Прекрасный Хаос

Мы не много говорили. Раз он поймал мяч и держал его после того, как я передал его ему. Он смотрел на меня так, как когда он сел рядом со мной на похоронах моей мамы, даже при том, что секция была только для семьи, как предполагалось. “Я не хорош в этом материале, ты знаешь?”

"Да. Мне тоже."

Я вытащил старый комикс, скрученный в моем заднем кармане. "Что-то, что бы помнить меня."

Он развернул его и рассмеялся. "Аквамен? Я должен помнить о тебе с помощью твоих хромых полномочий с этим паршивым комиксом?"

Я пожал плечами. "Мы не можем все быть Магнето."

"Эй, парень." Он перебрасывал мяч из одной руки в другую. "Ты уверен, что хочешь это сделать?"

"Нет. Я имею ввиду, я уверен, что не хочу. Но у меня нет выбора." Линк это понял. Во всей своей жизни не имел выбор. Мяч отскочил тяжелее. "И нет другого пути?"

"Если только ты не хочешь попрощаться с мамой, и смотреть Конец Света." Я пытался пошутить. Но время было не для этого.

Возможно моя Сломанная Душа держалась за него.

Линк перестал вести мяч и держал его под мышкой. "Хей, Итан."

"Да?"

"Помнишь Твинки в автобусе? Тот, что я дал во втором классе, в день когда мы встретились?"

"Тот, что ты уронил, и дал не сказав мне? Мило."

Он усмехнулся и кинул мяч. "Он не падал на пол. Я выдумал эту часть."

Баскетбольный мяч попал по бортику корзины и отскочил на улицу.

Мы отпустили его.

~~*~~***~~*~~

Я нашел Мэриан и Лив в архиве, опять вместе, в том месте, которому они принадлежали.

"Тетя Мэриан!" Я был так рад её видеть, что чуть не оглушил её холодом (?), когда обнял. Когда я, наконец, отпустил, я мог понять, что она ждала меня, что бы сказать что-то. Что-то, о чем-то — о причине, из-за которой её отпустили.

Таким образом, я брел медленно. Предоставляя им остатки истории, которая не вполне совмещалась. Во-первых, они обе были освобождены, чтобы услышать хорошие новости. Гатлин и весь мир смертных, не будут уничтожены в сверхъестественном апокалипсисе. Маги не собирались терять свои силы или случайно поджигать себя, хотя в случае Сарафины это спасло наши жизни. Они слышали то, что я хотел, чтобы они услышали: Все будет в порядке.

Это должно было быть так.

Обменять свою жизнь — эта часть мне осталась.

Но они обе были слишком умны, чтобы позволить так истории закончится. И чем больше я им частей открывал, тем быстрее их умы составили все части, чтобы воссоздать всю искривленную правду всего этого. Я точно знал, когда последний кусок скользнет на место.

Был ужасный момент, когда я увидел, что их лица изменились, и улыбки исчезают. Лив не смотрела на меня. Она навязчиво проверяла и крутила струны на своем селенометре, который всегда носила вокруг запястья. "Мы что-нибудь придумаем. Мы всегда что-то делаем. Там должен быть другой путь".

"Его нет." Мне не нужно было это говорить; она ужа знала.

Без слов Лив развязала одну из потертых струн и завязала ее на мое запястье. Слезы бежали по ее щекам, но она не смотрела на меня. Я попытался представить себя на ее месте, но я не мог. Это было слишком тяжело.

Я вспомнил потерю своей мамы, глядя на выложенный костюм на стул в углу комнаты, ожидая, что я надену его и признаю, что она мертва. Я вспомнил Лену на коленях в грязи, рыдающую, в день похорон Мейкона. Сестры глядя остекленевшими глазами на гроб тети Прю, с носовыми ватными платками в руках. Кто будет управлять ими и заботится о них теперь?

Это — то, что никто не говорит вам. Труднее оставаться позади.

Я думал о тете Прю, ступающей через Последнюю Дверь так спокойно. Она находилась в состоянии мира. Где был мир для остальной части нас?

Мэриан не сказала ни слова. Она смотрела на меня, как будто она пыталась запомнить мое лицо и заморозить этот момент, чтобы никогда не забыть его. Мэриан знала правду. Я думаю, что она знала, что вроде этого, наступил момент и Совет Сторожевой башни позволил ей вернуться.

