Страница 31 из 52
- Вдвоем? Что-то вроде скетча?
Я не видел смысла ей что-то объяснять, раз не она будет ставить нам оценки. Линнет загибала и разгибала уголок одного из планов, не сводя с нас внимательного взгляда. Я хотел хлестнуть ее по пальцам.
- Мы с Полом и кое-кто еще. Я уже сказал, мистер Салливан одобрит.
- У остальных тоже такие проекты? - нахмурилась Линнет сначала в нашу сторону, потом при виде загнутого уголка, как будто не могла понять, откуда взялся залом. - По-моему, неправильно оценивать работу, которая так серьезно отличается от более традиционных и следующих правилам сочинений, на общих основаниях.
О боже. Сейчас она примется вещать о правилах, и я не смогу удержаться, брякну что-нибудь невероятно саркастическое, вляпаюсь в неприятности, и ангела Пола за собой утащу. Я закусил губу и постарался не смотреть слишком злобно.
- Мистер Салливан не так давно преподает в Торнкинг-Эш. И вообще не так давно преподает. Боюсь, он не вполне отдает себе отчет в неоднозначности такого подхода, который позволяет студентам слишком далеко выходить за рамки.
Линнет сложила наши планы в стопку и взялась за красную ручку. Я дернулся, когда она написала на каждом из них «неправ, форматирование/структура».
- Я поговорю с ним, когда он вернется. Очевидно, вам придется переделать планы. Мне жаль, что его задание допускает столь свободную интерпретацию.
Я очень хотел сказать в ответ какую-нибудь колкость, вроде «жаль, что ваши понятия о женственности допускают столь свободную интерпретацию» или «а кто назначил вас Богом, милочка?», но я просто натянуто улыбнулся:
- Ясно. Что-то еще?
Она нахмурилась:
- Я повидала немало таких, как вы, мистер Морган. Думаете, что вы лучше всех? Ничего, скоро вы столкнетесь с реальностью, и все ваше остроумие и презрение к авторитетам вам не помогут. Пусть мистер Салливан считает, что вы звезда. Я каждый день вижу, как метеоры вроде вас сгорают в атмосфере.
- Спасибо за совет, - сказал я.
Я играл паршиво. Я стоял на вершине холма, в разгаре роскошного дня, все было до отказа переполнено осенним разноцветьем, волынка звучала отлично, воздух был идеальной температуры, и все равно я не мог сосредоточиться.
Огромное красное «не зачтено» на контрольной Ди.
Список мертвых, который слышал Пол.
Пальцы Нуалы у меня на запястье.
Я закрыл глаза и перестал играть. Медленно выдохнув, я попытался уйти в ту часть меня, куда я прятался на время конкурсов. Сегодня я ощущал ее как недоступную щель, в которую мне, неуклюжему и напряженному, было не протиснуться.
Я снова открыл глаза. Остальные ученики были на репетициях оркестров и индивидуальных занятиях. Это хорошо, никто не услышит, как я лажаю. Может, я и правда метеор, как выразилась Линнет, и после выпуска я стану никем и буду протирать штаны в офисе.
Я смотрел на свою длинную сине-зеленую тень на вытоптанной траве и увидел, как рядом с ней появляется другая.
- Паршиво играешь, - сообщила Нуала.
- Я ценю твою поддержку.
- А я не должна тебя поддерживать. - Нуала обошла меня, чтобы стать лицом к лицу, и при виде ее обтягивающих джинсов и майки всех цветов океана, как ее глаза, у меня пересохло в горле. - Я должна заставить тебя лучше играть. У меня для тебя подарок.
Она протянула руку и разжала кулак.
- Камень… - произнес я, потянувшись за подарком.
Я поднес его к лицу, чтобы рассмотреть поближе: заурядный матово-белый камушек размером примерно с мой большой палец.
Нуала фыркнула и выхватила его из моей руки:
- Это покой-камень! Смотри, глупый человек.
Она положила его в ладонь и начала поглаживать большим и указательным пальцем.
- Для чего он?
Нуала переложила камень в левую руку, а правой схватила меня за большой палец, так же, как держала покой-камень.
- Его нужно гладить, - сообщила она, криво ухмыляясь, - чтобы успокоиться.
Ее пальцы побежали вдоль моего, оставляя за собой невидимые обещания, и, черт возьми, у меня внезапно стали подгибаться колени.
