Страница 39 из 47
— Конечно, я здесь. Более того, ты тоже здесь.
— Вы знаете, кто я?
— Дейдре Монаган. Все знают, кто ты. — Томас говорил протяжно, с шотландским акцентом. — Даже если бы я не знал тебя в лицо, факты, — он указал на почти невидимых гончих, кружащих снаружи, — говорят сами за себя.
Я побоялась спрашивать, что он имеет в виду. Может, он хотел сказать, что гончие не смогли проникнуть в круг за мной. Или то, что меня преследует целая свора. Наверное, последнее ближе к правде.
— Вы и вправду не умеете лгать?
— Да. Но, знаешь, то же самое я бы сказал, если бы лгать умел. — Томас пожал плечами и посмотрел на мою длинную тень; та дрожала, невидимые тела проходили сквозь нее за пределами круга. — Если угодно, я позволю тебе прочитать мои мысли.
Предложение казалось заманчивым, но мне не хотелось добавлять к сумбуру в моей голове воспоминания кудрявого барда с шотландским акцентом.
— Поверю на слово. Уна, одна из даоин ши, сказала, что мне стоит с вами поговорить, и показала это место.
— Обычно их племя недружелюбно относится к людям.
Все тело болело от попыток удержать собак вне круга. Я вспомнила ощущение силы, непобедимости, которое испытала, когда усилием мысли завела Буцефала. Если бы только охоту на меня начали ночью…
— Я здесь часто бываю, — сказал Томас. — Всем известно, что отношения у меня с Королевой натянутые. Но почему фея решила, что нам нужно встретиться?
Я почувствовала укол неприязни.
— Я надеялась, что вы сами знаете.
Томас посмотрел на меня, с отсутствующим видом выдергивая траву возле ног.
— Итак… что бы ты хотела узнать?
На этот вопрос существовала тысяча ответов, но я начала с того, который больше всего меня волновал.
— Почему она желает мне смерти? Если бы она не вмешалась в мою жизнь, я бы никогда не узнала о своих способностях.
Томас пораженно посмотрел на меня.
— Ты думаешь, она желает тебе смерти, потому что ты умеешь делать это? — Он показал на границу круга, где едва заметно мелькали лапы. Мои силы иссякали, контроль над кругом ослабевал. — Дитя, телекинез — всего лишь симптом. Существует много людей, способных зажечь огонь без помощи спичек.
Мне не понравилось слово «симптом». Будто мы говорим о болезни.
— Симптом чего?
— Ты не задумывалась, почему Королева оказалась так близко от тебя? Почему твой порог обивает столько фей?
Я почувствовала себя идиоткой.
— Я думала, их вообще много.
— Они здесь из-за тебя. Феи не похожи на людей. Их королевство и тела не имеют определенного места в пространстве.
Я воспользовалась возможностью показать, что кое-что понимаю.
— То есть они используют энергию грозы или человека, чтобы появиться?
Томас одобрительно кивнул, взмахнув кудрями. Я подавила желание протянуть руку и пригладить их.
— Точно. Фей притягивает определенный вид энергии. Они словно планеты-спутники вращаются вокруг своего солнца. Королевство фей строится вокруг монарха, обычно человека, который излучает такую энергию.
Все становилось на свои места.
— И Королева убивает всех, кто притягивает Их так же, как она?
Он кивнул.
— Телекинез — всего лишь побочный эффект такой способности.
— Значит, Королева здесь? Где-то неподалеку? Или в Ирландии? Я хочу сказать, она же человек? Ее не притягивает моя энергия?
— Они называют смертных, излучающих такую энергию, клеверными, потому что клевер тоже притягивает фей. — Томас покачал головой. — Нет, ее тоже к тебе притягивает, как и меня. Чем больше времени мы проводим в стране фей, тем больше становимся похожими на них. Это значит, что нас тоже притягивают клеверные. Да, она близко, и приближается с каждым часом. Чем сильнее ты становишься, чем ближе солнцестояние, тем ближе она к тебе. Когда граница между мирами станет совсем тонкой, она не сможет тебе не показаться.
Ужасная мысль. Ладно, обдумаю ее позже.
— Значит, Люка Диллона тоже ко мне притянуло? Ты знаешь, кто он?
