Крестовый поход

Антонио поставил машину недалеко от часовни. Навстречу им по ступенькам спустился отец Хуан в традиционной одежде священника и с цепью на груди. Он был аккуратно подстрижен, в иссиня-черных волосах его серебрились седые прядки.

— Эй, отец, слышишь, у меня есть к вам пара ласковых, — чуть ли не прокричал Джеми ему в лицо, но священник прошел мимо. — Они знали… эй, вы слышите?! — Джеми уже орал во весь голос.

Холгар вышел из машины, придерживая перед ней дверцу. Расправляя члены, Дженн нахмурилась, видя, что отец Хуан подошел к фургону. Обычно он встречал их в самой часовенке, чтобы благословить после боя и помолиться вместе, поблагодарить Господа за то, что они живы и невредимы. Теперь он подошел к открытой дверце машины; лицо его было мрачным.

— В чем дело, падре? — спросил Антонио, пытаясь заслонить собой Дженн.

— Дженн, мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз, — угрюмо сказал отец Хуан.

Дженн бросила взгляд на Антонио; похоже, он был озадачен не меньше, чем она сама.

— О чем? — робко спросила она, выбираясь из машины и следуя за священником.

Мысли ее лихорадочно путались. Неужели Эрико сообщила ему, что Дженн растерялась во время боя? Хочет сказать, что исключает ее из отряда, потому что на нее нельзя положиться? Или что Антонио — предатель?

«Нет, нет. Этого быть не может».

Возле большой каменной статуи Сан-Хуана де ла Круса отец Хуан остановился, повернулся и положил руку ей на плечо. Дженн подняла голову, заглянула в его темно-карие глаза, и ее охватил страх.

— Что случилось? — прошептала она, еле ворочая вдруг пересохшим языком.

Антонио смотрел на Дженн и отца Хуана, отключив сознание от гневной тирады Джеми и попыток Скай умиротворить его; он полностью сосредоточился на беседе девушки и учителя. Плевать на всякие деликатности, плевать, что он подслушивает чужой разговор! Такие понятия, как учтивость или неучтивость, не должны мешать работе.

А работа его заключалась в том, чтобы уничтожить как можно больше вампиров.

И еще в том, чтобы уберечь Дженн от любой опасности.

Хотя бывали ночки, когда он думал, что наибольшая опасность ей грозит не от вампиров, на которых она охотилась, а от него самого, вампира, на которого она не охотится. Когда они целовались в Куэвас, он испытал к ней страшное вожделение. Оно хлынуло на него, как потоп, наполнив все его существо глубинной потребностью по-настоящему ощутить ее вкус, проглотить ее целиком, досуха высосать из нее всю кровь.

Воспоминание только усилило жажду, и он ощутил, как острые клыки уперлись в нижнюю губу.

— Мне жаль говорить об этом, — слушала тем временем Дженн отца Хуана. — Но дело касается твоего деда. Сердечный приступ, неожиданно. Звонила бабушка, справлялась, как у тебя дела. Родственники хотят, чтобы ты приехала на похороны.

«Господи, Дженн», — подумал Антонио, перекрестившись.

Он знал, что она обожает своего папу Че. Ведь во многом благодаря ему она и поступила в Академию.

Он заметил, что колени Дженн подогнулись, и рванулся с места. Отец Хуан протянул было руки, чтобы поддержать ее, но Антонио оказался быстрей. Она упала ему на руки, и он легко подхватил ее.

— Mi amor, [12]— прошептал он. — Ay, mi amor.

Она всхлипнула на его груди, и сердце его сжалось от жалости.

А клыки выросли еще длиннее.

— Дженн должна остаться в Калифорнии, — сказал Антонио, когда они, проводив ее на самолет, сидели с отцом Хуаном за деревянным столом в небольшой закусочной в нескольких кварталах от Мадридского международного аэропорта. Пол здесь был выложен черно-белой квадратной плиткой, как шахматная доска. Вампир и священник много часов провели вместе за шахматами и другими играми — военными, интеллектуальными.

