Травень-остров

— Торвальд-кунс людей прислал, — негромко сказал Труде.

У вновь подошедших были боевые топоры. Как биться топором или против топора, Зорко знал премного. Но тут в руках у него был меч, да и против него вместе с топорами шли в ход ножи. Отбив направленный сверху удар топора, Зорко не успевал остановить удар кинжала, шедший слева и снизу. Он отшатнулся назад, сколь мог. Острое лезвие располосовало на нем рубаху и ожгло ребра. Еще немного, и нож светлобородого сегвана в вороненом шлеме с выкружками распорол бы ему грудь. Досталось наконец и Бьертхельму: кольчуга на левом плече была разорвана и кровь выступила из длинной раны. Но Бьертхельм, казалось, не замечал ничего, продолжая молотить мечом с прежней силой.

Что там делала за спиной Фрейдис, Зорко видеть не мог. Осознание, однако, того, что позади него женщина, да еще не просто какая-нибудь, а сильно ему, Зорко, помогшая, заставило венна встрепенуться и продолжить бесполезный бой.

Но тут к лязгу железа вокруг их троицы добавился шум другого боя и крики по-сегвански. На мгновение получив возможность глянуть сквозь кольцо наседавших на него противников, Зорко увидел молодого черноволосого сегвана в высоком шлеме, в куртке кожаной, кольцами обшитой, вместо кольчуги. И Зорко узнал его: это был Асгвайр. Кунс, живший здесь, по соседству с Оле, вывел своих людей и вышел сам, чтобы зачем-то отбить Зорко и его провожатых.

То ли задора у людей Асгейрда было побольше, то ли один Бьертхельм и вправду так вымотал воинов Оле-кунса, а только сегваны Асгейрда вмиг разметали строй сольвеннов и их союзников и пробились навстречу Зорко.

— Уходите к морю! — закричал Асгейрд. — Кнесовы гридни сюда уже скачут!

Однако одолеть с наскока воинов Торвальда было непросто: они загородили улицу и, выстроив щитовую стену, не давали к себе подступиться. Тогда Бьертхельм, оставив своих товарищей на попечение Асгейрда и его дружины, взобрался, словно кот, на высокий помост, шедший вдоль тына, и прямо оттуда спрыгнул вниз, оказавшись разом позади дружинников Торвальда. Те не сразу уразумели, что задумал Бьертхельм, и прыжок застал их врасплох. Бьертхельм напал один на восьмерых, стоявших в заднем ряду, и снова затрещали, разрываясь и вминаясь в живую плоть, кольца кольчужных броней.

Бьертхельм, словно щука сквозь тучу мальков, пробился без всякого для себя ущерба сквозь строй дружинников Торвальда, и в образованную брешь сразу вклинились воины Асгейрда. Подхватив под локоть Фрейдис, вовсе не испуганную и не утратившую сознания, а лишь бледную как полотно, Труде бросился вперед. Меч, рассекший ему щеку, смахнул Труде еще и половину черного уса. Ухватив левой рукой короб, бросился вперед и Зорко. Смахнув, будто уже давно это делал, вставшего на пути сольвенна, так что тот взвыл, ухватившись за ключицу, Зорко теперь видел впереди только черные ладные сапоги Труде, все испачканные грязной жижей канавы, крепкие башмаки Фрейдис и вязанные из тонкой шерсти ее чулки да шедшую все сильнее под уклон дорогу, из тела которой желтыми вкраплениями торчал известняк. Сзади еще звенели мечи. Зорко оглянулся: воины разных сегванских родов и сольвенны перемешались, и воинов, кажется, стало больше. Должно быть, к Оле-кунсу опять привели подмогу. Кунс Асгейрд и Бьертхельм вдвоем прикрывали бегство, размахивая своими огромными мечами.

Кончилась длинная глухая изгородь, и перед Зорко явилась пристань и море. У пристани покачивался длинный черный сегванский корабль, и вздымал над стоявшими у кромки людьми просмоленную ощеренную морду страшный зверь. Выход на пристань был перекрыт воинами в ярко горящих бронях со щитами, выкрашенными в цвета, доселе не виданные Зорко в сегванском конце: это пришел с моря кунс Сольгейр.

Труде, Фрейдис и Зорко воины пропустили, и они с разбега влетели по сходне прямиком на сегванскую ладью. Зорко, едва пристроив свой короб, метнулся было назад — помочь сегванам оборониться, но тут же был схвачен за кисть чьей-то могучей рукой, а потом венн как-то неуклюже и с размаху плюхнулся на лавку: руку заломили так, что иного не оставалось.

