Страница 41 из 52
Как-то утром, проведя отвратительную ночь, полную кошмаров, от которых у меня прерывалось дыхание и сохло во рту, я зашел в «Курящую кошку», выпить, как обычно, чашечку кофе с круассаном. Хозяин, бывший алкоголик с затрудненной речью, передал мне записку, которую оставил накануне какой-то мальчишка. Записка была от Доры: неуклюжим почерком она уведомляла меня, что покидает Францию. Лучше ей удалиться, ведь она приносит мне несчастье. Она по-прежнему меня любит. Я выскочил из кафе, как полоумный, и помчался к больнице «Отель-Дье»; я не мог поверить тому, что прочитал в записке. Не может она так меня подвести во второй раз! На углу улицы Фран-Буржуа, в этот час почти безлюдной, старый «мерседес» ржавого цвета с хромированной решеткой радиатора резко затормозил прямо передо мной в тот момент, когда я ступил на мостовую. Я чуть не оказался на капоте. О случайности не могло быть речи. Водитель, небрежно высунувший в открытое окно локоть, в синих солнечных очках, приказал мне сесть в машину. Я узнал его по акценту, это был Ральф. Я еще не оправился от неожиданности. Какой-то недоносок с развевающейся седой шевелюрой распахнул заднюю дверцу машины, вылез, схватил меня за ворот пиджака и без лишней грубости посадил в машину, после чего занял место слева от меня. Этого субъекта с глазами земляного цвета и гнилыми зубами я никогда раньше не видел. По причинам, которые я до сих пор не в силах себе объяснить, я не сопротивлялся. Ральф, демонстрируя мне широкий бритый затылок – кажется, его дела пошли в гору, на нем был вполне приличный костюм, – тут же тронулся с места, оглашая улицу лязгом, развернулся, заехав на тротуар, и вырулил на более широкую городскую артерию. В машине стоял сильный запах дешевой туалетной воды. Порядка ради я все-таки крикнул: – Куда вы меня везете?
Голова моего косматого посетителя смахивала на череп, и казалось, вот-вот отделится от туловища; во всяком случае, она поразительно шустро вертелась на шее. В его обращениях к сообщнику преобладали односложные слова, это был, скорее всего, русский язык, хотя с тем же успехом он мог оказаться албанским или турецким.
– Предупреждаю, если вы не остановитесь, я выйду и обращусь в полицию.
Мой сосед сказал мне «цыц!» одними губами, отчего еще больше стал похож на висельника. Мои предостережения он пропускал мимо ушей. Испорченные передние зубы торчали у него вкривь и вкось, как штакетник опрокинутого забора.
– Мы друзья Синди. Твой не волноваться, – высказался Ральф, чтобы меня успокоить.
Упоминание об этой женской мумии еще больше меня напугало. Мы выехали из Маре, проехали по улице Риволи, по Севастопольскому бульвару в сторону Восточного вокзала. Раз десять, пока машина стояла в пробках, я мог бы распахнуть дверцу и нырнуть в толпу. Но суровый взгляд моего соседа отбивал охоту рисковать: я представлял себе, как легко он меня настигает и колотит, а окружающие отводят взгляды. Подумать только, я добровольно участвовал в собственном похищении, вместо того чтобы найти выход из кризиса! На Барбес мы свернули на бульвар Рошшуар и затормозили у универмага «Тати». Ральф отстегнул свой ремень безопасности и подошел, волоча ноги, к моей дверце, чтобы распахнуть ее, словно я был мэром, а он моим шофером. Казалось, этот убогий пародирует мир богатеев. Его сообщник поспешно вынул из кармана шейный платок и завязал мне глаза. Только хладнокровные преступники способны похитить человека среди бела дня, не боясь вмешательства полиции. Провожатый, стискивая мне предплечье, как тисками, втолкнул меня в какой-то подъезд: я споткнулся о порог, преодолел несколько ступенек, вошел в дверь. Потом мы стали спускаться по длинной лестнице, я чувствовал, как тесно меня обступают низкие стены. Мой нос улавливал ароматы гнили, застоявшейся воды. Мы брели по подвалам, меня уже поташнивало от мерзких запахов канализации. Мои спутники отперли еще одну дверь, и с моих глаз сняли, наконец, повязку. Я находился в каморке с низким потолком, где стоял исцарапанный складной столик и донельзя вытертое кожаное кресло, с которого свисали большие куски обивки. Здесь столько дымили, так много выпили пива, что достаточно было просто глубокого вдоха, чтобы накуриться и нахлебаться. Потолок гудел и неровно подрагивал. Видимо, над головой у меня находился зрительный зал или ночной клуб, возможно «Элизе-Монмартр», благо он располагался неподалеку. Громилы регулярно носили мне еду и водили в туалет. Ответом на все мои вопросы было непробиваемое молчание. Я оказался на краю гибели.
