Пустой дом

Вирджиния сказала:

— Думаю, холодильник мы сможем одолжить, — отчего сразу вспомнила, кто предлагал ей одолжить холодильник, сдвинула брови над своим списком и резко сменила тему разговора.

Когда маленький бойлер наконец нагрелся, они приняли ванну в наспех пристроенной ванной: Николас и Кара вместе, а Вирджиния после них, торопясь успеть, пока вода окончательно не остыла. В купальных халатах они уселись у огня с чашками горячего шоколада.

— Здесь даже нет телевизора.

— И радио тоже.

— И часов, — радостно отметил Николас.

Вирджиния улыбнулась и взглянула на свои часики.

— Если вам так надо знать, сейчас десять минут десятого.

— Десять минут десятого! Нам надо было ложиться в кровать сто лет назад!

— Ничего страшного, — сказала она.

—  Ничего страшного?Няня пришла бы в ярость!

Вирджиния откинулась на спинку кресла, вытянула босые ноги и пошевелила пальцами, грея их в тепле очага.

— Знаю.

Вирджиния уложила детей и поцеловала их на ночь; она предусмотрительно оставила дверь открытой и объяснила Каре и Николасу, как включается свет, а потом поднялась наверх, в комнату в башне.

Там было холодно. Она уселась у окна и стала смотреть на тихие вечерние поля, спокойное море, которое в сумерках казалось жемчужным, и небо, на котором еще горели коралловым светом длинные лоскуты заката. На западе собирались облака. Они горой вздымались на горизонте, а солнце пропускало сквозь них золотистые и розовые нити. Постепенно свет померк и облака стали черными, а с востока поднялась молодая луна, тоненькая, как ресничка, и поплыла вверх по небу.

Один за одним в мягкой темноте загорались огоньки — по всему побережью, в фермерских домах, коттеджах и амбарах. Вот зажегся вдалеке желтый квадратик окна. Вот замерцал фонарь на сеновале. Фары одинокого автомобиля осветили проселочную дорогу; машина проехала к главной дороге на Лэнион, и Вирджиния подумала, уж не Юстас ли это решил прокатиться в деревню, в «Герб русалки». Она гадала, заедет ли он их навестить и посмотреть, как они устроились, или будет дуться до тех пор, пока она первой не протянет ему оливковую ветвь. Вирджиния была готова и на это — ради удовольствия посмотреть на его лицо, когда он увидит, как здорово она управляется с детьми.

На следующий день все изменилось.

Ночью налетел ветер и темные облака, которые вечером пухлым одеялом лежали на горизонте, теперь нависли над землей, закрывая солнце и проливая потоки дождя. Вирджиния проснулась под журчание водосточных труб и дробь капель на оконном стекле. В спальне было так темно, что ей пришлось включить лампу, чтобы разглядеть стрелки на часах. Восемь часов.

Она выбралась из постели и подошла закрыть окно. Доски пола под ним, там, где она стояла босыми ногами, были мокрые. Пелена дождя окутала все вокруг, сузив пределы видимости до каких-то нескольких ярдов. Казалось, что они плывут на корабле, заблудившемся в дождливом океане. Она надеялась, что дети не проснутся еще долго.

Вирджиния надела брюки и свой самый толстый свитер, сошла вниз и обнаружила, что дождь залил камин и потушил огонь; в гостиной было холодно и сыро. Там лежали спички, но не было лучины, в корзине оставались дрова, но не было растопки. Она натянула плащ и под дождем побежала к покосившемуся сарайчику, где обнаружила топорик, который явно давно не использовался и совсем затупился. На каменных ступенях крыльца, то и дело рискуя отрубить себе пальцы, она наколола лучины для растопки, потом отыскала бумагу, которой бакалейщик переложил их покупки, и зажгла в очаге огонь. Лучинки затрещали, выстреливая искры, дым сделал несколько попыток вырваться на свободу и заполнить собой комнату, но быстро смирился и потянулся в трубу. Она подбросила в очаг дров и дала пламени разгореться.

Кара встала, когда она готовила завтрак.

— Мамочка!

— Доброе утро, любимая!

Она наклонилась поцеловать дочь. На Каре были голубые шорты, желтая футболка и куцый пиджачок.

— Тебе не холодно?

— Холодно, — сказала Кара. Ее тонкие прямые волосы кое-где торчали дыбом, очки сбились набок. Вирджиния наклонилась поправить их.

