Дориан: имитация

— Ну конечно; не будьте таким привередливым. Поведете себя хорошо, они, возможно, позволят вам все увидеть — некоторые корешки это любят. Тут используют общий наркоз; все, что им нужно, это вынуть один катетер и вставить другой. Я знаю людей, которые упиваются зрелищем того, как его проталкивают сквозь мембрану, вшитую мне в грудь. Возможно, если вам удастся вынести это, вы обретете необходимую форму, — говоря честно, Фергюс, корешиться у вас пока получается плохо.

— Корешиться?

— Дружить с больным СПИДом, поддерживать его. Послушайте, — сказал Уоттон, когда все трое засеменили по коридору между процедурными кабинетами, — если вам это и впрямь не по силам, посидите в отделении, подремлите. Главное, чтобы, пока меня не уведут в операционную, вы продолжали — продолжали рассказывать о Дориане.

15

Несколько к востоку от Лос-Анджелеса, в районе, называемом Риверсайд, иссохшие ущелья столовой горы сходились к выемке, заполненной свалками старых автомобилей, складами и цехами легкой промышленности. Атмосфера здесь была еще и похуже, чем в центре города — хотя, возможно, лишь потому, что выведенный из терпения воздух казался более приметным, поскольку ему не приходилось бороться с акустическими и визуальными загрязнениями. На грубой трапеции асфальта стояло перед подъемной дверью шлакобетонного строения еще одно несообразное трио. (Некоторые повествования так и кишат хорошо подобранными парами, однако это, увы, не из них.)

Терри, мускулистый карлик, поглаживал свой волосистый совочек и притоптывал мокасином по твердой земле. Шесть месяцев безбедной жизни в Калифорнии покрыли Гэвина соответствующим налетом, и прилипчивый слой этот еще и карамелизовало солнце. Дориан остался Дорианом — неказистое, прозаическое окружение неизменно делало его еще более прекрасным, еще неоспоримее юным. Все трое смотрели на крышу строения, туда, где на краешке мостика, идущего поверх нескольких больших, снабженных колесами дьюаров стоял Фертик. Радом с ним помещался персонаж, смахивающий на командира бойскаутского отряда при полном параде: шорты цвета хаки, носки до колен, нож в ножнах, очки в проволочной оправе и вскормленный верхней губой признак мужественности — моржовые усища. Из мрака возносились под солнечный свет завитки испарений сухого льда. Фертик вглядывался в них с озадаченным выражением благовоспитанной леди, узнавшей что ей, в ее-то шестьдесят три года, вновь предстоит стать матерью.

— И что это такое? — спросил он у командира скаутов.

— «Невроканы», — последовал ответ, — емкости, в которых сохраняются головы членов нашего общества, избравших частичную приостановку жизнедеятельности.

— И это стоит пятьдесят тысяч, так?

— Правильно.

— А, э-э… приостановкавсего моего тела обойдется намного дороже?

— Порядка ста шестидесяти тысяч долларов, сэр, так что, да, значительно дороже. Однако, как я вам уже говорил, когда мы осматривали хранилище, в крионную приостановку вкладываются не одни лишь финансовые средства. Все члены общества целиком и полностью разделяют нашу философию и большинство их готово участвовать в перфузии, то есть в приостановке жизнедеятельности своих собратьев после их деанимации.

— Ну, тут я не уверен…

— Послушайте, — командир скаутов присел на корточки и заговорил, вглядываясь в сухой лед, точно в лагерный костерок, — я принимал участие вот уже в четырех приостановках и могу вам сказать, что первые секунды после деанимации, когда вся команда дружно берется за дело, и я рассекаю бедренную артерию, чтобы мы могли закачать в нее глицерин, я испытываю такое удовлетворение тем, что делаю, какого мне не давало ничто из того, чем я занимался в жизни. А я был в Наме сержантом морской пехоты — я не щенок, нет, сэр.

— Мм, да, конечно, — да и я тоже себя по собачьей линии нимало не числю. Скажите, Дориан, — спросил он, склоняясь вниз, — вы предпочитаете приостановку всего организма или только, мм, невро?

— Если вам так хочется знать, Фергюс, всего — я не хочу, чтобы после реанимации для меня клонировали еще чье-то тело. Вдруг оно окажется в дурном состоянии — они могут перепутать мою ДНК с чужой и кончится все тем, что голову мою насадят на тело похуже — такое, как у Терри, к примеру.

