Страница 4 из 10
Здесь необходимо обратить внимание еще на один пункт, в котором ярко и убедительно сказывается все жизненное, заключающееся в явлении и примере Христа. Я говорю о боевом духе. Слова Христа о смирении, терпении, Его завет любить врагов и благословлять ненавидящих встречают почти равноценные поучения у Будды: по они проистекают, однако, из совершенно другого мотива. Для Будды каждая вынесенная обида есть умерщвление, для Христа — средство споспешествовать новому воззрению на жизнь. «Блаженны гонимые правды ради, ибо их есть царство небесное» (то царство небесное, которое, как сокровище, лежит зарытое на поле жизни). Если же мы перейдем во внутреннюю область, если выставляется единый основной вопрос о направлении воли, тогда мы слышим совсем иные слова: «Думаете ли вы, чти Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение. Ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух, и двое против трех: отец будет против сына, и сын против отца; мать против дочери, и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей. И враги человеку — домашние его. Не мир пришел Я принести, а меч!» Вот тон, который может ускользнуть от нашего внимания, если мы хотим понять явление Христа.
Жизнь Иисуса Христа — открытое объявление войны не против форм цивилизации, культуры и религии, которые Он видел вокруг Себя (Он соблюдает еврейские религиозные законы и учит: «Отдайте кесарево кесарю, а Божие — Богу»), а против внутреннего духа людей, против побудительных причин, из которых вытекают их действия, против цели (даже и загробной), которую они себе наметили. Явление Иисуса Христа означает, с мировой исторической точки зрения, возникновение новой породы людской. Линней различал столько человеческих рас, сколько существует окрасок кожи; новая окраска воли еще глубже проникает в организм, чем различие пигмента наружной кожи! И Господин этой новой человеческой расы, «новый Адам», как Его превосходно называешь Писание, ничего не хочет знать ни о каких уступках; Он прямо ставит на выбор: Бог или маммона. Кто изберет поворот, кто внемлет велению Христа: «Следуйте за Мной!» — тот должен даже, если понадобится, покинуть отца и мать, жену и детей, но не для того, чтобы обрести смерть, как делают ученики Будды, а для того, чтобы обрести жизнь. На этом пункте совершенно прекращается жалость: кто потерян — тот потерян, и с античной жестокостью геройских натур люди не роняют ни единой слезы, чтобы оплакивать потерянных: «Предоставьте мертвым хоронить своих мертвецов». Не всякий способен уразуметь слова Христа; Он и говорит: «Много званых, но мало избранных». И тут опять апостол Павел пояснил эту мысль с обычной силой: «Слово о кресте для погибающих есть безумие, а для нас, спасаемых, — сила Божия». Наружно Христос мирится со всякой, с любой формой; но когда дело коснется направления воли, устремляется ли она к вечному или к преходящему, споспешествует ли она раскрытию неизмеримой жизненной силы внутри человека или же подавляет ее, направлена ли она к оживотворению того царства Божия, что внутри нас, или, наоборот, засыпает навыки это единственное сокровище «избранных» — тогда уже у Христа нет речи ни о какой терпимости, да и не может быть. В XVIII столетии много старались о том, чтобы лишить возвышенный образ Сына Человеческого всех Его энергичных черт. Нам рисовали какой-то обманчивый образ безграничной терпимости, какой-то благодушной пассивности, выдавая это за христианство, — получалась какая-то молочная религия, разбавленная водою. В последние годы происходили даже «религиозные конгрессы всех вероисповеданий», на которых священники всего мира братски подавали друг другу руки, и многие христиане приветствовали это как нечто особенно «христианское». Быть может, это в самом деле нечто прекрасное с церковной точки зрения; но Христос не присылал своего апостола на подобный конгресс. «Или слово о кресте безумие, или же оно сила Божия»; между этими двумя альтернативами сам Христос раскрыл бездну разъединения, и чтобы уничтожить всякую возможность перекинуть через нее мост, исторгнул пламенный меч. Кто понимает явление Христа, тот не может этому удивляться. Терпимость Христа есть терпимость духа, который высоко парит над всеми формами, разделяющими мир; слияние этих форм могло бы иметь для Него самое малое значение, оно было бы просто образованием новой формы; для Него, напротив, имеют значение единственно «дух и истина». И когда Христос учит: «И если кто ударит тебя в правую щеку, подставь и левую; если кто у тебя возьмет рубашку, отдай ему и верхнее платье»,