— Теперь посиди, — прозвучал откуда-то сверху негромкий, но внятный голос. Впрочем, если обладателю этого голоса потребовалось бы перекричать штормовой ветер или скрежет и лязг битвы, ему бы это удалось. Зорко, повинуясь приказу, не двинулся с места и возвел очи небу: над ним стоял высоченный сегван — выше, пожалуй, кунса Хальфдира и даже выше Бьертхельма, хоть и не так плотен и широкоплеч. На лицо он выглядел вряд ли старше Хаскульва, но глаза свидетельствовали другое: лет сегвану было не менее, чем убитому Хальфдиру. Во взгляде его, как и во взгляде Ульфтага, нельзя было заметить ничего, кроме звериной силы, настороженности и любопытства, точно сытый лесной волк, внезапно вышедший из чащи на поляну, глядит на тебя изучающе. Нос у сегвана был кривой, должно быть, прежде когда-то сломанный, лоб пересекали три глубокие продольные морщины. Длинные бело-желтые волосы сегван убрал сзади в хвост, а бородищу отрастил густую и длинную: должно быть, в плавании не до бритья было. Сегван был в изрядном доспехе, явно купленном или захваченном где-то в дальних землях.

— Меня зовут Сольгейр, — сказал сегван, кладя Зорко руку на плечо, предупреждая его, чтобы не вставал. — А ты Зорко Зоревич, значит. Сиди. Ты славно бился. Сейчас мы отплывем.

Меж тем бой в улочке уже сейчас должен был выкатиться на пристань: кунсу Асгейрду удалось заново собрать своих людей, и они теперь дружно, но быстро откатывались вниз. А сверху наседали уже не сегваны, а сольвенны. Зорко не углядел в первых рядах кнесовых гридней, но там, позади, уже мелькнула конская голова — значит, люди кнеса подошли. И если сегваны схватятся с ними, беды не миновать, и стрясется эта беда из-за Зорко. А если не схватятся? Кроме сражающихся и пришедших с моря, на пристани не было никого: сегванский конец и его пристань словно вымерли.

— Никто не хочет класть свою голову в битве за кнеса, — пояснил Сольгейр, замечая взгляд Зорко. — Другие не хотят класть голову после, на плахе перед домом кнеса, — добавил кунс.

— Зачем же Асгейрд вышел? — спросил Зорко.

— Оле должен ему немного жизней, — ухмыльнулся Сольгейр. — Асгейрд получил их.

Бой выплеснулся на пристань, и тут люди Асгейрда, согласованно и резко разорвав промежуток меж собой и накатившимся на них строем, отступили поспешно за стену щитов, выставленную воинами Асгейрда. Вместе с ними отошел и Бьертхельм. Сегван по-прежнему не получил ни единой серьезной раны, но взгляд его был совершенно безумен, и изо рта капала слюна. Бьертхельм готов был биться еще и еще, но сам кунс Асгейрд и еще трое его самых могучих воинов, крепко ухватив Бьертхельма за плечи, вели его на корабль. Еще один воин нес меч Бьертхельма, весь ржавый от крови.

— Бьертхельм — великий воин. Таких больше нет на побережье, — заметил Сольгейр. — Ты впервые вышел в битву? — неожиданно спросил он.

— На большую? Да, — отвечал венн.

— Тогда хорошо, что ты не видишь тех, кто остался там на земле. — Сольгейр кивнул в сторону улицы. — Видишь меч Бьртхельма? Он рубит голову одним ударом.

Зорко видел порванных медведем или загрызенных волками. Видел и тех, над кем успели потрудиться вороны, — лесная жизнь не проста, и люди в печище иной раз погибали по нелепости, по беспечности или по несчастному стечению обстоятельств. Но человека с только что отрубленной головой или даже рукой венну видеть не доводилось. И он представил себе на миг такое, да не в единственном числе, а во множестве, вспомнил старые веннские и недавно слышанные сегванские были и басни о битвах. Он увидел вдруг взглядом живописца, прозревающим неведомое, только что покинутую улицу. Да, Сольгейр был прав: это нужно было представить, прежде чем узреть воочию!

Тем временем Бьертхельма водворили на корабль. Люди Сольгейра стали медленно пятиться к сходне. Сольвенны и сегваны, подошед на четыре сажени к строю воинов морского кунса, вдруг остановились в замешательстве. Сегванам, понятно, не больно хотелось рубиться со своими, но что же сольвенны, кои составляли в этом отряде большинство, среди коих были опытные и бесстрашные кнесовы гридни и конные воины?