизны, ковре были кровавые следы ног — но это неизбежно, негде было ступить, чтобы не вляпаться в кровь. Некоторые полицейские надели бахилы, и, если убийцы не были глупцами, они поступили так же. Ни один из отпечатков, которые я видела, не имел отличительных признаков, по которым я смогла бы выделить его из массы. Если орудие убийства бросили здесь, полиция подобрала его и запаковала еще до моего прихода. Работая частным детективом, я временами жалела, что не сотрудничаю непосредственно с копами, — моя работа была бы намного легче, если бы у меня был доступ ко всем уликам. К сожалению, я терпеть не могу вид крови и не в состоянии работать по утрам, так что карьера в полиции мне не светит.
Я встряхнулась, осознав, куда меня завели мысли. Нет, это всего одно дело, речь идет о необходимости, а не о моем будущем. Я оставила эту жизнь. Я не вернусь.
Был один способ отвлечься от излишних размышлений о полицейских процедурах и о многом другом, помимо того, почему я не хочу снова этим заниматься. Успокоив нервы, я сосредоточила внимание на том, что осталось от Розы.
Ее банный халат был белым, когда она его надела. Теперь он стал коричневато-красным, за исключением пары мест на рукавах. В теле вмещается удивительное количество крови. Были видны две пулевые раны, одна в плече, другая в животе, но они не могли убить ее. Ей было бы адски больно, но она выжила бы.
Вероятно, она умерла, когда ей перерезали горло.
Ее руки лежали вдоль тела, но нога и бедра были скручены — она боролась до последнего. Кто-то удерживал ее, пока ей перерезали горло и потом, пока она не перестала сопротивляться. Значит, убийц было как минимум двое, если не больше. Я должна отдать ей должное: ее не застали врасплох. Ее лицо выражало чистую ярость, почти затмевавшую скрытый страх. Она умерла, сопротивляясь, да, но еще она умерла в приступе злости.
Кровь была не самым плохим. Второй рот под подбородком тоже. Хуже всего были ее закругленные уши и заляпанное кровью лицо, с резкими чертами, проступившими сероватыми венами, в обрамлении черных волос. У Розы Зимний Вечер, которую я знала, было лицо словно лебединая песня умирающего скульптора: заостренные уши, глаза невозможно темно-синего цвета полуночи. В ее волосах, переливавшихся от черного до пурпурного, мелькали оттенки розового, оранжевого и синего, словно полярное сияние. Она была дикой, и ужасной, и странной, одной из донья ши, и никогда, никогда в ней не было ничего человеческого. Смерть даже не позволила ей сохранить подлинное лицо.
С телом тоже что-то было не так. Я наклонилась пониже, чтобы лучше рассмотреть раны, заранее зная, что всего они мне не скажут. Может, бывают судебные эксперты, которые посмотрят на порез от ножа и все вам расскажут о том, кто это сделал, но я не из них. Всему, что мне известно, я научилась опытным путем, и мой опыт подсказывал мне, что что-то не так.
В моем мире есть проблемы двух видов: люди и фэйри. Когда я профессионально занималась частными расследованиями, большую часть человеческих проблем можно было решить с помощью камеры и микрофона в нужном месте, и, когда человеческая проблема заходила в тупик, я возвращала ее людям. Они могут управиться с собственным мусором.
Проблемы фэйри — другое дело. Поскольку я служу Сильвестру, даже теперь мои действия сказываются на нем. Я его рыцарь, и это значит, как плохи ни были бы проблемы фэйри, я обязана идти до конца. Это проблема фэйри. Нравится мне это или нет, но я должна найти решение.
Кое— где кровь на ковре высохла еще не до конца, испачкав мои джинсы на коленях. Я провела пальцем по более влажному пятну, заставляя свежую кровь просачиваться сквозь ткань.
Моя мать — донья ши, а значит, я тоже, пусть и ухудшенный вариант. Есть способы говорить с мертвыми, известные мало кому, кроме нас, — если не говорить, то по меньшей мере понимать. Кровь Розы позволит мне попробовать ее смерть. Тела нет, но кровь помнит. Кровь всегда помнит.
