Страница 10 из 12
— Ты преувеличиваешь. Она, может быть, была права, часто так бывает — одежда хорошая, но на человеке сидит плохо, — кивнул головой Лавров.
— Папа, я помню все! — воскликнула Оксана, и голос у нее задрожал. — Она делала вид, что меня не существует. Она заходила в комнату, садилась за стол и обводила ровным взглядом: скатерть, вазу с фруктами, меня, супницу…
— Когда она пыталась шутить с тобой, то ты замыкалась или убегала. Когда же она была задумчива — тоже было нехорошо. А что хорошо? Чего бы ты хотела?
— Вообще, бы ничего не хотела. Хотела лишь одного — никогда не видеть ее.
— Теперь все ясно! Это не она такая плохая. Это ты ее не хотела. Она могла делать что угодно — быть плохой, быть хорошей, ты бы ее никакую не воспринимала. Тебе был невыносим сам факт ее существования. Во всех сказках мачеха описывается как эдакая стерва — злая, жестокая, а падчерица эдаким несчастным воробышком, которую заклевала мачеха. В жизни же совсем по-другому, часто падчерица так несносна, просто дьявол во плоти, что отравляет жизнь и отцу и мачехе… Да и себе тоже. Хотя, какая она тебе мачеха, при живой-то матери. Просто — моя жена…
— Просто — вторая твоя жена, ради которой ты бросил свою первую семью, — негодующе сверкнула глазами Оксана.
— Тебя я не бросал! — попытался защититься Лавров.
— Ты все испортил! У нас была семья, а ты предал меня, ты предал маму!
— Маму я не предавал, там уже нечего было предавать… Отношения уже много лет были плохими. Мы скрывали это от всех, мы скрывали это от тебя. Но это не могло продолжаться вечно. В один день чаша терпения была переполнена…
— Ты бессердечный, самовлюбленный, эгоистичный… У нас была такая семья, все было так здорово! Вдруг, ты встречаешь какую-то смазливую шлюшку и все рушится…
— Во-первых: Наташа не шлюшка, а во-вторых: никакой «такой» семьи у нас не было. Мы с твоей матерью терпеть друг друга не могли. Я как мужчина для нее вообще не существовал.
— Что ты хочешь сказать?
— Я ничего не хочу сказать. Твоя мать и я… Мы, наверное, и не спали вместе после твоего рождения. Не мог же я жить так всю жизнь…
— Конечно, ради меня этого делать не стоило.
— Можно прожить всю жизнь и ничего себе не позволить. Не позволить себе любовь, не позволить себе испытать страсть, ничего. Жить лишь ради детей. Потом стареешь, дети вырастают и вылетают из гнезда, и им на тебя наплевать. У них уже своя любовь, своя страсть и свои дети, а твоя жизнь прошла и нечего вспомнить…
— Зато сейчас у тебя воспоминаний хоть отбавляй, — ехидно съязвила Оксана.
— Воспоминания, наверное, единственное, что остается с нами до самой смерти…
— Я заметила это. Видела твою комнату. На всех фотографиях она.
— Я хотел быть не только отцом, я хотел быть мужчиной. Твоя мать была ужасной женщиной. Она давила на всех. С ней я чувствовал себя каким-то недоделанным, не мужчиной вовсе. Я ненавидел ее. Всю свою любовь, что была в моем сердце, я обратил на тебя. Я жил лишь тобой.
— Пока на горизонте не появилась она.
— Я не перестал любить тебя и после этого, — оправдывался Лавров.
— Конечно, нет. Просто я отошла на второе место.
— Это не правда! Мое отношение к тебе не изменилось. Тебя я любил как дочь, а Наташу как женщину.
— А как ты любил маму?
— Не было у меня к ней любви, и не мог я больше поддерживать видимость брака.
— Даже ради меня?
— Да, даже ради тебя. Если б я не развелся, то позже ты все равно бы перестала нуждаться во мне как все подростки. В своем эгоизме ты бы забыла, что у тебя есть отец и все вечера проводила в компании своих сверстников. А что бы делал я? Проводил вечера с нелюбимой мне женщиной? Тебе на это глубоко наплевать. Моя ошибка лишь в том, что я сделал это слишком рано. Если бы я развелся годом позже, ты бы даже этого не заметила.
— Конечно. Даже бы не заметила, — передразнила Оксана.
