Страница 54 из 70
Боже праведный, зачем же с нами так!
Цербер дышал, как после стометровки, окружил меня со всех сторон испуганными мордами:
— Ты чё орешь?..
И, возвращаясь к излюбленному гекзаметру, с нервным зевком продолжал:
Полно, Глебаня, пугать обреченные души
Скорбной тропою бредущие в чрево Аида
И без тебя содрогаются жутью их члены
Встань-ка к воротам, пора приниматься за дело!
Мотнув в направлении причала главной головой, пес отошел в сторонку и, как ни в чем не бывало, рухнул на землю и захрапел. Между тем на доски настила уже вступали первые пассажиры Харона. Строясь на ходу по несколько усопших в ряд, они двинулись к вратам преисподней. При виде этого жуткого, безмолвного шествия, душа моя ушла в пятки и я поспешил спрятаться за осколок скалы, но и там меня достал мерный звук шаркающих по камню ног.
Первыми переступили порог ада православный священник, мулла и ксендз, догоняя их, нырнул в кромешную темноту поотставший раввин в пейсах и черной шляпе. Все они при жизни утверждали, что будут возглавлять колонну грешников, но теперь были явно удивлены, что риторическое в общем-то обещание пришлось выполнять так буквально. За ними в черной пасти пещеры исчезла группа буддистов в грязно — оранжевых одеяниях и с покорной улыбкой на губах. Удрученными они не выглядели, предчувствовали, наверное, что колесо сансары не замедлит выкинуть их пинком под зад в мир людей. Дальше, без разбора вероисповедания, пола и цвета кожи, дружной толпой валили миряне. Если с расстояния они казались мне подавленными, то при ближайшем рассмотрении ни особой грусти, ни страха на их лицах я не заметил. Возможно, многие из них ощущали даже нечто вроде облегчения. Ожидание наказания всегда страшнее его самого, а свое на том берегу Леты они уже отбоялись.
Замыкал импровизированную демонстрацию крепкий парень в тельняшке и камуфляже с побрякивающими на груди орденами. Лицо его было спокойным, словно вырезанным из камня, по которому он печатал уверенный шаг. Перед тем, как переступить порог, десантник обернулся. В глазах его вспыхнула радость, на губах широкая улыбка:
— Глеб?!
16
— Глеб! Ты?..
Десантник занес ногу переступить порог ада, но в последний момент ловко извернулся и сделал шаг в сторону. Распахнув объятия, прижал меня к украшенной орденами широкой груди.
— Ты не представляешь, как я счастлив тебя видеть! — отстранился он на длину рук и с улыбкой заглянул в глаза. — На том берегу никого из наших нет, ребята прошли этой тропой до меня, и вдруг такая радость! Почему я задержался?.. — повторил парень мой вопрос, хотя я его и не думал задавать. — Валялся, как и ты, по госпиталям. Сначала Кабул, потом Самара. Помнишь больницу на Осипенко на спуске к Волге?.. Ротный сказал, ты там долечивался. Потом немного покантовался на гражданке, ну и, как видишь… — развел он руками и потянул из кармана брюк мятую пачку сигарет. — Закуривай, брат! — щелкнул дешевенькой зажигалкой. — Глупо все получилось… Хотя смерть по-умному не приходит, — выпустил в сырой воздух струйку дыма. Сплюнул с горечью попавшую в рот табачную крошку. — Перевал Угар… что ты на меня так смотришь, будто никогда о нем не слышал! Залегли, держим помаленьку оборону, а тут духи возьми да накопай где-то миномет. Ну и первой же миной… — улыбнулся, будто за что-то извинялся, покачал кудрявой головой.
Я смотрел на парня, плохо понимая о чем это он. Не такой, конечно, дурак, чтобы не видеть — речь идет об Афганистане, только я-то никогда там не был! Вообще никогда. Не говоря уже о том, что с моджахедами точно не воевал! Война шла где-то там, за далекими горами, а я спокойно учился, потом работал.
— Ты что, не узнаешь, что ли?.. — удивился десантник, видя, что слова его отскакивают от меня, как от стенки. — Это же я, Дож, Димка Ожогин! Вместе в учебке канифолились, вместе попали в разведроту… Ну что, вспомнил? Вижу, вспомнил! — хлопнул меня дружески по плечу. — Неплохо, выглядишь, веса только набрал, черт седой! Преуспел в жизни-то, вон какой гладкий? Сколько тебе сейчас? Сорок три?.. Пять?.. Выходит, недавно перекинулся, а уже на этой стороне, да еще при воротах! Ну, Глебыч, ты и ловкач…
С минуту мы молча курили, разглядывали друг друга. На вид парню было немногим за двадцать, хотя в глазах и в морщинах у губ уже залегла усталость. Дож заговорил первым, впрочем мне-то сказать было нечего.
