Бенкендорф

Ответа от Александра снова не последовало. Толстой был в отчаянии.

Поступки русского посла выглядели всё более вызывающими: он посещал Сен-Жерменское предместье — аристократический оплот «старого порядка», сходясь, будто нарочно, с лицами, наиболее неприятными Наполеону. Дошло до того, что граф (по примеру своего адъютанта?) завёл роман с госпожой Рекамье, чей салон был центром оппозиции, и сделал это именно тогда, когда Наполеон объявил при дворе, что на любого иностранца, посещающего эту даму, он «будет смотреть, как на личного врага». Однако в данном случае Наполеон решил просто оставить генерала-посланника в покое. При необходимости императоры стали решать русско-французские проблемы через Коленкура, наполеоновского посла в Петербурге, а то и напрямую, при помощи курьерской почты. Толстой был оставлен без внимания фактически до новой встречи двух императоров в Эрфурте.

Только осенью 1808 года, в первый же день эрфуртского свидания, Александр освободит Толстого от посольского бремени. Но пока на дворе была весна, и Бенкендорф готовился к отъезду. Толстой добился того, что «царица сцены» Жорж получила поистине «царский» контракт: полторы тысячи рублей подъёмных и десять тысяч ежегодно (в семь раз больше, чем знаменитая русская актриса Катерина Семёнова).

А что же сама мадемуазель Жорж?

Она видела происходящее совсем в ином свете. «Зачем же я уезжала? Зачем я покинула Париж и французский театр? Разве я знаю? Нет, не знаю! Этот отъезд, этот каприз был следствием встречи с графом Толстым, русским послом…» Мемуарные восклицания актрисы кажутся патетической декламацией новой роли: «Я говорила „да“, а на следующий день — „нет“… Граф Толстой покинул меня только тогда, когда я дала честное слово, что утром подпишу контракт».

А как же любовь к Бенкендорфу? Увы, в мемуарах речь идёт о совсем других чувствах и переживаниях: «Некоторое время я не видела императора — несомненно, по собственной вине! Определённо, по моей собственной вине! Мне было скучно, я наделала долгов, но я не хотела ни о чём просить и находила для себя множество самых разных оправданий; и самым верным оправданием было моё желание переменить окружающую атмосферу на заграничную. Какое безумство молодой актрисы! Откровенно говоря — какая глупость!..» А вот и признание, позволяющее понять глубинные мотивы девицы Жорж: «Деньги? Что пользы в них? Я предпочитала успех…»64

Только здесь в воспоминаниях актрисы на мгновение мелькнёт лицо влюбленного Бенкендорфа — но вовсе не в качестве главного героя, от силы в роли статиста: «Один из его (Толстого. — Д. О.) адъютантов, граф Бенкендорф, предложил мне от его имени уехать».

Покидать Францию собирались тайно: ни Толстой, ни Бенкендорф не ведали о том, что Наполеону известно о их намерениях. Чтобы обмануть прислугу и соглядатаев, Бенкендорф неоднократно вывозил Жорж в Версаль на несколько дней, приучая её окружение не беспокоиться из-за их отсутствия. В русском посольстве «незаметно» была приготовлена дорожная карета с необходимыми для долгой дороги припасами. В дружественном австрийском посольстве был затребован паспорт на имя некоей горничной. (Версия Жорж: «У меня был друг, который продал мне паспорт за сотню луидоров, — как друг, он не мог запросить меньше»65.) Полиция Фуше изо всех сил делала вид, что ничего не замечает.

А что же Наполеон? Его отношение к Жорж давно не было ни страстью, ни привязанностью — скорее привычкой. Громкое для обывателей звание «любовница Наполеона» сохранялось за Жорж не столько как констатация реальных отношений, сколько как своего рода охранная грамота. Когда император узнал о предполагаемом бегстве Жорж, он решил, что его вполне можно допустить. В преддверии эрфуртского свидания с Александром I, ради укрепления отношений с Россией хотя бы на время войны в Испании и разрешения назревавшего конфликта с Австрией, он вполне мог пожертвовать отношениями с поднадоевшей актрисой.

