Страница 4 из 22
Андрей и Руся встали одновременно и, не взглянув друг на друга, направились к двери. На пороге девушка обернулась.
Спасибо, – поблагодарила она директора.
Андрей открыл дверь и выпал из кабинета начальства, попав прямо в заботливые объятия своих поклонников. Маруся вышла следом за ним. Вокруг нее тут же образовалась пустота – эдакая зона отчуждения.
Надеюсь, ее исключили? – протянула Егорова.
Девчонки загалдели наперебой.
Простили на первый раз, – усмехнулся Андрей и невольно поморщился от боли в разбитых губах.
Андрюшечка, – залепетала Натали, – она же тебе всю щеку расцарапала! Наверно, шрам теперь останется. – Она попыталась потрогать пластырь, но парень отстранился.
Ага. Небось когти-то у нее ядовитые, – хмыкнул он. – Еще умру теперь от заражения крови!
Обойдешься, – фыркнула Руся. – Еще драгоценный яд на всяких тратить!
Она развернулась и пошла прочь.
Ты еще руки после меня вымой! – донеслось ей в спину. – Руся – Рыся!
«Хорошая идея», – подумала девушка.
4
После уроков Маруся изучала – в частном порядке – иностранный язык. Занималась с ней Мария Матвеевна, вдова генерала, пожилая – назвать ее старушкой не поворачивался язык, – по-девичьи стройная женщина с умным красивым лицом. Глядя на нее, Руся думала о том, что в старости хотела бы быть такой же – живой, ироничной, элегантной, ухоженной, словно сошедшей со страниц книги о прежних, дореволюционных временах, когда жива была еще настоящая российская аристократия.
Дом Марии Матвеевны стоял через три участка от особняка Бориса. Она дружила с его матерью и помнила Русиного отчима маленьким мальчиком, поэтому и поддалась на его уговоры – согласилась заниматься с Марусей языками, английским и немецким.
Никогда прежде у девушки репетиторов не было, она училась сама – усердно, преследуя давно поставленную перед собой цель – поступить на иняз в МГУ. На самом деле ей хотелось учиться в МГИМО, но она понимала, что об этом и мечтать не стоит. Бюджетных мест там – с гулькин нос, а о платных и речи не шло. Да и языки у нее хоть и на хорошем уровне, но для поступления в МГИМО этого все-таки недостаточно.
Так было вплоть до появления в их с мамой жизни Бориса.
Однажды в июне, за ужином, он спросил у падчерицы, что она собирается делать после выпуска, и та, недолго думая, ляпнула:
Поступать в МГИМО!
Андрей, как водится, обидно заржал.
Не обратив внимания на его смех, Борис произнес:
Вот это я понимаю! Отличная цель! Считай вопрос решенным, – и он рубанул рукой воздух.
Не надо, это же дорого! – испугалась девушка. – Я сама попытаюсь поступить. Не выйдет – пойду в МГУ или в педагогический. – Быть чем-либо обязанной отчиму ей не хотелось, да и гордость не позволяла Русе садиться на его шею, она и так уже невольно на ней повисла – живет за его счет, в его доме… Еще и за ее учебу он будет платить?!
Борис внимательно посмотрел на нее. Спасибо, что спорить не стал.
Ладно. Как знаешь. Я понимаю, сам таким был, всего хотел добиться самостоятельно, без чужой помощи. Тем не менее репетитора я для тебя найду, и самого лучшего, не сомневайся. Да и на подготовительные курсы тебе не помешало бы записаться.
Идею курсов Руся отмела сразу же: и правда, зачем они нужны человеку усидчивому, который не собирается отлынивать от подготовки к институту и постарается сделать все, от него зависящее, чтобы поступить? С этим аргументом отчим худо-бедно согласился. А вот насчет репетитора он остался при своем мнении.
Все, разговор на эту тему окончен, – заявил он, когда девушка попыталась и от репетитора отказаться.
Больше они к этому вопросу не возвращались, а в конце августа отчим сообщил, что договорился с подругой своей матери – замечательной женщиной, талантливой переводчицей. Она будет заниматься с Марусей.
Так в ее жизнь и вошла Мария Матвеевна.
На первый урок девушка шла со страхом.
«Какой она окажется? – думала Руся. – Генеральша все-таки!»