Глаза Томаса стали мрачными, что противоречило его добродушному лицу.
— Галлогласс Королевы? Все знают, кто он такой. Когда человек живет с феями, он не умирает, но перенимает их слабости. Люку Диллону не нужно жить с ними, чтобы оставаться молодым, как мне. Он не может постареть. — Лицо Томаса казалось озабоченным. — Ходят слухи, что он тебя любит.
Я сглотнула.
— И что ты любишь его. Дитя, это опасная игра.
— У меня нет выбора. — Мой голос прозвучал непроизвольно холодно. — Я не по своей воле оказалась клеверной. Если хотите знать мое мнение, это ужасно нечестно. Я не умерла, поэтому она украла моего лучшего друга и Люка. Разве это справедливо?
Томас лег на траву, глядя в глаза одной из гончих. Их стало легче различить, чем раньше.
— Не вини меня. Я уже наказан за несогласие с ее мнением о жизни и смерти. Поэтому и сижу в кольце грибов, разговаривая с ее последним врагом, вместо того, чтобы целовать ей руки.
Я не могла больше сдерживать ярость.
— Как насчет моего лучшего друга? Она отпустит его, только если я умру?
Томас постучал по воздуху на границе кольца из грибов. Раздался звук, будто он постучал по стеклу. С другой стороны донесся вой, и зубы клацнули возле его пальца.
— Волынщик? Он слишком хорош для этого мира. Такой волынщик может привлечь неподобающее внимание. Хуже, чем внимание фей. Я слышал от многих, что ему безопасней было бы умереть.
— Умереть? Ну уж нет! — рявкнула я. Мои пальцы начали дрожать. Бессознательная попытка удержать собак на расстоянии слишком быстро выкачивала силы.
Томас с сочувствием посмотрел на меня.
— Дитя, мне жаль, но она никогда не позволит тебе сохранить жизнь, пока сама жива. Ты подвергаешь опасности ее существование. Одна из вас должна умереть.
Я смотрела на него, слушала его слова и пыталась сохранить кольцо непроницаемым. Казалось, я смотрю сериал: «Один из вас должен умереть. Город слишком мал для вас обоих».
Я больше не могла сдерживать псов. Я слишком ослабла.
— По правде говоря, — добавил Томас, — я бы предпочел, чтобы умерла она.
Только спустя мгновение я поняла, что он имеет в виду. В тот же момент невидимые стены рухнули, и свора собак ворвалась в круг, затопив волной все пространство и плотно прижимаясь к моим ногам.
Запах тимьяна стал невыносимым.
Восемнадцать
Невыносимо было чувство давления собачьих тел. Невыносимо было чувствовать прохладу их шерсти, удушающий запах трав и клевера. Невыносимо было слушать завывания мастифов и резкий лай гончих: наша добыча, мы догнали нашу добычу.
Ко мне приближался Охотник, и собачьи тела расступались перед ним, словно вода. Его шаги заглушала какофония собачьего лая. Я еле расслышала, как он приказал: «Молчать».
Лай стих. Тишину нарушал только шум проезжавших по дороге машин. Можно было закричать, но зачем? Водители никого, кроме меня, не увидят.
Охотник остановился на расстоянии вытянутой руки. Он не напоминал человека, и от странности его вида захватывало дыхание. Глубоко посаженные глаза были бездонными, как у ястреба. Золотые пряди были золотыми в буквальном смысле слова и поблескивали среди обычных темных волос. На шее виднелись странные черные рисунки, похожие на татуировки.
— Дейдре Монаган.
При звуке его голоса меня мгновенно закружил вихрь воспоминаний: Люк смотрит на тела своих братьев во рву, Охотник убеждает его уйти. Охотник с бесстрастным лицом прижимает Люка к земле, пока фея с песнопением надевает на его руку обруч. Охотник вытаскивает Люка из колодца и без тени злобы говорит: «Тебе предстоит много работы». Охотник со склоненной головой и закрытыми глазами слушает игру флейты. Охотник тащит окровавленного Люка в большую комнату, оставляя за собой алый след.
Томас прошептал мне на ухо:
— Только Люк может убить тебя, пока ты под защитой железа. Будь смелой, дитя.
Охотник посмотрел на него.
— Томас-Рифмач, сохраняй молчание.