Шайка чудовищ
Через два дня мне снова завязали глаза и повезли прочь из Парижа. Кажется, была ночь. Мы долго тряслись по неровной дороге. Потом я очутился в холодном бетонном подвале без окна, с низким-пренизким потолком. Источником света была неоновая трубка, которая неустанно мигала, но никогда толком не загоралась. В ее зеленоватом свете все выглядело еще мрачнее, чем на самом деле. Внутри трубки потрескивала черная нить, ежесекундно грозя взрывом. Я отлично понимал, что со мной творится. Из головы не выходили жуткие дома дрессуры, где сутенеры держат свои жертвы, уча их уму-разуму методами изнасилования и избиения. Дора правильно поступила, что поспешила сделать ноги. Надо было и мне улепетывать с ней на пару. У меня забрали все личные вещи: бумажник, удостоверение личности, ключи, мелочь, министерские документы, даже билетики на метро. В моем застенке имелся запятнанный матрас, брошенный прямо на пол, стул с недостающими перекладинами в спинке; центральное место занимал большой столярный верстак, весь в ножевых отметинах, наводивших на мысль о страшных жертвоприношениях. В углу висела белая фаянсовая раковина, вся в сколах и трещинах, из крана непрерывно бежала струйка воды. С балки свисали мясницкие крюки и шкив без веревки. Стены покрывал налет плесени, на котором мои предшественники оставили перочинным ножом крики души: инициалы, грубые рисунки, в которых угадывались сердечки, мольбы о помощи. Несколько ступенек вели к железной двери, закопченной дочерна; видимо, ее лизали языки пламени. Сколько человек здесь уже замучили?
Моя участь быстро прояснилась. Не успел я освоиться в каморке, как моему взору предстало существо среднего роста с подносом в руках: на подносе дымилась чашка кофе, лежал кусок хлеба с маслом и желтые куски сахара. Я так проголодался, что тут же набросился на это скудное угощение. Существо тем временем сходило за мусорным ведром с крышкой, туалетной бумагой и бутылкой воды. В тусклом свете своего узилища я смог разглядеть его непропорциональное, как плохо пропеченное пирожное, лицо, с одной стороны округлое, с другой сморщенное, низкорослую коренастую фигуру, светлые волосы, кожаные штаны и куртку, как у вышедшего в тираж рокера, сохранившего униформу, но поставившего мотоцикл в гараж. Два вздутия под курткой в соответствующем месте наводили на мысль, что я имею дело с представительницей женского пола. Я услышал пропитой голос:
– Ешь, малыш, тебе понадобятся силы.
Если бы я догадывался, что меня ждет, то меня точно вывернуло бы наизнанку!
Немного погодя моя кормилица вернулась в сопровождении еще двух коротышек: старухи цыганистого вида с бородавкой размером с добрую грушу на нижней губе, украшенной кустиком жестких волос, и еще одного пугала с телосложением вышибалы и загаром корсара. На второй была красная футболка с надписью черными готическими буквами: «Я не злая, но лучше меня не доставать».
Втроем они уложили меня на деревянный верстак и точными движениями, исключавшими все попытки сопротивляться с моей стороны, спустили мои штаны до колен, не позаботившись снять с меня ботинки. Я тут же смекнул, что меня ждет насилие, хотя не понимал, как оно осуществится на практике: возможно ли изнасилование мужчины женщиной? Цыганка и пиратка схватили меня за плечи и за ноги, и я оказался в железных тисках. Мотоциклистка смазала себе ладони чем-то жирным, с хрустом размяла пальцы и схватила мой член. Хватило бы одного ее рывка, чтобы вырвать его, как говорится, с корнем. Вместо этого она принялась его мастурбировать, проявляя при этом похвальную живость. Сами знаете, что такое мужская анатомия: ей свойственна удручающая механистичность. Любой член, подвергаемый возвратно-поступательной стимуляции, непременно извергнет семя, независимо от примененного средства. Со мной случилось то же самое под угрожающими взглядами трех мужеподобных баб, причем возбуждения я испытать не успел. Меня удивила мягкость кары: простое препровождение в рай, да еще бесплатное.