Страница 16 из 21
«Очень просто. Протяни над ним ладонь… И скажи: „Оживи“. Если ты в самом деле захочешь, чтобы он снова раскрыл свои лепестки навстречу новому дню, чтобы пчелка прилетела… и все такое. Ты скажи вот так ласково: „Оживи“, и он оживет…»
Я перебросила посох в левую руку. Правую протянула над Гарольдом:
— Оживи!
Разумеется, ничего не случилось. Разве что синелицые задвигались быстрее.
— Оживи! Оживи ты! Ну, ОЖИВИ!
Мне как утюг приложили к ладони. На мгновение. На долечку секунды. Рука подпрыгнула сама собой, будто ее подбросили воздушным потоком.
И Гарольд вскочил. И схватил посох, который я и так чуть было не выронила. Синелицые были близко, я увидела, как блеснуло в хрустальном свете лезвие ножа..
Мой учитель грянул посохом о пол. Так Дед Мороз на школьных утренниках «включает» елку. Но ни одному Дед Морозу не добиться такого эффекта: из навершия посоха вырвался луч и ударил в хрустальный потолок. И пошли трещины, трещины, исчезла прозрачность, полетели осколки, кто-то завопил: «Спасайся!»
Я отлично помню хрустальную виноградную гроздь на каменном полу. Все «виноградинки» расколоты. На трещинах дробится гаснущий свет.
Глава 9
ПЕРВЫЙ БОЙ
По неопытности я «перелила» Гарольду почти все свои силы подчистую. Не потому, что такая щедрая, а потому что не умела еще отмеривать. Что там было в «Хрустале», как меня Гарольд вытащил из-под развалин — не помню.
А очнулась я оттого, что кто-то брызгал на меня водой. Открываю глаза — а это мой учитель, весь изрезанный и поцарапанный, плещет мне на лицо из сложенных лодочкой ладоней. Оказалось, мы сидим на краю обычного фонтана с обычной здешней статуей (каменная женщина поит каменного бродягу), а вокруг — ни души. То ли оттого, что вечер, то ли потому, что попрятались.
Первым делом я потрогала нос — не отрезало ли падающей хрустальной сосулькой? Нет, цел пока нос. И уши на месте. Значит, ничего страшного. Только сил нет, как после болезни. Даже хуже.
— Оберон меня убьет, — сказал Гарольд шепотом.
— За что?
— Да есть за что… Ну, пошли.
Легко сказать. Я на ноги подняться не могу — будто на катке в первый раз. Только встану — и шлеп назад.
— Залезай на спину.
Ну, на спине кататься — другое дело; я уселась на моего учителя верхом, ухватилась за плечи, и он пошел — потихоньку, опираясь на посох. Видно, всех моих сил было недостаточно, чтобы окончательно его, такого взрослого, оживить.
— Гарольд… Это был яд?
— Нет… Пыльца скныря. Отбирает силы.
— А что такое скнырь?
— Я потом расскажу…
Гарольд остановился, поднял посох и поводил им, как антенной, справа налево, слева направо. Оглянулся, «послушал» посохом, что там сзади.
— И как?
— Сзади опасно. Кто-то идет за нами. Впереди чисто, справа и слева — чисто…
— Гарольд, — я завозилась у него на спине, устраиваясь поудобнее, — ты не можешь быстрее идти?
— Могу. Сейчас.
И в самом деле пошел быстрее. И молчал, только носом сопел все громче и громче. А потом задышал ртом. Нам физкультурник вечно говорил: ртом дышите только в крайнем случае…
— Гарольд? А кто это такие вообще, чего им от нас надо?
Он промычал что-то на ходу — мол, не до разговоров мне. Помолчи.
Быстро темнело. Мы двигались сейчас от моря к горам; прямо перед нами светились в вышине два огненных глаза. Это горели костры-маяки в пустых глазницах древнего дракона.
— Гарольд…
Я хотела сказать, что мне страшно, но в последний момент удержалась.
— Слушай, может, кого-то позвать? Оберона?
— Сами справимся.
На очередном перекрестке он остановился и снова «запеленговал» посохом опасность: по кругу.
— Ну что?
— Сзади. И справа опасность. Впереди нет.
— А слева?
— Какая разница?
— Может, я сама пойду? — предложила я несмело.