— Тогда пойди, оденься потеплее. Завтрак еще не готов.

— Но ничего теплее нет. Я имею в виду, у меня в чемодане. Няня больше ничего не положила.

— Поверить не могу! — Они уставились друг на друга. — То есть нет ни джинсов, ни плаща, ни резиновых сапог?

Кара покачала головой.

— Наверное, она решила, что здесь будет очень жарко.

— Да, наверняка, — мягко сказала Вирджиния, в глубине души проклиная няню. — В любом случае она должна была уложить ваши плащи.

— У нас есть курточки, но настоящих плащей от дождя нет.

Она выглядела такой обескураженной, что Вирджиния рассмеялась.

— Не беспокойся!

— Но что же мы будем делать?

— Поедем и купим вам одежду.

— Сегодня?

— Почему нет? Все равно в такую погоду ничем другим и не займешься.

— А может, поедем к тете Элис купаться в бассейне?

— Давай подождем, пока погода наладится. Тетя Элис не обидится. Она поймет.

Сквозь завесу дождя они поехали в Пензанс. На вершине холма лежал толстый серый туман, языки которого плавали на ветру, иногда между ними показывалась дорога, но потом туман снова смыкался плотной стеной, так что Вирджиния с трудом могла рассмотреть капот собственной машины.

Пензанс был затоплен дождем, потоками автомобилей и безутешными отпускниками, которых плохая погода согнала с насиженных мест на скамейках вдоль набережной. Они шлепали по тротуарам, стояли в дверях магазинов, бесцельно бродили вдоль прилавков, гадая, что еще им купить. Сквозь запотевшие стекла кафе и кондитерских можно было разглядеть, как они сидят, зажатые за крошечными столиками, медленно пьют, жуют, глотают — тянут время, стараясь отсрочить тот неизбежный момент, когда им придется снова выйти под дождь.

Вирджиния десять минут колесила в поисках места для парковки. Под дождем они обошли несколько улиц и набрели на магазинчик, где продавались рыбацкие плащи, гигантские резиновые сапоги до пояса, фонари и канаты. Там они купили джинсы для Кары и Николаса, и темно-синие резиновые сапоги, и черные плащи с прорезиненными шляпами, которые на их головах напоминали гасильники для свечей. Дети сразу же натянули плащи и шляпы, а остальные вещи им упаковали в пакет и обернули его коричневой бумагой. Вирджиния взяла сверток, оплатила чек и вышла на улицу вместе с детьми, которые двигались с усилием, словно роботы, в своих новых плащах, почти ничего не видя за широкими опущенными полями шляп.

Дождь не прекращался.

— Поехали домой, — попросила Кара.

— Ну, раз уж мы здесь, может быть, купим рыбы или мяса, или цыпленка? И у нас нет ни картофеля, ни моркови, ни бобов. Здесь где-то должен быть супермаркет.

— Я хочу ведро и лопатку, — сказал Николас.

Вирджиния сделала вид, что не слышит. Они отыскали супермаркет и влились в толпу покупателей, выбрали товар, отстояли в очереди, оплатили свои покупки, сложили их в бумажные пакеты и вышли из магазина.

Вода бурлила в дренажных канавах, потоками хлестала из водосточных труб.

— Кара, тебе не тяжело?

— Нет, — пробормотала Кара, клонясь набок под тяжестью мешков.

— Отдай половину Николасу.

— Я хочу ведро и лопатку, — сказал Николас.

Но у Вирджинии кончились деньги. Она уже собиралась сказать ему, что ведро и лопатка подождут до следующего похода в магазин, однако он поднял на нее страдальческие глаза под широкими полями шляпы, и Вирджиния увидела, как они наполняются слезами.

— Я хочу ведро и лопатку!

— Хорошо, мы все тебе купим. Но сначала надо будет зайти в банк и обналичить чек — у нас кончились деньги.

Слезы, как по волшебству, испарились.

— Я видел банк!

Они зашли в банк, где тоже стояла длинная очередь.

Дети протиснулись к обитой кожей скамейке и уселись на нее, как два старичка, уронив подбородки на грудь, а ноги выставили вперед под прямым углом, не беспокоясь о том, что могут испачкать других посетителей. Вирджиния дождалась своей очереди, достала банковскую карточку и подписала чек.