— Не строй из себя пострадавшую. Ты действуешь еще жестче. Как только тебе надоел очередной жеребец, то ты его бросаешь, даже не задумываясь о дочери. От меня же ты требуешь жертвы. Ошибка, совершенная другим, всегда кажется нам мерзкой, но стоит нам самим сделать подобное, и это уже не выглядит так плохо. Чужие пороки всегда хуже наших пороков. Свои мы всегда можем оправдать, а чужие судим по полной. Так что ж ты мне ставишь в упрек, если сама знаешь как тяжело жить с человеком, которого не любишь…
— За что ты еетак любил?
Лавров на секунду задумался:
— В ней не было того ненавистного, бабского, что может быть в женщине. Конечно, было много и недостатков — она была расточительна, лжива, эгоистична. Но даже недостатки украшали ее! Я готов был ей простить все — ложь, измену, только бы она была со мной. Я не мог жить без нее! Это было какое-то наваждение! С ней я каждый раз умирал и рождался заново. Я чувствовал себя молодым! С ней я снова стал полноценным!..
— Я не верю в это, то есть не могу поверить, — замотала головой Оксана.
— Почему?
— Конечно, я читала о такой любви, видела в кино, но никогда не верила в это… Я не могу представить себя в этой ситуации. Мне трудно в это поверить потому, что мне не довелось испытать. Никогда и ничем я не жертвовала ни для кого…
— Ты никогда не любила?
— Не знаю. Однажды, мне казалось, что любила, но даже ради него я не жертвовала ничем…
— Ты еще большая эгоистка, чем я думал. Мы тебя перелюбили в детстве.
— Кто? Кто перелюбил меня? — закричала Оксана. — Мать меня не любила! Ты!.. ты любил… но потом предал! Я не всегда была такая… я знаю… Я изменилась после того, как ты меня предал!!
— Давай! Вали все на меня! Эгоисткой ты стала из-за меня! Два раза вышла замуж, не понятно зачем, тоже из-за меня? Ребенка родила, не понятно зачем… потому, что не любишь ее, тоже из-за меня? Почему ты молчала? Ждала столько лет, а сейчас обвиняешь меня?
— Так какого хрена ты вообще не вычеркнул меня из своей жизни? Почему ты не ушел совсем и не оставил меня в покое? — она кричала и не могла остановиться. В ней вдруг вскипела ненависть за все обиды, что отец причинил ей. — Это — как ампутация… Очень больно, но в самом начале… Ведь когда ампутируют какой-то орган, то тоже больно, а потом привыкаешь жить без него…
— Что ты себе позволяешь? Приехала, разворошила прошлое, во всем обвинила меня! Столько лет злилась на свою неудавшуюся жизнь. Какая ты безжалостная! Ответь мне, в чем я виноват?
— Я росла никому не нужная. Ты был занят только ею, а у матери была своя жизнь, и я не вписывалась в эту жизнь. Для тебя это была интрига, а для меня загубленная жизнь… Я даже не обижаюсь на нее, ведь онамне ничего не должна и ничего не обещала, — Оксана задыхалась, со злостью выкрикивая слова. — А вот ты… Ты!.. Ты!..
Оксана на минуту замолчала, словно собираясь с силами. На нее было страшно смотреть — лицо побелело, зрачки расширились, рот перекосился от гнева.
Взгляды их встретились — в ее глазах была такая тоска, и тут он понял, как она несчастна, и как она вся исстрадалась.
— Послушай, не будем начинать все с начала. Я уже сказал, что очень сожалею о том, что я любил Наташу… В этом моя вина, если уж я в чем-то виноват перед тобой?
— Ты попросил прощение и думаешь после этих слов все сразу изменится?
— Да, я совершил ошибку! Все совершают ошибки, но не моя вина, что вы не нашли друг с другом общий язык… Наташа была эгоистична, ты тоже думала только о себе. Никто из вас и не пытался сделать первый шаг… Закончим с этим. Зачем разгребать лишний раз все это?
— Ты разбил мою жизнь!! — крикнула она, и слезы потекли по ее лицу.
— Ну, давай! Вали все на меня! Не забудь припомнить мне свои неудавшиеся браки! Ты все эти годы смаковала свои страдания, но это несправедливо вымещать все свои неудачи на мне, — последние слова он прохрипел, схватившись за сердце.
— Наши несчастья в том, что мы эгоисты и всегда ими были. Ты в свое время думал лишь о своих наслаждениях. Я хотела тебя, всего тебя, только для себя. Сейчас та же картина у меня с дочерью — я не могу ее любить, а она не любит меня. Такое ощущение, что мы прокляты…