Я поднесла палец к губам.
Магия крови опасна, потому что она минует мозг и идет прямо через нутро. Когда речь идет о ком-то настолько слабом, как я, счастье, если дело не кончится тем, что субъект попытается спрыгнуть с крыши десятиэтажного дома. Из всех потомков Титании только донья ши могут измерить чужую смерть с помощью вкуса крови, остальные, владеющие этой способностью, происходят от Маб и темных троп фэйри. Роза была моей пятой попыткой. И с опытом лучше это не становится.
Мир искривился, и я увидела квартиру сквозь кровавый туман. Полиция и труп отсутствовали, так выглядел мир в глазах Розы прямо перед гибелью. Дезориентировано, но не болезненно, как будто пытаешься идти после трех порций пива. Мысль об отдаче, которая будет похуже похмелья, скользнула по краю моего сознания, но я оттолкнула ее, глубже погружаясь в красноту.
Комната пришла в фокус — чистая, идеальная, не запятнанная следами насилия. Теплая волна удовлетворения разлилась по моему телу. Все было на своих местах.
Особенно ключ.
Оттолкнувшись от пелены воспоминаний Розы, я снова провела пальцами по испачканному кровью ковру. Ключ? Что за ключ? Ее кровь была горькой и сладкой одновременно, и мой взгляд расфокусировался, выводя меня обратно во время перед гибелью Розы.
Дверь распахивается, но это не важно; они опоздали. Я знаю это, когда поворачиваюсь им навстречу с телефоном в руке. Слишком поздно. Октобер знает, и она будет гоняться за ответами, пока не найдет. Они опоздали, опоздали взять ключ, и она найдет то, что оставлено для нее, она положит конец этому притворству…
Воспоминание, которое не было моим, вмешалось в образы, которыми кормила меня кровь:
Я протягиваю ключ маленькой крылатой фигурке— эльф? Откуда этот эльф? — и она принимает дар крови с моей ладони, проводя рукой по неглубокому порезу, который я сделала себе, и улетает, выпрыгивая из моего окна с ключом в руках. И затем я в последний раз звоню Октобер, которая никогда не поймет, которая наконец прекратит это, и дверь распахивается, и я кричу, и потом…
Потом пришла боль.
Путешествовать по воспоминаниям мертвеца всегда неприятно. Что чувствовали они, чувствуешь и ты, и всегда есть риск задержаться слишком надолго. Когда погружаешься в их смерть, это все равно что катиться по американским горкам в ад — если повезет, то вернешься, но рассчитывать на это не стоит. Я вырвалась из ее памяти, после того как прозвучали выстрелы. Ей перерезали горло, и прямо перед тем, как ее сердце остановилось.
Шатаясь, я поднялась на ноги и вышла из квартиры, протиснувшись мимо полицейских. Я дошла до середины холла, и тут мои колени подогнулись. Падая, я уцепилась за край ближайшей декоративной вазы. Меня стошнило, но никакое количество рвоты не могло заглушить этот омерзительный привкус. Ты используешь кровь и платишь цену, и часть ее — память о том, что ты надеялся узнать. Ты должен хранить и беречь знание о том, какова смерть, всю свою жизнь, какой бы долгой она ни была.
Я погружалась в смерти и раньше и выходила из них потрясенной, но непоколебимой. Но Роза… О рябина и ясень, что они сотворили с Розой!
Есть много способов убить фэйри. Большинство вещей, убивающих людей, убивают и нас — мне не доводилось встречать кого-то, за исключении мантикоры, кто мот бы выжить, попав под поезд или потеряв голову. При этом есть способы убить нас, по сравнению с которыми обезглавливание похоже на пикник, и худший из них — это смерть от железа. Это великий уравнитель, способный убить любого. Смерть от железа медленная, болезненная и, как правило, неизбежная.