Зной

«Люди иногда откалывают странные фокусы, Гиги. Но за ними не обязательно кроется страшная тайна».

А ей все равно хотелось понять — почему? И как?

На столе стоял телефон, от которого тянулся к одной из salidas [30]провод. Глория подняла трубку. Услышала гудок. По какой-то причине почувствовав себя виноватой, положила трубку, на шаг отступила от стола и позвала: «Эй? Эй?»

А затем побежала, дрожа, по проходу, оглядываясь назад, чтобы избавиться от чувства: кто-то за ней наблюдает.

Снаружи, на жаре, ей стало спокойнее. Она пересекла улицу и снова вошла в универмаг, постучала по прилавку и дождалась повторного появления владельца.

— Там никого нет, — сказала она.

— Правильно, — согласился он.

— Так вы зналиоб этом?

— Si.

— Послушайте, — сказала Глория. — Я спешу.

— Это я вижу, — сказал старик.

— Будьте добры, скажите, где я могу найти полицию.

— Полицейский участоквон там, — ответил он.

— А полицейские?

Он поднял вверх палец:

— Если вам требуется полицейский, идите в бар.

Глория оченьпостаралась осведомиться, где этот бар находится, тоном по возможности вежливым.

— А вон там, — ответил старик, направляясь шаркающей походкой к задней двери своего магазина.

За дверью обнаружилась глядящая на замусоренный двор веранда. На голом столе стояло алюминиевое ведерко с горкой льда и тремя бутылками «Будвайзера». Старик опустился в придвинутое к столу боком кресло. В другом — бамбуковом кресле-качалке, грозившем вот-вот развалиться, — похрапывал, издавая звуки закипающего чайника, смуглый мужчина с гладкими молодыми щеками и намечавшимся брюшком.

— Вот вам полицейский, — сказал старик. Он откупорил бутылку пива и протянул ее Глории: — Шестьдесят песо.

— Нет, спасибо.

Старик пожал плечами и отхлебнул из горлышка, уставив взгляд на пустой двор.

Глория разглядывала полицейского.

— И долго он собирается спать?

— Спать он мастак, — ответил старик. — Бывает, заснет после полудня и спит до самого вечера. А его жена звонит мне, чтобы я его домой отправил, ужинать.

Глория громко кашлянула.

Старик повернулся к ней:

— Это вы зачем?

Она, не ответив, потрясла полицейского за плечо:

— Эй. Извините.

Полицейский заморгал, всхрапнул, деревянно поднялся на ноги, покачиваясь, вытянул из брюк подол рубашки и помахал им, обвевая ветерком свое тело. Ростом он был ниже Глории, обтянутые штанами бедра его выглядели положительно женскими.

— Я говорил ей, что не стоит тебя будить, — сказал хозяин магазина.

— Извините, — повторила Глория. — Я звонила вам вчера. Помните?

Полицейский снова всхрапнул и сглотнул накопившуюся в его горле мокроту.

— Вы кто?

— Глория Мендес. Я разговаривала с вами по телефону Вы TenienteФахардо.

— Мы разговаривали по телефону…

— Да, — подтвердила она. — Разговаривали. Теперь я здесь.

— Это вы что же, из такой дали приехали? — удивился он.

— Да, и мне требуется тело, — ответила Глория. — Я хочу отвезти его обратно в Лос-Анджелес.

— Целый день катила, — сообщил хозяин магазина.

— Тело… — повторил Фахардо.

— Я действительноехала целый день, — сказала она, — и должна вернуться назад. Поэтому, будьте добры, отведите меня туда, где я смогу его получить.

— Ага, — сказал Фахардо. — Кого?

— Тело. Карла Перрейра. Вы сказали по телефо… послушайте, в чем, собственно говоря, проблема?

— Проблема? — Он перевел взгляд на старика, тот пожал плечами. — Нет-нет, сеньора, проблем у нас не имеется. У меня — точно. Луис? У тебя есть проблема?

— Нет, Тито.

Фахардо снова взглянул на Глорию.

— Выходит, если ее нет и у вас, значит, тут никаких проблем нет.

—  Señor, —сказала Глория. — Я приехала сюда из уважения к усопшему.

— Это я понимаю.

