Зной

— Не-е… — Он провел ладонями по животу. — Я это место ни на что не променяю. Мне здесь нравится.

Официант им достался лохматый, сивый, с кулачищами размером в стыки водопроводных труб и экземными. Пока он принимал их заказ — гречишные оладьи, ветчина для Реджи, большой гренок для нее, — глаза его увлажнились; у Глории создалось впечатление, что он того и гляди лопнет по швам от какого-то засевшего в нем престарелого недуга.

— Сейчас все будет, — пообещал он и удалился, пошатываясь.

Реджи, вглядевшись в его спину, сказал:

— К концу третьего дня творения этот тип уже существовал.

— Надеюсь, он не станет дышать на твою еду.

— А на твою?

— Мою я заказала для видимости, — ответила Глория.

Реджи рассмеялся, хлопнул ладонью по столу:

— Ну, не сомневаюсь, что кто-тоее все же съест…

Глория принялась расспрашивать его о суде, о работе. Как и всегда, у Реджи нашлось много чего сказать ни о чем, и она позволила ему болтать сколько хочет. Вернулся официант, вооруженный тарелками, коими он захлопал по столу так, точно старался пришибить побольше мух.

— Оладьи, — сказал он, метнув тарелку с ними в сторону Реджи.

— Спасибо, — сказала Глория.

— Больше ничего не хотите, а? — спросил у нее официант. — Может, вам масла принести?

— Нет, благодарю вас.

— Ну ладно, угощайтесь, — распорядился он и ушел.

Глория смотрела, как под завязкой его передника попрыгивает, точно помпа, костлявый зад.

— Место — неповторимое, — сказал Реджи. Он уже уплел третью часть ветчины, жуя ее, как бобр, стирая салфеткой соус с губ. — Не хочешь немного?

Глория бросила поверх оладий свой гренок:

— Обойдусь.

— Дело твое, — сказал Реджи. — Ну, так что ты поделываешь? Как отдохнула? Мне нужна полная картина.

— Неплохо.

— На водных лыжах каталась?

— Нет.

— Плавала?

— Тоже нет.

— Ну прошу тебя, скажи мне, что ты не только загорала, — попросил Реджи.

— Пожалуй — только.

— Тоска какая, — вздохнул он.

— Кроме того, я познакомилась с мужчиной.

Вот тут он мгновенно насторожился:

— Да? И кто он?

— Несущественно, — ответила Глория.

— Как это? Нет, брось, что за чушь.

— Правда. Несущественно.

—  Глория… —укоризненно произнес Реджи. — Фотографии есть?

— Фотографии не получились.

— Ойй… перестань…

— Извини.

Она наблюдала за тем, как Реджи пытается изобразить безразличие, — весьма вдохновительное зрелище.

— Ну что же, рад за тебя, — наконец сказал он. — Отличная новость.

— Я не спала с ним.

Реджи дернулся — так, точно его гусь клюнул.

—  Гиги.

— Ты ведь это хотел узнать, верно?

— Нет-нет. Послушай… нет. Я не… я… как ты могла поду… нет, серьезно. —Он выкатил глаза, совершенно как персонаж мультфильма. — За кого ты меня принимаешь?

— Ладно, забудь, что я это сказала.

— Послушай, ты можешь делать все, что захочешь. Я же не опекун твой.

— Это я знаю.

— Можешь спать с ним, можешь не спать, делай как хочешь. Да хоть с лилипутками спи. Мне до лампочки.

— И это знаю.

— Но… раз уж ты мне все рассказала, так… я скажу это один раз и больше ни разу не повторю… я думаю, что ты приняла правильное решение. Насчет не спать с ним. Я в такие дела нос совать не собираюсь и так далее, но я бы это не одобрил.

— Ты о сексе? Раньше, помнится, одобрял.

— Я только о данномслучае говорю, — заявил он. — За меня не беспокойся. Ты же понимаешь, что я имею в виду. Не следует торопить события. Да еще с не знакомым тебе человеком.

— Почему же не знакомым? Мы с ним прекрасно поладили.

— Прошу тебя, Гиги.

— О чем?

— Ну как можно узнать человека всего за неделю?

