Верность и соблазны

Глава 1

Дорогая Анна!

Ты просила написать тебе, как только я прибуду на место, и вот я исполняю свое обещание. Несколько дней назад я прибыл в Евпаторию, где нынче расположен штаб нашего наступления, и через некоторое время мы двинемся к Севастополю. Все эти названия музыкой ласкают мои губы, хотя лучше бы я говорил о любви к тебе. Но воинская слава – особая вещь. Поверь, именно ее я принесу к твоим ногам по окончании кампании, и тогда никто и никогда не посмеет возразить против наших желаний.

Здесь еще довольно тепло, на этих крымских берегах, омываемых морем, которое почему-то называют Черным. Оно вовсе не черно – оно манит южной синевой, бирюзой, малахитовой зеленью, а черным становится лишь с наступлением ночи. Ночи здесь обрушиваются внезапно, и говорят, так всегда бывает на юге. Мне хотелось бы побывать и южнее Крыма, где период сумерек почти незаметен и сразу после заката наступает благословенная тьма. Днем здесь солнце светит ярко, и приходится прикрывать глаза рукой, чтобы разглядеть что-то вдали, на потускневших за лето холмах.

Наша армия представляет собою пестрый ковер, этакий организованный балаган из тех, что иногда летом приезжали к нам в деревню. Помнишь, как нам нравилось ходить туда детьми? Здесь то же самое: яркие краски, вечная суета, и мне кажется, будто кто-то вот-вот покажет фокус. Никаких, разумеется, фокусов от военных ждать не приходится. Командующие армией серьезны до предела, со дня на день пойдут в наступление. Синие воды Черного моря почти не видны из-за союзных кораблей. Их тут, кажется, сотни. Больше французских, меньше английских, пришел и турецкий флот. Многопушечные фрегаты высаживают солдат, лагерные палатки тянутся на многие мили. Я и не знал, насколько может захватить лицезрение подобной мощи, подобного размаха и человеческого движения. Как много упускали мы, живя в нашем тихом краю, выбираясь в Лондон лишь иногда и не задерживаясь надолго! Пожалуй, одним из самых приятных впечатлений от войны окажется то, что я увижу мир. Мир, каков он есть, от которого мы отгораживаемся стенами наших добротных английских домов, наших провинциальных мечтаний, нашей взращенной добродетели.

Меня поселили в одном из евпаторийских домов вместе с другими офицерами; тут же рядом живет и непосредственный мой командир, капитан Уильямс, с которым я свел знакомство, едва ступив на борт корабля. Капитан Джеральд Уильямс уже сед, хотя ему едва исполнилось сорок, и знает множество историй, которыми развлекает нас во время офицерских ужинов. Его отец воевал с Наполеоном под знаменами Веллингтона, прошел с ним Испанию и Португалию и оставил о своем нелегком военном пути подробнейшие записки; когда капитан Уильямс зачитывает нам выдержки из них, то время, безумное время начала нашего века, придвигается ближе, становится будто настоящим. Ни ты, ни я еще не родились тогда, но как же хорошо ощущается связь времен, когда слушаешь те истории! Все изменилось – и ничего не меняется. Теперь французы – наши союзники, а война все такая же. Разве что, как говорят солдаты, винтовки лучше.

Капитан Уильямс сразу выделил меня среди прочих молодых офицеров и стал давать мелкие поручения, дабы проверить мои таланты; он уверяет, будто я очень способен, из меня выйдет толк, и это приятно слышать. Остальные не выказывают по этому поводу никакого недовольства, стараясь делом представить себя перед командиром в лучшем свете, и это незаметное соперничество идет нам всем на пользу. Все мы хотим стать отличными солдатами, ибо только отличный солдат пройдет войну и вернется домой к семье и возлюбленной. Или очень везучий, но одно не исключает другого.

Мне хотелось бы, чтобы эта война закончилась скоро, – и вместе с тем не хочется. Я жажду вернуться домой, дорогая моя Анна, чтобы с полным правом назвать тебя своей. И вместе с тем мне кажется, будто я должен пробыть здесь дольше месяца или даже полугода, ведь слава не добывается за мгновение, опыт не приходит за минуту. Если даже через две недели, как уверяют в полку, мы возьмем Севастополь и русский царь с позором отступит, подписав капитуляцию, – я хотел бы задержаться в армии еще на какое-то время. То, что я узнаю здесь, поможет мне потом лучше управлять нашим домом, нашей землей. Возможно, это немного задержит меня, но наука кажется столь простой для постижения (смотри, действуй, учись), что наша разлука не будет долгой. Скоро я вернусь к тебе, вернусь человеком, который более достоин любви, чем ранее.

