Травень-остров

Лишь на миг степняк показался им, и снова ветви и листья скрыли его, но теперь и Зорко, и Мойертах знали, куда им смотреть. Степняк тоже затаился, осматривая, должно быть, реку, а потом с большой ловкостью — кусты почти не шевелились — двинулся назад. И лишь там, где на противоположном берегу заросли бересклета кончались, взбегая на бугор, дозорный Гурцата вновь ненадолго показался венну и вельху. Был он невысок ростом и строен, а облачен оказался в войлочный зипун, широкие штаны и кожаные мягкие сапоги, пригодные более для верховой езды, чем для пешего хода. Показался и скрылся.

Миновала еще половина колокола, прежде чем Зорко и Мойертах услышали вдруг резкий возглас, похожий на приказ, донесшийся с той стороны. Тут же весь лес ожил, будто весна наступила в нем среди зимней спячки и во мгновение — не успеешь моргнуть — растопила снега, пустив по канавкам и желобам говорливую воду.

Застучали копыта, заржали кони, забряцала сбруя и оружие, загомонили люди, затрещали ветви, и вот на тот самый бугор, где давеча скрылся дозорный, выехали разом пятеро конных. Зорко в первый миг они все показались одинаковыми, что близнецы. Всадники остановились ненадолго, глядя вперед, и Зорко показалось, что он чувствует на себе их колючие и голодные волчьи взгляды, а потом один из них крикнул что-то, и все пятеро понеслись прочь и скрылись.

Лес на вражьем берегу саженях в ста выше по течению выходил к реке, оставляя меж ею и собою широкую опушку. Пятеро всадников, промчавшихся как вихрь под деревьями, вскоре появились там.

Первый, сидевший на крупном вороном коне, одетый не в зипун, а в кафтан, в шапке синего цвета, осмотрелся и молвил нечто, кивая. Верно, это был главный, потому как держался он уверенно и даже высокомерно. Место, как видно, ему понравилось. Но почему?

— Не иначе как переправляться здесь собрались, — шепнул Зорко Мойертаху.

И точно, не успел вельх сказать слова в ответ, как из леса один за другим стали появляться конные, и скоро стало их так много, что Зорко не успевал считать всех и мог лишь прикинуть, сколько ж их собралось. А были то, должно быть, отнюдь не все. Степняки судачили о чем-то меж собой, крутились по поляне на лошадях, поглядывая на другой берег. Одни уезжали обратно в лес, другие появлялись. Зипуны да кафтаны, ни плаща, ни брони, ни кожи — ничего этого не приметил здесь венн. И как такое воинство смогло покорить укрытых железом манов? Но вот смогло, и Зорко вспомнил, как рухнул на черную землю боярин Прастен — не последний в Галираде воин.

Внезапно тот, в синем кафтане и шапке с белой оторочкой, выехал к самой воде и, вытянув руку, стал показывать своим собеседникам нечто на стороне Зорко и Мойертаха.

Вельх, ни слова не говоря, быстро перебежал к кустам крушины, росшим на опушке, а потом пополз посмотреть, что ж делается на открытом месте, отделявшем березовый остров от большого леса, тянувшегося откуда-то от верховьев Студенки.

Назад Мойертах вернулся быстро. По лицу его Зорко сразу увидел, что вельх озабочен и даже растерян.

— От большого леса на луг выехал дозор. Пятеро степняков. В нашу сторону по берегу едут, но не спешат. Сейчас против своих остановились, — сказал он и продолжил по-вельхски: — Что собираешься ты делать, Зорко? Мы могли бы, если надо, перебить их отсюда из луков, так что они не поняли бы, откуда пришла смерть, а потом легко уйти от них, потому что меж нами река.

— Нет, Мойертах, — отвечал Зорко. — Если мы поступим так, мы, должно быть, и уйдем от погони, но они переправятся немедля и погонятся за нами. Думаю, для них не будет слишком трудно отыскать наши следы. Они подобны сегванам, если их степь назвать морем, и не хуже, чем сегваны — море, сведущи о знаках степи. А еще они, едва переправятся, обыщут этот лесок, и Кисляй, Неустрой и Парво окажутся в большой опасности. Поэтому ты сейчас проберешься через лес на полночь и понесешь Чуриле-сотнику весть. И будь осмотрителен.