— А как его за год можно узнать? — поинтересовалась она.

— Ну, год, он же больше недели, — сказал Реджи.

— Ты полагаешь?

— Полагаю, — ответил он. — А как же.

Она на минуту задумалась о TenienteТито Фахардо: страстность и отстраненность, убежденность в собственной правоте и граничащая с жестокостью вседозволенность, сомнения в себе и тщеславие. Задумалась о Карле, о Реджи, о своем брате, о своей матери. Хорошо все-таки, что она не стала психологом, как Аллан Харролл-Пена, потому что, если быть с собой честной, ни одного из них она в нечто целостное собрать не сумела бы.

А сама она? Рассказывая о себе Карлосу, разбивая свою жизнь на главы, — что дала она ему? Даже не репрезентативную выборку свойств ее натуры. Потому что каждую минуту на поверхность ее сознания всплывают, побулькивая, новые составляющие этой самой натуры. Ну и слава богу. Приятно будет заново познакомиться с собой завтра поутру.

Ей захотелось рассказать Реджи все. Как-никак история интересная.

Прочие посетители забегаловки откашливались, разглаживали на столиках какие-то бумаги, разговаривая друг с другом, разговаривая и разговаривая.

Один короткий рассказик, он же никому вреда не причинит.

Реджи простонал:

— Даже не думай. Если ты собираешься заделать мне лишний геморрой, я слушатьничего не желаю.

Приковылял официант, уронил между их тарелками заляпанный жиром счет.

— Мне, вообще-то, пора, — сказала Глория.

— Правда?

По тому, как он произнес это, Глория поняла, что Реджи спрашивает: «Очередное свидание?»

— У меня встреча с Барбарой, — сказала она.

— Собираешься рассказать ей,как отдыхала?

— Может быть.

— Во всех подробностях?

— Может быть.

— Подробнее, чем мне?

— Наверное.

Он покачал головой:

— Ну вы, ребята…

— Ребята?

— Я про баб говорю, — пояснил он. — Ребятаозначает бабы.

— А, — отозвалась Глория. — Ну, тогда мы не такие уж и ребята.Верно?

Реджи посмотрел ей в глаза, ухмыльнулся:

— Пожалуй, что нет.

— Спасибо, — улыбнулась она.

— Тебе в адвокаты податься следовало.

— Да?

— Серьезно. Или в копы.

— Что это ты так быстро меня разжаловал? — спросила она.

Реджи притворно набычился, пощипал себя за щеку, нарочито окинул ее взглядом с головы до ног и прикусил губу.

— Э… знаешь что, Гиги…

Глория уже поставила сумочку на стол.

— Моя доля, — сказала она, протянув ему двадцатку.

Таким огорошенным она его еще не видела.

— Да?

— Я знаю, что делаю.

— Ты уверена?

— Как всегда, — сказала она.

Благодарности

Многие люди помогали мне писать эту книгу, делясь со мной своим опытом. Спасибо Бенджамину Дж. Мантеллю, Джеффу Фореру, Майклу Розену Ларри Мальбергу Джеду Резнику Терри Поррасу и Марибель Ромеро. И особенно большое спасибо достопочтенному Леону Брикману. Любые присутствующие в книге ошибки и натяжки принадлежат мне и только мне.

Моему литературному агенту Лайзе Доусон — образцу уверенности в авторе и веселости, а в добавление к этому и редакторское ее дарование оказалось бесценным. Дружба с ней — подарок, за который я буду вечно благодарен судьбе.

Все сказанное мною о ней в равной мере относится и ко второму моему редактору, Кристин Пип. Спасибо за все. Эма и Альба: вы вдохновляли меня. Эма, в частности, посеяла в меня семя, из которого выросла эта книга. «Ha'omer davar b'shem she'amro mevi geulah le'olam»(Талмуд, Мегилла, 15а).

Маме и папе: за то, что они были моими первыми и лучшими учителями во всем, что касается писательства. За то, что всегда улыбались, услышав от меня: «Прочтите вот это». И секли меня за нахальство. За то, что неустанно ободряли меня и оставались зрячими, когда слепли все другие, за безупречную самоотверженность и бесконечную любовь.

И моей жене, моей жене, моей жене.