Полиция «не замечала», Наполеон не проявил особого интереса к намерениям своей Жоржины. Но неожиданным препятствием стал… потрясающий успех актрисы в новом спектакле «Артаксеркс». Накануне премьеры Жорж обещала Бенкендорфу провалить спектакль; но на сцене, окружённая восхищённым вниманием зала, она ни разу не вспомнила о своём обещании. Восторг публики только подхлёстывал актрису; премьера завершилась триумфом, подтвердившим, что Жорж достигла пика своей театральной карьеры. Спектакль, собиравший полные залы, планировали давать почти каждый вечер. Для того же, чтобы выбраться за пределы Франции, Жорж нужно было несколько дней. В противном случае чудо прогресса — оптический телеграф смог бы передать информацию о беглянке быстрее любого курьера и она бы не пересекла границу. Сценарий побега срочно подредактировали: Жорж взяла несколько выходных по причине якобы больного горла и объявила, что отдохнёт от спектаклей в Версале в компании Бенкендорфа. Вместо Версаля фиакр привёз её к спрятанной дорожной карете, а Бенкендорф укрылся у своего друга князя Гагарина. Он прекрасно понимал, что сопровождать Жорж значило бы провалить побег: русский полковник был слишком заметной (особенно для полиции) фигурой. Оставалось только надеяться, что Жорж со свитой, в которой были её личный репетитор Флорио и танцовщик «Комеди Франсез» Дюпор, проедут Страсбург и пересекут пограничный Рейн прежде, чем сведения о их побеге начнёт сообщать телеграф.

Седьмого мая 1808 года, когда «вакации» Жорж закончились, публика собралась насладиться очередным представлением «Артаксеркса». Но актриса не появилась, спектакль был отменён, и разразился скандал. Бенкендорфа, естественно, допрашивала полиция, а он, разумеется, разыгрывал полное неведение. Однако вестей от Жорж всё не было, а Бенкендорф стал (наконец-то) замечать за собой филёров, считая это следствием бегства Жорж. Между тем театр «Комеди Франсез» объявил о новом представлении «Артаксеркса». По Парижу поползли слухи о том, что Жорж поймана, помещена под арест и будет доставлена прямо на спектакль, чтобы сыграть свою роль.

Совсем другая, достаточно курьёзная версия отъезда мадемуазель Жорж распространилась в Лондоне. Она вобрала в себя несколько гулявших по Франции анекдотов. Согласно ей, Жоржина была вызвана к Наполеону в Сен-Клу, чтобы провести с ним ночь. Неожиданно среди любовных утех у Наполеона случился припадок эпилепсии. Перепуганная Жорж устроила невероятный шум и подняла на ноги весь дворец. На помощь сбежались все, включая императрицу Жозефину. Когда император пришёл в себя, он туг же спросил: что императрица и всё окружение делают в его спальне? Узнав, что их вызвала Жорж, Наполеон набросился на актрису, осыпал её ударами и пинками, разодрал платье. На следующий день она была выслана из Парижа. Газетам якобы было приказано сообщить, что Жорж бежала из столицы, переодевшись в юношуб6.

А между тем в день нового спектакля сплетни об аресте Жорж были такими упорными, что Бенкендорф на какое-то время поверил в них. Он отправился на спектакль, чтобы увидеть, кто же исполнит главную женскую роль принцессы Манданы. Театр был переполнен. Многие пришли, чтобы из патриотических чувств освистать «перебежчицу и изменницу». Принцесса Мандана появилась в маске и получила первую порцию свиста и шума, предназначенных Жорж. Но Бенкендорф узнал бы предмет своего обожания и под маской. Это была не она. Слухи, видимо, были рекламным трюком, рассчитанным на то, чтобы привлечь публику. Вместо Жорж на роль поставили юную актрису Бургоэн, и успокоенный Бенкендорф уехал, не досмотрев пьесы. А вскоре пришло письмо из Мюнхена. Это было сообщение Жорж о благополучном пересечении границы Франции. Она стала недосягаемой для французской полиции и направлялась в пока ещё дружественную России Вену.

«Как честный человек», Бенкендорф немедленно поделился с Фуше известиями о том, что уже не могло повредить Жорж. Он был уверен, что обыграл французскую тайную полицию, и, по собственному признанию, «чрезвычайно гордился победой над её бдительными сотрудниками». Фуше его не разуверял. А Наполеон отправил Коленкуру в Петербург инструкцию: «снисходительно отнестись» к «бегству нескольких актёров оперы». «Моё желание, — писал император, — чтобы вам не было известно о их дурном поступке. В чём другом, а в танцовщиках и актрисах у нас в Париже недостатка не будет». Вскоре посол передал это мнение Александру: «Франция настолько населена, что может не гоняться за беглецами»67. В Вене же французский посол выдержал паузу для получения инструкций из Парижа и затем сообщил Жорж, что она может ехать куда угодно.