Репетиторша представлялась ей эдакой строгой чопорной дамой с громким голосом, затянутой во все черное, поладить с которой будет очень непросто.
Реальность удивила ее.
Руся позвонила в звонок у кованых ажурных, словно доставленных сюда из питерского Летнего сада, ворот, и их створки медленно разъехались в стороны. Девушка сделала несмелый шаг на участок – и обомлела от открывшейся ее взору красоты. Кругом были цветы: шикарные розы, море астр, поздние лилии. Какие-то удивительные, похожие на клены, деревья с разноцветной листвой. В глубине сада виднелся внушительный бревенчатый дом с большой террасой. Его, как и дом Бориса, окружали высокие сосны.
Навстречу девушке по подъездной дорожке спешила стройная женщина в длинной юбке и яркой блузке. Голову ее венчала соломенная шляпа с широченными полями.
Издалека Марусе показалось, что хозяйке вряд ли больше сорока лет, но, когда она подошла ближе, девушка поняла, что ошиблась. Женщине, хоть она и лучилась энергией, было уже изрядно за шестьдесят.
Ну, здравствуй, тезка, – поприветствовала девушку Мария Матвеевна.
Здравствуйте, – несмело улыбнулась в ответ Руся.
Пожилая женщина сделала приглашающий жест рукой:
Пойдем, сейчас чай вскипит. Ты как относишься к английскому чаю с молоком? – Получив в ответ утвердительный кивок, она продолжила: – Я накрыла столик в саду, погода дивная. Будем пить чай и дышать ароматом роз.
С тех пор Маруся ходила на уроки к Марии Матвеевне, как на праздник. Впрочем, уроками их встречи можно было назвать лишь с большой натяжкой. Они пили чай, читали произведения английских и немецких авторов в оригинале, беседовали. Единственным условием их встреч было то, что все без исключения разговоры велись на иностранном языке: по понедельникам и средам – на английском, по вторникам и четвергам – на немецком. Вначале соблюдать условие было для Руси тяжеловато – некоторых фраз Марии Матвеевны она не понимала, приходилось переспрашивать, порою она что-то не могла сказать сама и искала известные ей слова для выражения своих мыслей. Но со временем девушка втянулась, ей даже стали доставлять удовольствие такие беседы. В эти дни она чувствовала себя иностранкой.
Иногда Руся заглядывала к Марии Матвеевне и в выходные дни, уж очень ей нравилось у нее бывать. Она чувствовала себя здесь уютно, как дома, а в особняке Бориса Руся была хоть и дорогой, но – гостьей.
В тот день, после драки с Андреем, придя к Марии Матвеевне, Маруся никак не могла сосредоточиться. Домой она после лицея не зашла – небось Андрей уже наябедничал на нее домочадцам! Настроение ее в предвкушении разговора с мамой было траурным. С какой стороны ни взгляни, хоть директор и пообещал не сообщать ни о чем родителям, а она подвела всех – и маму, и Бориса. Бориса, пожалуй, даже в большей степени. Конец теперь его хорошему к ней отношению!
Заметив, что ее ученица где-то витает, Мария Матвеевна попросила Русю рассказать, что случилось. И Руся, то и дело останавливаясь, чтобы подобрать нужное слово, выложила ей все, как на духу: и про мамину беременность, и про вчерашнюю выходку Андрея, и про сегодняшнюю драку.
Пожилая женщина только головой покачала.
Да, нелегко вам всем, – подытожила она. – А особенно – тебе и Андрюше. Вы молодые еще, многих вещей не понимаете, со многим, в силу возраста, не хотите мириться.
Маруся удивленно уставилась на нее:
Это Андрею-то тяжело?!
Да. И ничего удивительного тут нет, – кивнула пожилая женщина. – Я сколько раз говорила Борису, чтобы он уделял парню побольше внимания, а он все – некогда и некогда! Мол, у него бизнес, он деньги зарабатывает…
Руся слушала ее молча.
Благосостояние семьи, конечно, важное дело, – говорила учительница. – Но Андрей рос практически без отца. Да что там говорить, и без матери тоже, – она махнула рукой. – Оба были заняты исключительно собой. На сына им было в одинаковой степени наплевать.
Вот и вырос оболтус, – высказала свое мнение девушка.