Она улыбнулась и вложила камень мне в руку:
- В общем, ты понял. Камень нужно гладить, когда ты переживаешь или о чем-то тревожишься. Может, тогда ты прекратишь писать на руках. Конечно, ты все равно останешься психованным придурком, но остальные заметят это не сразу.
У меня в горле снова пересохло, однако уже по другой причине. Мне никогда не делали подарков, в которых было столько чуткости и внимания. Не помню случая, когда мне не приходилось изображать радость; теперь, когда я правда был рад и благодарен, простого «спасибо» казалось недостаточно.
Как ни ужасно, первое, что пришло мне в голову, - это колкость. Что-то, чтобы рассеять жар в моих щеках и вернуть мне контроль над собой.
- Потом спасибо скажешь. - Нуала вытерла ладони о джинсы, хотя камень был чистый. - Например, когда в очередной раз забудешь взять с собой ручку.
- Это… - Я запнулся, потому что мой голос звучал странно.
- Знаю, - сказала она. - Играть будешь… или как? Нельзя заканчивать той последней джигой. Она была…
- Ужасна? - нормальным голосом предположил я, засовывая камень в карман и поправляя волынку.
- Я пыталась подобрать более мягкое слово, например… Нет, ты прав. Она была ужасна. - Нуала замолчала, и выражение ее лица изменилось, стало почти невинным. - Может, сыграем мою мелодию?
Я не хотел ей отказывать. Мне казалось, что краткие мгновения ее ясного сознания и «не-маниакального поведения нуждаются в одобрении.
- Она не подходит для диапазона волынки.
- Мы ее переделаем.
Я скривился. Конечно, мелодию можно ужать, но тогда из нее пропадет вся жизнь. Вся ее радость - в высоких пассажах, а они волынке недоступны.
- Поверь, будет неплохо, - сказала Нуала. Она, наверное, поняла, что говорит почти нежно, потому что сразу же добавила, резко вздернув брови: - Сильнее, чем ту джигу, ты ее не изуродуешь.
- Ха! Твои слова ранят меня, как ножи. Ладно. Докажи, что я неправ.
Я еще раз поправил волынку, Нуала встала рядом. Наши тени на траве слились в одно сине-зеленое пятно с двумя ногами и четырьмя руками. Я взял ее руку и положил на мелодическую трубку. Рука была совсем маленькая, пальцы не могли закрыть все отверстия.
- Ты же знаешь, так не получится, - тихо сказала она.
Я просунул свою руку под ее и закрыл отверстия своими пальцами:
- Давай другую руку.
Она просунула ее под моей рукой, чтобы не мешать, и в итоге все получилось. Безумные сандалии на платформе добавляли ей как раз столько роста, что она могла положить подбородок мне на плечо.
Я сказал странно низким голосом:
- Сначала играем джигу, а потом твою мелодию?
- Ты главный.
- О, как я об этом мечтал, - ответил я и начал играть. Все получалось. Мои мысли как будто испарились, остались только музыка и руки Нуалы. Джига превратилась в воздушный шарик; высокие ноты уносили ее в небо, а низкие тянули к земле, а потом снова отпускали, позволяя взмыть вверх. И пальцы снова меня слушались, бегая по чантеру, как хорошо смазанные поршни, выдавая идеальный чистый звук. Между серьезными округлыми нотами основного ритма искрились, как смех, форшлаги.
Я заглушил волынку - полностью, совершенно правильно - и расплылся в улыбке.
- Ну хорошо, ты повыделывался, - прокомментировала Нуала. - Теперь скажи, тебе нужна моя помощь или нет?
- Мне… Что?
Я попробовал развернуться и посмотреть ей в глаза, но ее подбородок лежал у меня на плече, слишком близко. Я попытался вспомнить, ощущал ли я присутствие ее вдохновения, но мне помнилась только музыка и кончики ее пальцев на моей руке. И всепоглощающая радость джиги.
- Я думал, ты помогаешь.
- Ладно. Неважно. Давай играть.
- Ты главная, - ехидно ответил я.
- О, как я об этом мечтала, - передразнила она.
Я пустил звук через бурдоны, ожидая подсказок. Теперь я чувствовал. Сначала через меня пробежал ручеек тишины, а потом я ощутил золотой жар вдохновения, текущий сквозь мои пальцы длинными золотыми нитями. Мелодия, которую я играл на фортепиано, превратилась в крошечную аккуратную сущность в моей голове, маленькую коробочку, которую я мог мысленно поворачивать туда-сюда, чтобы рассмотреть, как она устроена и почему она так прекрасна и где я могу заменить ноты, чтобы она подошла для волынки.