— учение, которое навеки подтвердил Его пример на кресте, то всякий увидит, что это тесно связано с последующим: «Любите врагов ваших, творите добро ненавидящим вас»,
— и что здесь выражается тот внутренний «поворот», но не пассивный, а в возможно высокой форме жизненных поступков. Если я подставлю дерзкому оскорбителю свою левую щеку, то сделаю это не ради него; если я люблю врага своего и оказываю ему благодеяния, то делаю не ради него; после поворота моей волн мне иначе невозможно поступать. Старый закон «око за око», «ненависть за ненависть» — точно такое же естественное рефлективное движение, как и подергивание ног у мертвой уже лягушки, когда прикоснутся к их нерву. Очевидно, «новый Адам» настолько забрал власть над «старым Адамом», что уже не повинуется этому принуждении. Однако здесь не простое самообладание, ибо если Будда является противоположностью Христу, то другой противоположностью является стоик. Но этот поворот воли, это вступление в скрытое царство Божие, это рождение вновь — все, что составляет сумму примера Христа, — обусловливает в действительности полный переворот ощущений. В этом-то и заключается это «новое». До Христа кровавая месть была священным законом у различных рас; но Распятый восклицал: «Отец, прости им, ибо не ведают, что творят!» И кто примет божественный голос сострадания за слабый гуманизм, тот, значит, не понял ни единой черты из явления Христа. Голос, который здесь слышится, звучит из того царства Божия, что скрыто внутри нас; страдания и смерть потеряли над ним силу; они так же мало трогают человека, родившегося вновь, как удар в щеку или же грабительское похищение одежды; об эту волю разбивается, как легкая морская пена о гранитную скалу, все, что понуждает, мучит и угнетает человека-полуобезьяну: себялюбие, суеверие, пристрастие; зависть, ненависть. Перед лицом смерти Богочеловек едва замечает Свое собственное страдание и тоску; Он видит только, что люди пригвождают к кресту все божественное, что в них заключается, что они попирают ногами семена царства небесного, что они засыпают мусором сокровище в поле, и, полный сострадания, восклицает: «Они не ведают, что творят!» Ищите во всей мировой истории, и вы не найдете другого слова, подобного этому по своей возвышенности. Здесь говорит разум более дальновидный, чем индийский; в то же время здесь звучит могучая воля, уверенное самосознание.
Подобно тому, как мы, люди последнего века, открыли силу, которая лишь по временам проявлялась в легких облаках в виде молнии, скрытую силу, невидимую, не ощущаемую никаким чувством, не объяснимую никакой гипотезой, тем не менее вездесущую и всемогущую, и теперь намереваемся на основании этой силы внести полный переворот в наши внешние жизненные условия, так и Христос указывал на силу, скрытую в глубине неизведанного и неприступного мира человеческой души, силу, способную совершенно переродить самого человека, способную из жалкого, обремененного страданием существа сделать сильное, блаженное. Молния всегда была исключительно разрушительницей; сила же, на открытие которой навела нас молния, служит отныне мирному труду и благосостоянию; точно так же и человеческая воля искони была семенем всякого зла и горя, постигавшего род человеческий, а теперь она должна служить к перерождению этого поколения, к возникновению новой человеческой породы. Отсюда проистекает, как я уже говорил, несравненное мировое историческое значение жизни Христа. Никакая политическая революция не может сравниться с этой.