Джаз, слегка приправленный мотивами фламенко, действовал Антонио на нервы. За соседний столик уселись двое вооруженных испанских солдат. Они о чем-то вполголоса переговаривались, изредка поглядывая на Антонио с отцом Хуаном. И совсем не замечали, что в витрине рядом с их столиком нет отражения Антонио. Но сверхъестественный слух вампира донес ему информацию о том, что они проявляют к нему повышенный интерес; тогда он поменялся со священником местами. Не обращать на это внимания было бы, по меньшей мере, неосторожно. И бдительность его притупилась только потому, что он тревожился за Дженн.

По вышитой эмблеме на рукаве его куртки они признали в нем охотника-саламанкийца. Отряды охотников были явлением новым, но сама эмблема Охотника Саламанки была древней. Среди военных многие одобряли действия разбросанных по всему миру независимых групп охотников за вампирами. Но были и такие военные, ну, хотя бы эти двое, кто боялся независимости и самостоятельности охотников и желали бы, чтобы те либо подчинялись военному командованию в качестве одного из родов вооруженных сил, либо были заклеймены как изменники.

Посетителей в этот час в закусочной было немного; с тех пор как началась война, да и во время «перемирия», мало кто без особой нужды осмеливался выходить по вечерам из дому. Испания так и не подписала с вампирами договора, и лояльность каждого была под вопросом — одни поддерживали вампиров, другие — людей. Как и всегда, в Испании нашли прибежище многие тайны, касающиеся веры и убеждений, преступлений и чести. Она светила всему миру, как маяк, как путеводная звезда… или как костер.

«Мир накрывает пелена страха», — думал Антонио.

То же самое происходило и в его душе. Вот уже два года он не спускает глаз с Дженн Лейтнер. Пока он не признался ей в своих чувствах, она не подозревает, не догадывается, сколько ночей он провел под ее окнами, не смыкая глаз, ловя движение каждой тени! Почему Дженн? Почему эта девушка из Калифорнии, нерешительная, шагу не сделает, чтобы не засомневаться, туда ли она ступила, почему она утверждает, что не представляет из себя ничего особенного? Он сам не знал, как удалось ей осветить потемки его души. Нет, она особенная, она не такая, как все. Он знает это так же ясно, как знает, что без нее — и без свежей крови — он рассыплется в прах.

А теперь она летит в Штаты. Их будут разделять тысячи километров и неизвестно, как долго. Между тем среди них завелся предатель. Что, если его цель — Дженн? Что, если она сейчас делает как раз то, что от нее хотят: оставить без своей защиты Саламанку, оставить без своей защиты его самого?

«А если предатель — она? Симпатизирует одному вампиру, почему бы не симпатизировать всем остальным?»

Подобные сомнения всегда злили его; Антонио помотал головой, словно хотел вытрясти из нее непрошеные мысли. Дженн обратила на него внимание не потому, что он вампир, а вопреки этому. Вот истина, за которую он хватался, как за соломинку всякий раз, когда терял себя в ее глазах. Но в глубине души шевелился червячок сомнения, не давая ему покоя.

— Она не должна приезжать обратно, — упорно твердил он, может быть, даже более настойчиво, чем сам того хотел. Потому что знал еще кое-что: когда они вместе, им угрожает страшная опасность. Особенно сейчас. Чем больше времени они вместе, тем труднее ему контролировать себя.

Отец Хуан поднял брови, и Антонио опустил глаза. Перед ними на столике стояли два маленьких стаканчика sol у sombra.Полпорции бренди на полпорции анисовой водки, и все приправлено корицей; Антонио цедил свой напиток просто за компанию, из уважения к человеку, сидящему напротив. Полсотни лет назад предшественник Хуана в качестве настоятеля университетской часовни, отец Франциско, приютил Антонио у себя. Он прятал Антонио, молился вместе с ним, чтобы тот избавился от вампиризма. Заняв его место, отец Хуан снова вернул Антонио обществу. Он убедил Антонио продолжать заниматься теологией. Эти занятия прервала еще одна война, разразившаяся давно, много лет раньше, Вторая мировая. Антонио был «обращен», как это называлось, в 1941 году в лесу. Со своим, так сказать, «крестным отцом» он провел меньше года, пока стыд и страх не заставили его бежать из прибежища вампиров в Мадриде и снова отдаться в руки Церкви.