— …и хочу, чтобы вы тоже проявили к нему уважение, — закончила Глория.

— Я очень уважаю усопших, — сказал Фахардо. — Луис? А ты?

Луис торжественно покивал.

— До чего докатился бы наш городок, — спросил Фахардо, — если бы мы и покойников не уважали?

— Замечательно. Так можем мы…

— Не уверен, что это возможно, сеньора. — Фахардо заткнул подол рубашки в штаны. — Расследование пока что в самом разгаре.

— Какое еще расследование?

— Ну, понимаете, — начал Фахардо, — когда человек расстается с жизнью в местах, за которые отвечаю я, провести расследование — моя обязанность. Мне неприятно говорить вам это, сеньора, но ситуация сложилась трагическая. — В осанке и голосе его вдруг обозначилась властность — похоже, он решил, как ему следует вести себя с ней. — Весьма трагическая. Однако здесь не место обсуждать ее. Давайте пройдем в мой офис.

Он хлопнул старика по плечу и сказал:

— Луис?

—  Adios [31], — отозвался Луис. — И к вам это тоже относится, сеньора.

Она повернулась к нему, чтобы ответить, а когда повернулась назад, Фахардо рядом с ней не оказалось, лишь сетчатая дверь поскрипывала, качаясь на петлях.

Глория нагнала его посреди улицы.

— Есть здесь кто-нибудь еще, с кем я могла бы поговорить? — спросила она.

— Никого, — ответил он. — Я — единственная достопримечательность этого города.

Они подошли к кинотеатру, Фахардо вставил ключ в скважину уже отпертого дверного замка. Глория смотрела, как он запирает замок и дергает дверь, которая, естественно, не открылась.

— Какого черта? — произнес Фахардо.

— Она была открыта, — пояснила Глория.

— Откуда вы знаете?

— Я уже заходила сюда. — Она повернула ключ, распахнула дверь: — Видите?

— Это выше моего понимания, сеньора, — ответил Фахардо и вошел следом за ней в кинотеатр.

Глава седьмая

— Что я могу вам сказать? — Фахардо, повертев в пальцах карандаш, опустил его на блокнот. — Ничего. Потому что сказать вам никто ничего не может. Поверьте, я знаю, что такое горе. Гоpe — мое ремесло. Мне нужно, чтобы вы поняли то, что понимаю я.А я очень хорошо понимаю, какими сложными могут быть ситуации, подобные этой.

И знаю, как ведут себя в этих случаях люди. Они пытаются найти причину, а когда им это не удается — потому что у ситуаций, подобных этой, причины отсутствуют, — начинают требовать справедливости. Или обижаются на Бога, проклинают жестокость жизни. Однако они обращаются к пустоте, сеньора. Вы знаете это так же хорошо, как и я. Когда вы кричите в небо, вас слышат лишь облака.

Фахардо возвел к потолку полный благочестия взор.

— И если быть совсем честным, — а я честен с вами, сеньора, поскольку вы кажетесь мне достойной женщиной, которая не станет вести себя в столь трагической ситуации так, как ведут некоторые, то есть как умалишенная… Вы? Нет, конечно. Вы прекрасно владеете собой, сеньора. Я это вижу. Вы его жена?

— Я его друг, очень близкий, — ответила Глория.

— По-моему, вы говорили…

— Вас подводит память.

Он помрачнел:

— И вы приехали в такую даль…

— Да, — сердито ответила она.

— Ладно, ладно… Как прошла поездка? Жарко было?

— Поездка прошла хорошо.

— Город легко нашли?

— У меня есть карта.

— Мм, угум… ладно. Так вот, сеньора, я говорю о том, что видел за мою жизнь много горя и много людей, рвавших на себе волосы из-за трагедий, предотвратить которые они не смогли.

Как-то раз в наш город приехала супружеская чета, приехала, чтобы похоронить свою дочь. Трехлетнюю. Мать засыпает после полудня, девочка выходит на веранду. А там стоит стремянка — отец заменял незадолго до этого перегоревшую лампочку. Девочка залезает на стремянку и срывается с нее. Летит вниз, ударяется головой о перила веранды, — он пристукнул кулаком по краю стола, — и падает лицом в лужу.

30

Розеток (исп.).

31

До свидания (исп.).