Он тут же с облегчением сгрузил меня на мостовую. Я заковыляла, спотыкаясь и цепляясь за его локоть, а он и сам, кажется, едва держался на ногах.
Город будто вымер. Редко-редко светились огоньки в окнах. В темноте шипели фонтаны. Горбатые мостики оказались очень неудобными — слишком крутыми, слишком скользкими, а некоторые еще и без перил.
Когда я почувствовала, что вот-вот упаду, Гарольд остановился и еще раз повел посохом.
— Ну?
Он молчал. Я и сама чувствовала, что ночь вокруг нас сжимается враждебным кольцом.
— Меня надо убить, — сказал Гарольд похоронным голосом. — За то, что я такой болван.
— Нас окружили, да?
Гарольд ударил в мостовую посохом. Как тогда, в «Хрустале», из навершия вырвался луч и высоко в темном небе взорвался синими искрами. Это было похоже на фейерверк, только беззвучный и бесконечный: искры кружили, как стая голубей, меняли цвет с сине-фиолетового через желто-зеленый к темно-красному и обратно. Я разинула рот: сколько видела салютов, но такого — никогда!
По всему городу прошел будто ветер. Захлопали ставни. Засветились свечки. Кажется, Гарольд сделал что-то по-настоящему значительное — но при этом потратил последние силы. Засопел, навалился на посох, как древний старик: казалось, выдерни у него опору — упадет.
— Ленка…
— Что?
— Прости меня. Ты хороший товарищ…
Он говорил, будто прощался навеки. Честно говоря, в этот момент я сильно струсила.
— Эй-эй! Мы бежим — или как?
— Нам некуда бежать…
Я огляделась. Искры в небе гасли одна за другой. Справа был тупик — улица упиралась в каменную стену. Слева — кривенький переулок с далеким огнем в глубине. Улица уходила вперед, в полумраке там угадывался мостик, и что за мостиком — не было видно. А сзади приближались шаги, мерцали огни — будто люди несли свечи в руках или, к примеру, фонари.
— Сюда…
Волоча за собой едва живого Гарольда (откуда только силы взялись?), я кинулась в переулок. Поворот, еще один поворот — и снова тупик. На этот раз дорогу преградила стена, сложенная из серых гладких валунов. По стыкам, замазанным глиной, скатывались струйки воды — здесь пробивался ручей.
— Приехали…
Я оглянулась. За поворотом не было видно огней, но я точно знала, что они там. Наши преследователи, кем бы они ни были, уже свернули в переулок, и бежать теперь на самом деле некуда.
— Дай мне посох.
— Что?
— Учи меня, как драться посохом! Должно же быть какое-то заклинание. Молнией их поразить, ослепить хотя бы. Давай учи!
— Это высшая боевая магия!
— А я маг дороги! И я… я хочу вернуться домой!
Гарольд сидел на земле. В темноте я не видела его лица. Он сопел.
Уже можно было разобрать грохот башмаков и приглушенные голоса.
— Значит, так, — сказал Гарольд спокойно и немножко сварливо, как он обычно со мной говорил. — Урок первый. Поражаем врага боевым заклятием. Возьми посох двумя руками, навершие — вперед, на врага. В животе, на месте солнечного сплетения, почувствуй горячий клубок — это твое желание остаться в живых и вернуться домой. Усилием воли сожми клубок потуже, подними вверх, в грудь, через сердце и левую руку передай в посох, он усилит твою волю… И выбрасывай вперед, врагу в лицо!
В этот момент из-за поворота показались огни. Это были факелы — лоскуты огня на палочках. В их свете я увидела синие рожи, здорово изрезанные, исполосованные хрусталем. Блестели зубы. Блестели клинки. Один «вампир» держал перед собой какую-то штуку, кажется, арбалет…
Я ощутила, что у меня в животе действительно ворочается тугой горячий клубок!
Не знаю точно, где у меня сердце. Мышцы живота заболели; усилием воли я подняла клубок в горло, поперхнулась, снова уронила вниз, подняла на этот раз правильно — почувствовала, как затрясся посох в руках. Левая ладонь сделалась горячей, а правая — ледяной. И вот когда самый главный синелицый поднял свою стреляющую штуку — я плюнула ему в лицо огнем из посоха.