— Адресок твой срисовал в военкомате, но ты так ни разу и не отписал… — он вдруг оживился, глаза заблестели: — Слушай! На том берегу говорили, солдат за убитых в бою не в ответе, они ему не в зачет. Как думаешь, правда?.. Хорошо бы! Мы с тобой многих покрошили, страшно даже вспоминать…
Дальше молчать я не мог. Прикоснулся к его рукаву, произнес доверительно:
— Не обижайся Дим, но ты обознался! Не был я в Афгане, я вообще в армии не служил…
Дож посмотрел на меня исподлобья:
— А кого, по твоему, я на себе таранил? Или, скажешь, что никогда не видел Алимугула?.. Снег в тот день валил прямо с чистого неба, крупный такой, как бывает только в сказках под Новый Год. В Фургамундже мы никого не нашли, какая-то сука духов предупредила, а когда пришел приказ отходить из кишлака, тут нас и прижали. Просачивались поодиночке, перебежками. Ты прикрывал, шел последним, они успели пристреляться. Сам вместе с ребятами тебя в «вертушку» грузил…
Я открыл было рот возразить, но он без предупреждения ткнул меня кулаком под ребра:
— А это что? Или, скажешь, таким мама родила?..
Я опустил глаза, мои обнаженные из-за жары грудь и живот пересекали два страшных белесых шрама.
Дож начал раздражаться:
— Я и с хирургом в полевом госпитале говорил, из тебя одного свинца наковыряли с полкило! Еще думали, ты иностранец, твердил в бреду про какую-то пикчу, которую тебе кровь из носа надо увидеть…
Я окончательно растерялся. Не может незнакомый человек знать такие вещи! И этих жутких шрамов у меня никогда не было и откуда они взялись я понятия не имел. Можно было, конечно, начать ему поддакивать и врать в унисон, но не хотелось. Димка кровь проливал, не такая же я скотина, чтобы к нему примазаться:
— Как хочешь, старик, только вижу тебя впервые!
Ожогин зло затянулся сигареткой, посмотрел на меня оценивающе:
— Слушай, может тебя еще и контузило? Ребята говорили, такое бывает, память отшибает начисто. Только что-то не пойму: теперь-то, в послесмертии, какая разница?..
Не желая обижать парня, я изобразил на губах нечто вроде сочувственной улыбки.
— А может, все значительно проще? — прищурился Дож и сплюнул через зубы. — Может, ссучился ты, Дорофей, раз своих не узнаешь! Такое тоже случается…
Достал из кармана сигареты и вложил с размаху пачку мне в руку:
— Держи по старой памяти, не один пуд соли вместе съели! — прибавил к ним зажигалку, усмехнулся: — У меня в преисподней проблем с огоньком не будет…
Я сделал движение коснуться его плеча:
— Поверь, это совпадение…
Димка сбросил мою руку. На его бескровных губах появилась презрительная усмешечка:
— Верю, чего ж не поверить! — вдавил окурок каблуком в песок. Посмотрел мне в глаза: — Кучеряво, Глеб, устроился! Плохо ли служить при воротах, как при штабе писарем, запускать в геенну огненную таких бедолаг, как я? Работенка не пыльная, а нам… — покачал головой, — нам деваться некуда!.. Думаешь, наверное: чего он ко мне привязался? Боишься: хочу занять твое место?.. Не бзди, старичок, я не из таких. Много за мной всякого, а вот подлости не водится! — расправил широкие плечи. — Да, в ад идти страшно, но ведь не страшнее, чем нам с тобой было тогда под Кандагаром!
Шагнул к входу в пещеру, обернулся:
— Эх, Глеб, Глеб, лучше бы я тебя не встречал!..
Непроглядная чернота сомкнулась за его спиной, как воды омута. Я уже не пытался понять, что происходит. Да и как понять, как принять тот факт, что ты весь исполосован шрамами, если нет никакой возможности выкинуть из памяти день, воспоминания о котором жгут стыдом? Можно убедить себя в том, что ты был контужен, что доверять себе нельзя, что голова работает с перебоями, можно убедить себя в чем угодно, только куда, в таком случае, девать стоящую перед глазами лоснящуюся харю Гайденко — с ней-то что делать? Как забыть заискивающую суетливость отца? Ломающиеся в жалкой улыбке губы матери? Унизительные поиски денег?.. Нет, такое не забывается, а тут, оказывается, ты чуть ли не герой России!