Страница 3 из 15
Здесь пол был каменный. Шаги отдавались громче. Эхо опять походило на цоканье звериных коготков.
Нервы, чертовы нервы…
Я размял пальцы. Руки – это сейчас мое единственное оружие. Револьвер, мой любимый Курносый – в девичестве Chief's Special с титановой рамкой – в четырех верстах отсюда. Нож там же. Сейчас со мной ни пистолета, ни ножа. Ничего нельзя, когда идешь против этих чертовых сук.
Только руки – и то, что у тебя в голове. То, что обычные люди изо всех сил стараются забыть…
Медленно вперед, всматриваясь в тени колонн. Держась на равном расстоянии между ними. Никогда не знаешь, что тебя ждет.
Дверь осталась далеко позади. Из-за колонн показалась одна свеча, другая… Краешек камня над полом, потом и все остальное. Я такое уже видел.
Мраморные глыбы, сложенные под последней колонной, как пьедестал. В три ступени. На каждой ступени сотни свечных огарков. Горят далеко не все, но даже так света более чем достаточно.
На вершине пьедестала огромная, размером в раскинувшегося человека, круглая пластина, сплошь покрытая патиной. На ближнем краю патина благородно-изумрудная. На дальнем, упершемся в колонну, – темная, почти бурая. Там патина в нескольких местах содрана: несколько длинных узких царапин, в них тускло светилось серебро.
С колонны на все это взирала козлиная голова. Здоровый козлина был при жизни, под центнер, если не больше. Рога очень длинные, похожи на узкий штопор. Capra falconeri, козел винторогий.
Я уже стал специалистом в этих чертовых полорогих, будь оно все проклято…
Редкий экземпляр, между прочим. Обычно сарга falconeri рыжеватые, а этот черный, как уголь. И рога отменные, без единого скола. Да и таксидермист свое дело знал, хорошее чучело получилось. Даже слишком хорошее…
В глазницах вместо стандартных желтых стекляшек рубины. Когда огоньки свечей вздрагивали, языки света скользили по козлиной морде, заглядывали в кроваво-красные камни – и рубины оживали. Словно и не камни это вовсе, а две тонкие стеклянные чешуйки, за которыми чьи-то внимательные глаза…
Я мотнул головой, прогоняя наваждение. Усмехнулся и подмигнул морде:
– Привет, блохастое.
Но никакого облегчения не испытал. То ли из-за освещения снизу, то ли в том были виноваты руки таксидермиста, настоящего мастера, но казалось, что чучело подмигивает мне в ответ. В чуть подрагивающем свете свечей ухмылка гуляла по морде. Едва заметная, но ощутимо злая. Мстительная.
И – глаза…
То есть рубины. Не просто стоят в глазницах. Смотрят – и именно на меня. Словно тот, кому приносились жертвы на этом алтаре, сейчас здесь. Прямо за этими рубиновыми чешуйками.
Я облизнул пересохшие губы. Нервы, чертовы нервы! Конечно же ничего подобного не бывает. Просто камни!
Просто красные стекляшки, и больше ничего. Конечно же.
Но говорят, что морды, под которыми приносились жертвы, как намоленные иконы. Нельзя глумиться без последствий. А под этой мордой…
Семьдесят пять холмиков. И теперь я точно знаю, что это не ягнята-поросята. Серебряная пластина алтаря слишком велика для овечек-хрюшечек…
Я натянул перчатки туже. Нарочито шумно выдохнул – от души, давая выход раздражению.
Говорят… Мало ли что говорят!
Верить в некоторые вещи – первый шаг к концу!
А сделаем-ка мы вот что – для успокоения. Я шагнул к изголовью алтаря. К самой колонне, к взирающей на меня морде. Невысоко висит…
Черная блестящая шерсть усеяна мелкими темными пятнышками. Случайно забрызгали. И я даже знаю чем.
Но я все равно поднял руку, чтобы потрепать эту козлиную морду как безобидную домашнюю шавку, дернуть за бородку…
Не дернул.
Замер, а сердце в груди дрогнуло и провалилось куда-то.
Глухое рычание…
Утробное, басовитое, на самом пределе слышимости, но очень недовольное…
Очень медленно я обернулся.
Не дыша. Обратившись в слух.
Дрожа. Чувствуя жар в груди, но боясь вздохнуть. Не решаясь шелохнуться.
Но если рычание и было, то теперь из темноты ни звука. Лишь треск свечей вокруг алтаря. Показалось?