Ведь я подумал о том, что я не заслуживал твоей любви, ничем и никогда. Разве достаточно просто быть рядом, говорить нежные слова, мечтать? Нет и еще раз нет! Сейчас я это понимаю. Всего несколько дней в ином мире, мире, которого я не знал ранее, изменили меня, моя дорогая Анна, сделали яснее мое понимание бытия. Как скоро ты бы разочаровалась во мне, если бы я ничего не совершил для тебя?

Вот какое событие натолкнуло меня на эту мысль: с некоторыми нашими офицерами путешествуют их жены. Это прекрасно воспитанные английские леди, которых не напугает гром пушек и свист пуль. Да и во время битв они находятся далеко от театра военных действий, поэтому непосредственная опасность им не угрожает. Они решились последовать за своими мужьями на войну, и хотя я категорически не хотел бы, чтобы ты поступила так же (слишком я боюсь за тебя, чтобы подвергать хоть малейшей опасности), я усвоил другое. С каким восхищением эти леди смотрят на своих мужей! Как они любят их и гордятся ими! И с ужасом я осознал, что твоя любовь, твое восхищение сошли бы на нет через некоторое время, если бы я остался простым провинциальным землевладельцем, по сути фермером, не видевшим в этой жизни ничего такого, чем я мог бы с тобой поделиться и что вызывало бы в тебе гордость и любовь ко мне. Разве смог бы я обречь тебя на такое несчастье? Ты говорила мне, что тебе не нужен никто, кроме меня; так же и со мною – ни на одну женщину я больше не посмотрю, лишь ты мне необходима. Однако ради нашей любви я постараюсь стать человеком, который будет эту любовь вызывать постоянно, ибо стремится к новому и сможет сделать твой мир больше. Нет, не война станет твоим миром, но то, чему я научусь здесь.

Понимаешь ли ты меня, моя дорогая Анна? Возможно, нет, ибо я сам еще не до конца понял эту свою мысль. Однако я чувствую ее – чувствую сильно, сильнее, чем раньше. Все мы пленники своих желаний, и мое желание быть с тобою, дослужиться до офицера, облаченного в мундир славы, станет только острее и сильнее после месяцев, проведенных здесь, в Крыму.

Скоро наступление на Севастополь. Я постараюсь проявить себя в полной мере, чтобы ты гордилась мною так же, как гордятся супруги офицеров. Ты еще не стала моею женой, однако этот миг обязательно наступит. Каких радужных надежд я полон! Какие планы и мечты – еще смутно – возникают в моей голове теперь, когда я решился поступить верно! Да, наше расставание мучительно, и каждый день вдали от тебя кажется мне пыткой, но тем слаще будет наше счастье, когда мы воссоединимся.

Я буду писать тебе так часто, как смогу. Люблю тебя безмерно и целую твои нежные руки.

Твой Айвен

Анна отложила письмо и подошла к окну. Здесь, в Верне, уже было совсем не тепло, осень давно и надежно вступила в свои права. За окном висела серая мутная дымка, туман смешивался с мелким дождем, а кроны деревьев казались ржаво-коричневыми. На дорожке садовник сгребал опавшие листья, они, промоченные дождем, сопротивлялись, цепляясь за остатки пожухлой травы. Даже английская лужайка, за которой ухаживали долгие годы, не могла сопротивляться охватившему природу унынию. Оно же охватило и Анну. Причем давно.

Как же долго идут письма! Миновало уже все лето, наступила осень, а от Айвена дошла лишь одна весточка. Анна вернулась к столу и снова взяла в руки письмо. То, о чем писал Айвен, заставило позабыть собственные горести. Да и какие это горести? Подумаешь, пришлось провести пару месяцев в Лондоне, выезжая на балы и званые вечера, танцуя бесконечные вальсы и выслушивая бессмысленную болтовню. Одно радовало: надежды братца и матушки на то, что Анну засыплют предложениями руки и сердца, совершенно не оправдались. Во-первых, сама Анна решительно и бесповоротно отвергала любые ухаживания. Во-вторых, она постаралась, чтобы весь свет узнал о том, что она помолвлена во исполнение воли покойного родителя. А в-третьих, в этом сезоне впервые вышли в свет дебютантки поинтереснее Анны Суэверн: несколько дочерей герцогов, внучки графов, парочка не столь родовитых, но потрясающе богатых дочерей мелкопоместных дворян, заработавших капиталы на вложениях в транспорт и промышленность. К тому же многие молодые люди, как и Айвен, отправились на войну, так что рынок невест был переполнен красотками, но испытывал жестокую нехватку женихов.