Страница 65 из 91
И вот, миновал я холмы и пошел лощиной. Нок-Бран встал прямо передо мной и солнцу последнему бок подставил. В лощине же стало совсем темно. Хорошо, что лес там светлый, дуброва, а не то и вовсе можно сбиться с тропы. Иду я и чувствую, будто за мной следом кто-то ступает легко и неслышно. Обернулся — никого нет. Что ж, думаю, и так бывает, что мерещится, и дальше пошел. Саженей тридцать прошел и опять слышу тот же звук. Тогда я быстро остановился и теперь уж точно услышал, как кто-то позади сделал шага два и остановился. Но я опять никого не увидел, а потому пошел дальше, и побыстрее. Здешние духи не злобны, но кто его знает, какой из них может пожаловать к нам, когда закат встает над холмами и перемешивает времена, будто пар над озером поутру. Но только дошел я до двух камней, после коих тропа карабкается вверх, покидая лощину, меня сзади окликнули.
— Кормак, сын Тулла, остановись ненадолго! — позвал меня женский голос.
Тут я, конечно, не мог не остановиться, потому что голос показался мне знакомым, только я никак не мог припомнить, чей же он.
Я обернулся и увидел, что позади меня стоит красивая женщина, в голубой тунике и черном плаще с серебряной фибулой, а волосы у нее медные, как закат. И она была прекрасна, как никакая земная женщина быть не может: кожа как снег, а на щеках румянец, как зимняя заря.
— Послушай меня, Кормак МакТулликолти, — сказала она. — Сегодня ты долго смотрел на закат над холмами и вереск и немало потешил мое сердце. Смело отправляйся завтра на лодке: если даже ветер будет очень свеж, твои ладони останутся невредимыми.
Сказала так и исчезла. А на следующий день мне и вправду повезло, потому что хоть ветер, как и положено, дул вовсю, на три локтя вокруг моего челна вода оставалась тиха, как в пруду, и я благополучно добрался до островков и назад. И рыбы поймал очень много.
А женщину я потом вспомнил, Геллах рассказывал про нее: это была Бадб, владычица заката и рассвета».
С тем Кормак отставил прочь кружку с чуть хмельным напитком, настоянным на яблоках, и отправился к наковаленке и небольшой печи. Кормак происходил из здешних мест и родился, почитай, на подоле у Нок-Брана. Он был из семьи простых рыбаков, а потому не слишком проникся книжной ученостью и едва разбирал круглые аррантские буквицы, но в изготовлении украшений из серебра ему не было равных.
Зорко больше нравилось объяснение, которое давал Мернок. Особенно занимало его то, как это древние исполины перепрыгивали с холма на холм. Вот, должно быть, земля тряслась! Впрочем, они, верно, умели так опуститься после прыжка, чтобы травинка не шелохнулась, иначе бы все их постройки от таких корчей земных развалились бы куда раньше. Тот же Мернок и еще другие старики и бродячие сказители, коих в вельхских землях отыскалось премного, любили истории про могучего богатыря по прозвищу Кулимор, что означало Черный Пес. Во-первых, Зорко одобрял имя древнего воина, а во-вторых, чтил его за то, что он не только мечом и иным оружием владел лучше всех, но и знал множество песен и всяких законов, что были в вельхской Правде, и всегда согласно этим законам поступал и умел справедливо судить поступки других. Этот воин тоже умел прыгать так ловко, что перескакивал разом через семь валов, семь рвов и семь частоколов, а ходить умел так тихо, что и ночные мотыльки не тревожились.
И еще помнил Зорко, как появился на его пути черный пес и как нашелся среди поляны след, будто и впрямь человек прилетел или подпрыгнул выше леса стоячего и облака ходячего и опустился точно посреди гари. Ошейник-талисман Зорко повсюду носил с собой и часто думал о том, что ж значат его буквицы. Геллах и другие вельхи тоже глядели на эти руны, как они их звали, но ничего путного сказать не могли. Вернее, Геллах-вельх прочел тисненное на кожаном ошейнике предсказание, но вот что оно в себе заключало и как должно было ему сбыться, истолковать не мог.
«Предоставим носителям пережитков получить свою долю; трудно выделить бедному человеку его порцию: будет убыток в кладовой из-за него», — гласила надпись. Зорко и помыслить не мог, чтобы веннская Правда названа была пережитком, да и себя бедным человеком никак не считал: мешочек с сегванским золотом уцелел во всех передрягах, а житье у вельхов длилось неспешно и бестревожно.