— Я послушаю тебя, Зорко, — согласился вельх. — Но и тебе дам совет: не полагайся слишком на одного лишь себя. Твой враг сильнее, чем ты думаешь, и знает, как ты решил с ним биться. Вспомни о тех, кто встречался тебе на пути и подумай: нет ли среди них того, кто мог бы тебе помочь.

Сказав эти не слишком понятные слова, Мойертах не стал ждать ответа, а вскочил в седло и, заставив лошадь идти шагом, направился туда, где мог выйти из леса незамеченным для врага.

Зорко снова остался один. Он перебрался с бугра к кустам, откуда увидел степной дозор вельх. И вправду, пятеро всадников в мокрых насквозь зипунах — вода еще стекала с них — остановились напротив поляны, всем видом давая понять, что переправа свободна.

Через некоторое время из-за деревьев выскочили степняки без халатов и зипунов, в одних рубахах — им было жарко. В руках у них были топоры и тесаки, ловко орудуя коими они расчищали от подлеска путь шириной как раз для телеги. И точно, едва они закончили работу, как из лесу выдвинулся обоз. Возы были легкие, с большими колесами с широкими ободьями. Такие способны были пройти по любой погоде в любое время года. Наверняка по зиме колеса снимали и ставили эти возки на полозья. Впрочем, о том, как обстоит дело зимой в степи, Зорко имел представление смутное.

Степняки мигом стянули с возов рогожи, закрывавшие груз, и оказалось, что телеги были набиты кожаными бурдюками, в каковых арранты и нарлакцы имеют обыкновение держать вино и иные жидкости, да и сыпучие грузы тоже. Сосуды из глины часто бились при морских перевозках, требовали сена и соломы, многих деревянных ящиков, а бурдюки, хоть и смущали тем, что могли добавить грузу запах кожи, были куда надежнее, к тому же, перевязанные всего лишь простой пеньковой веревкой, не тонули. Именно это, должно быть, и привлекло степняков: по приказу все того же, в синем кафтане — видать, это был тысяцкий, воины в войлочных колпаках мигом растащили бурдюки — каждый взял по три — и принялись их надувать. Веревка для перевязки горловины нашлась здесь же, в возках.

Насколько знал Зорко из книг и по рассказам мореходов, так — на бурдюках — переправлялись через реки войска аррантов и саккаремцев. Способ этот был не столь надежен, как наплавной мост, но зато не требовал длительного времени и для переправы через невеликую реку был очень даже годен. Видать, не все степняки были диким и темным народом, как иной раз пытались представить купцы и путешественники. Кто-то из них — да не просто кто-то, а один из сильных в степи людей — значит, побывал в иных землях, когда знал, как верно вести разведку и преодолевать реки.

Ждать далее толку не было: если один дозор степняков уже оказался в семидесяти саженях от Зорко, то рядом могли объявиться и другой, и третий. Велико было искушение метким выстрелом снять тысяцкого — набивной кафтан стрела с наконечником вельхской ковки наверняка пробила бы, но велика была и возможность дать маху, да и что, коли бы Зорко сразил этого степняка? В Гурцатовом войске нашелся бы тот, кто встал на смену, а по степным законам, глядишь, за такое убийство полагалось казнить столько-то пленных — как за убийство или увечье каждого посла казнили тысячу. И кто мог знать, не окажется ли в той тысяче, сотне или десятке дорогой Зорко человек или просто кто-нибудь, никак казни не заслуживший? В том же, что степняки мигом дознаются, откуда был выстрел, и догонят обидчика, венн не сомневался: будь по-иному, не было бы у них позади победных сражений и взятых городов.

А самые расторопные уже успели надуть свои бурдюки, связать треугольником три жердины, подвязать по бурдюку у каждой связи, и вот первый воин, лежа поверх жердин на животе, держась за луку седла плывущей рядом лошади, теперь пересекал Студенку, и вся тысяча — или сколько здесь собралось воинов — приветствовала это событие возбужденными криками.

Зорко, не ожидая более ничего доброго — оказаться в негустом леске, окруженном тысячью воинов, ему не желалось, — быстро скатился в лощину, отвязал Серую и вслед за Мойертахом отправился восвояси, пустив лошадь для начала переступью. Пес побежал рядом. За Кисляя, Неустроя и Парво венн не слишком беспокоился: будь Зорко сотником, он бы поставил верховодить дозором Кисляя или Неустроя, а не себя.