Ничего не было без цен.

И если бы это была она, она бы сделала тоже самое, что бы защитить людей, которых она любит.

Я был уверен, что Лив будет также. Ее собственным методом, как она помогала Мейкону. Что Джон попытался сделать для нее на водонапорной башне. Возможно она чувствовала себя виновной в том, что это это я вместо него.

Я надеялся, что она знала правду, что это была не ее вина или моя, или даже его. Независимо от того, сколько раз я хотел в это поверить.

Это была моя жизнь, и она будто бы подошла к концу.

Я был Проводником. И это была моя великая и ужасная цель.

Это всегда было в тех картах, что Амма так отчаянно пыталась изменить.

Это всегда был я.

Но они не заставляли меня говорить ничего из этого. Мэриан зажала меня в объятиях, и Лив обняла нас обоих. Это напомнило мне, как моя мама всегда обнимала меня, как будто она никогда не позволила бы уйти, если у нее был выбор. Наконец, Мариан что-то тихо шепнула. Это был Уинстон Черчилль. И я надеялся, что я буду помнить его, куда бы ни шел.

"Это ещё не конец. Это даже не начало конца. Но это, возможно, конец начала."

Двадцать первое декабря. Остатки

Лена не была в своей спальне в Равенвуде. Сев на ее кровать, чтобы подождать, я уставился в потолок. Я думал о чем-то и поднял ее подушку, потерев о лицо. Я вспомнил запах наволочек своей мамы после того, как она ушла. Это было волшебно, часть ее все еще существовала в моем мире. Я хотел, чтобы у Лены, по крайней мере, было это.

Я думал о постели Лена, как мы сломали ее, когда крыша обвалилась, когда мы расстались, и штукатурка посыпалась. Я посмотрел на стены, думал о словах, которые сами писались на ней, когда в первый раз Лена рассказала мне, как она себя чувствует.

Ты не единственное падение.

На стенах Лены не было больше стекла. Ее комната была такой же, как это было в день, когда мы впервые встретились. Возможно именно так она пыталась держать вещи.

Как это было в самом начале, когда все еще полно возможностей.

Я не мог думать об этом.

Части слов были повсюду, я думаю, потому что это — то, как Лена чувствовала вещи.

КТО МОЖЕТ СУДИТЬ СУДЬЮ?

Это так не работает. Ты не можешь переустановить часы. Ни для кого. Даже для нас.

НЕ ГРОМКО, НО ХНЫКАЯ

Что сделано, то сделано.

Я думаю, что она, должно быть, знала, потому что оставила сообщение для меня, написанное на стенах ее комнаты в черном Шарпи. Как в былые времена.

ДЕМОНИЧЕСКАЯ МАТЕМАТИКА

что находится ТОЛЬКО в мире

ты разорвался на два

как будто возможно

половина для меня

половина для тебя

что СПРАВЕДЛИВО когда

нет ничего

остается разделить

что твое, когда

твоя боль — принадлежит мне, чтобы нести

эта печальная математика моя

этот безумный путь мой

вычитаем, они говорят

не плачь

назад к столу

попытаться

Кроме того не забывай

умножить

и я отвечаю

Именно поэтому

остаток

ненависть

разделение

Я прислонил свою голову к стене, рядом со словами.

Лена

Она не ответила.

Ли. Ты не остаток. Ты выжила.

Ее мысли медленно прибывали в зубчатом ритме.

Я не смогу это пережить. Ты не можешь просить меня.

Я знал, что она плачет. Я представлял себе, что она лежит в сухой траве на Гринбраер. Я искал бы ее там дальше.

Не следует быть одной. Жди меня. Я иду.

Было так много, что сказать, что я даже не пытался это сказать. Вместо этого, я вытер глаза рукавом, и открыл рюкзак. Я вытащил запасной Шарпи Лены таким образом, где обычно у людей есть запасная шина позади их автомобиля.

Впервые, я откупорил его и стоял на девчачьем кресле перед ее старый белым комодом. Оно стонало под моим весом, но держалось. Так или иначе, мне не долго пришлось. Мои глаза покалывало и было трудно видеть.