— Кончай, Дориан! — мускулистый карлик взвился на невидимом поводке, сжимая в руках невидимый же секатор. — Я не обязан выслушивать это дерьмо, я тебе не домашняя собачонка.

— Мальчики, мальчики, — умиротворяюще воззвал к ним с высоты Фертик, — к чему этот спектакль? А кстати, о собачонках, — он снова повернулся к служителю бессмертия, — есть у вас какие-нибудь средства для, мм, приостановкинаших меньших собратьев?

— Да, конечно. Взгляните вниз, сэр, видите те синие холщовые мешки? В них покоятся домашние любимцы наших братьев. Лично я считаю, что, когда мы встретимся после реанимации с четвероногими друзьями, это будет для нас большим утешением и очень поможет нашей интеграции в общество будущего, которое окажется — в техническом отношении — неизмеримо более изощренным, нежели наше.

В лимузине, который летел, погуживая, на запад по 99-й магистрали, Гэвин просто-напросто реготал: Домашние любимцы! Неизмеримо более изощренная технология! Кого эти шуты гороховые пытаются обморочить? Ты видел их операционную? Это какой-то «Доктор, мать его, Килдаре», полное жульничество.

— Не думаю, что ты будешь вот так же смеяться, — запыхтел Фертик, — когда окажешься на том свете, а мы — Терри, Дориан и я — будем резвиться в самом настоящем Элизиуме. Ммм, представляю себе картину… кристально чистые озера, бесконечно высокие башни из прозрачного сапфира, а вокруг все сплошь совершенно божественныемальчики…

— Ты что, кислотынаглотался? — Гэвин склонился с переднего сиденья и потыкал в Фертика пальцем. — Вид у тебя определенно чокнутый.

Терри, ведший машину, — пухлая подушка под ягодицами, шоферская фуражка, сидевшая, точно ермолка, на заостренной макушке, — повернулся к Гэвину, цапнул его за руку и прорычал: Не трогай босса!

— Босс, вот оно теперь как. Не думал, Фергюс, что ты падок на подобное подхалимство. А что касается этих ваших приостановок, когда они закачают глицерин в артерии твоего трупа, в каждой все равно останется немного жидкости, и едва температура упадет до минус семидесяти пяти, они начнут крошиться, точно долбанные кукурузные хлопья. И какими бы ни были технические достижения будущего, — а, если честно, судя по тому, как идет дело, они вряд ли окажутся такими уж великими, — восстанавливать тела клетка за клеткой никому не удастся.

— Конечно удастся, — Фертик зевнул. — Дориан говорит, они будут делать это с помощью нано чего-то там — ведь так, Дориан?

— Нанотехнологии, Фергюс, — вы совершенно правы, у них появятся крохотные сверхразумные роботы, которые будут сообща заниматься ремонтом наших поврежденных тел. Они воссоздадут вас, Фергюс, точно таким же в каждой подробности, вплоть до вашей сонливости. — Фертик уже спал, маленькая головка его покоилась на кожаной обшивке под неестественным углом, как если бы задремавшего человека сменила задремавшая собака. — Зачем ты так? — укорил Гэвина Дориан. — Зачем лишать Фергюса последней попытки обрести бессмертие, пусть попробует, если ему хочется.

— Это настолько глупо, что у меня просто терпения не хватает. Ты-то зачем ввязался в это, Дориан? Ты же не дурак.

— Я просто ставлю сразу на нескольких лошадей, Гэвин. Я ведь состою не в одной только этой шайке-лейке; я вступил и в пару других занимающихся криоконсервацией компаний, и в группу продления жизни. Кроме того, я неравнодушен ко всякого рода причудливым культам — тут есть секта под названием «Райские врата», плюс одна японская, «Аум Синрикё». В Швейцарии я связан с субъектами, которые облачаются в очаровательные мантии и называют себя «Орденом Солнечного Храма», а бывая в Техасе, с удовольствием заглядываю в Уэйко и навещаю тамошнюю публику, именующуюся «Ветвью Давидовой». Я говорю себе так: поставь по фишке на каждый номер и, когда колесо фортуны повернется, хотя бы один из них да выиграет.