По пути к холмам Зорко прошел меж тех двух камней, о которых говорил Кормак. Были эти камни вполне обычными, неровными валунами и формой своей ничто не напоминали, разве что лежали так, будто открывали дорогу куда-то. Дальше начинался узкий лог меж гребнем, который венчал Нок-Бран, и грядой высоких крутых холмов. По этим холмам тоже вилась тропа, и кое-где вдоль нее остались россыпи явно отесанного камня и даже фундаменты и ряда два-три камней от невысоких стен, когда-то прикрывавших эту тропку. Была она древнее, чем можно было подумать сначала, и уводила в глушь холмов, как в глушь времен. Дальше, за холмами и сосновым лесом, стояло большое селение вельхов, которое можно было бы и городом назвать, если б вельхи строили палаты, подобно сольвеннам или аррантам. Но нет, селение это выглядело так же, как и Вельхский конец в Галираде, а уж кто был там вместо кнеса, да и была ли там управа вроде кнесинской, как у сольвеннов, или родовой, как у веннов, или же заправлял всем сход вроде сегванского тинга, Зорко и вовсе покуда не мог понять. Вельхи были древним племенем, едва ли не столь же древним, как арранты, и трудно было быстро уразуметь их порядки.
Лог этот, хоть и был глубок и длинен, и вправду был светел из-за того, что населяли его дубы и клены, росшие на почтительном друг от друга расстоянии. Солнце только вскарабкалось на самую вершину своего пути и пронизало тонкими золотистыми лучиками прохладный, и влажноватый, и необычайно прозрачный воздух месяца грудена. В прозрачности этой виделось все окружающее столь ясным и свежим, несмотря на осеннее увядание, что Зорко показалось даже, будто и он сам стал каким-то иным, новым и слитным и согласным со всем здесь видимым. И оттого же было не по себе: из страны полусветов венн точно забрел невзначай в страну иную, где свет лишь один и льется он понемногу отовсюду, делая предметы и то, из чего они сделаны, более настоящими, чем это было обычно.
Внезапно до слуха Зорко, вместе с шепотом ветра и птичьей перекличкой в вершинах, донеслось журчание воды. Где-то впереди, не так уж далеко, за первым, наверно, поворотом, бежал по камням мелкий ручей. Ничего страшного, впрочем, в том не было, кроме того, что Зорко точно знал: лог этот сухой, и никакого ручья в нем нет!
Духи, живущие в возвышенностях и ложбинах вельхского края, большие затейники, они часто любят показать человеку то, чего нет здесь на самом деле. Но проделывают они это столь искусно, что человек безоглядно доверяет тому, что ему показали. К примеру, друг Мернока, бродячий сказитель Снерхус (бродяжничество, правда, не мешало ему появляться всегда в чистой черной тунике, которой будто не коснулась дорожная пыль, и гладко выбритыми щеками и подбородком: Снерхус, подражая знатным вельхам, носил лишь длинные висячие усы), любил порассказать о том, как ручей на его пути вдруг потек красным, а на другом берегу он увидел настоящего духа, одетого в зеленый камзол и темно-зеленый плащ с красным подбоем. Они приветствовали друг друга поклонами и сошлись наконец так, что меж ними остался лишь мелкий поток шириной в три сажени.
— Не знаешь ли ты, уважаемый, хороша ли рыба в этом ручье? — почтительно обратился к Снерхусу дух.
— Досточтимый господин, я не был здесь уже полгода как, — отвечал на это Снерхус, — но в тот последний раз мне удалось изловить тут простой снастью трех изрядных крошиц.
Так они беседовали некоторое время о рыбной ловле. Наконец дух поблагодарил Снерхуса за приятную беседу и указал ему место, где стоит перейти ручей вброд.
— И постарайся не слишком широко шагать в сторону, — предупредил он и с тем исчез, а вода в ручье вновь обрела бесцветность.
Снерхус решил доверится духу и стал перебираться через поток именно там, где тот указал. Дойдя до середины, он достал из сумки на поясе мелкую монетку и швырнул ее в воду, так что она упала в трех шагах справа от места, где стоял он сам. Монета, как и положено ей, пошла ко дну и, достигнув песчаного с редкими камнями дна, не зарылась в песок, а прошла сквозь него и стала уходить все вниз и вниз в неведомые глубины, а песок был будто прозрачным, и через него это погружение было видно…