Я стоял, глядя назад, в темноту подвала. Слушая тишину и все больше злясь на себя. Трус, чертов трус!
Рычание… Кроме меня здесь никого нет! И не могло быть! Нервишки шалят.
По крайней мере, лучше убедить себя в этом, чем поверить в то, что… Я помотал головой, отгоняя предательские мысли. Обернулся к алтарю.
Козлиная морда все так же глумливо ухмылялась. Многообещающе.
– Хочешь сказать, это еще не все?
Огоньки свечей, все как один, дрогнули. Несильно, но заметно.
Я невольно шагнул назад.
По рубинам в глазницах пробежала тень, будто козлиная морда моргнула.
Это что?.. Знак согласия?..
Я тряхнул головой. Нет! Не надо сходить с ума. Всего лишь случайный сквозняк. Ветерок. Я же оставил дверь сюда приоткрытой, в этом все дело.
– Моргай, не моргай, а глазки твои я вырву и продам.
Я снова потянулся к морде, чтобы дернуть за бородку.
– Ну? Что на это скажешь, образина блохаст…
Только сейчас заметил. Сбоку в постаменте, у самой колонны, не было камня – небольшая полочка. И здесь кое-что было. Матово светилась серебряная рукоятка, усыпанная темными камнями, – в тени не понять, какими. А за кинжалом…
Корешок книги. Виднелся лишь самый краешек, и там не было букв. Скорее всего, на обложке вообще нет ни одной буквы, но тут и никаких букв не надо.
Я слишком хорошо знаю такие металлические переплеты. В три слоя, один из-под другого: красное золото, белая платина, зеленая от патины медь… Узор из разнокалиберных шестеренок, сцепленных в спирали, вьющиеся в сумасшедшем клубке…
Все в жизни вот так вот переплетено. И паршивое, и хорошее.
С одной стороны – семьдесят пять холмиков. Но с другой стороны – этот вот переплет. Этот узор…
Плывет в глазах, словно шестеренки и спирали из них вращаются в разные стороны. Вращаются, оставаясь совершенно неподвижными. Если тронуть пальцами, то ясно, что неподвижны. Но для глаз – шестеренки и спирали вращаются… Как живые… И на этом переплете так отчетливо, так явновращаются…
С таким переплетом я еще не сталкивался. Ни тогда, когда сам забирал книги чертовых сук, у которых перед этим забрал их жизни. Не видел такого и у Старика, у которого целый стеллаж старых книг, и из них полторы полки вот таких вот, взятых возле алтарей. Там есть похожие переплеты, с такими же живыми обложками, постоянно плывущими в глазах. Можно палец приложить, и будешь чувствовать, что ничего там не вращается, конечно же. А глаза говорят: вертится…
Только ни одна из тех книг с этой даже близко не лежала. Здесь ощущение того, что кусочки обложки движутся друг относительно друга, при этом странным образом оставаясь на месте, просто сводит с ума. Будто сама ткань мироздания рвется на этой обложке, открывая путь во что-то иное…
Из Старика можно будет веревки вить.
Я шагнул к полочке в постаменте, чтобы вытащить книгу в живом переплете, и в тот же миг совершенно ясно понял, что эхо от моего шага слишком сильно походит на стук когтей по камню.
Скорее почувствовал, чем услышал движение. Мощное, тяжелое. За самой спиной. Ох, не надо было мне сюда лезть… Предчувствие, у меня же было предчувствие! Ну почему же я не поверил самому себе…
Я упал на колени, заваливаясь вбок и пригибая голову, и что-то большое пролетело надо мной, чиркнув острым по плечу, вспоров твердую кожу плаща. Пролетело едва выше меня – там, где миг назад была моя шея.
Что-то клацнуло по алтарной плите, потом за алтарем – цок-цок-цок по каменному полу…
Я перекатился и вскочил на ноги. Замер, пригнувшись.
Язычки свечей метались как сумасшедшие. Мешанина теней и света по подвалу… Казалось, будто все вокруг ходит ходуном. Ни черта не рассмотреть. То, что вызвало эти вихри в воздухе, затерялось в мечущихся полутенях.
Или спряталось?.. За черные, надежные тени ближайших колонн. А может, и еще ближе…
Хуже всего то, что у меня с собой никакого оружия. Не разгибаясь, я медленно пошел вокруг алтаря. Что за этим трехступенчатым пьедесталом с другой стороны?..