Тайный брак

Правда, мои придворные дамы содрогались при мысли, что молодоженам придется жить при шотландском королевском дворе; опасались, как будет принят там Джеймс, каково покажется ему в этой варварской стране после стольких лет жизни в Англии…

— Как он привыкнет ко всему? — сокрушалась одна из Джоанн. — Ведь он стал совсем англичанином.

— Шотландцы тоже люди, — говорила мудрая Гиймот. — И он один из них. Одна кровь.

— Не бойтесь за молодых, — добавляла я. — С ними любовь, которая поможет во всем.

После этого все мы вздыхали, и ручаюсь, что не только я, но и остальные женщины завидовали влюбленным.

Джейн и Джеймс едва могли дождаться окончания всей церемонии — так торопились уехать туда, где должен быть их дом.

Свадебный обряд прошел великолепно. Венчание состоялось в церкви Святой Марии, рядом с дворцом Генри Бофорта, епископа Винчестерского, дяди невесты, а также одного из самых богатых людей Англии. В этом дворце и продолжалось торжество.

Во время пира я с интересом следила за Генри Бофортом. Я знала уже, что между епископом и герцогом Глостером не прекращалась давняя вражда. Говорили, будь король Генрих жив, он, несомненно, принял бы сторону епископа, а никак не своего брата.

Глостер всегда стремился к власти. Он не мог смириться с тем, что родился позже. Для него это стало трагедией. Но, как я теперь хорошо понимаю, не для страны.

Мое знакомство с Глостером убедило, что все его помыслы сосредоточились только вокруг себя. Собственное благополучие и безмерное желание властвовать владели им. Епископ Винчестерский представлял полную ему противоположность и, несмотря на репутацию высокомерного, даже грубого человека, превыше всего ставил интересы страны и осуждал тех, кто думал и поступал иначе. Отсюда, видимо, их взаимная неприязнь, которая не укрылась от моих глаз и во время свадебного пиршества.

Но с куда большим вниманием, не говоря об удовольствии, я следила за новобрачными. Маргарет, мать Джейн, сидела рядом.

К концу празднества я взяла ее руку и крепко сжала со словами:

— Никогда не видела более счастливой пары, чем эта!

Лицо Маргарет озарилось радостной улыбкой.

— Дай им Бог счастья, — сказала она. — Потому что это настоящая любовь…

В Хардфорде, куда я возвратилась после свадьбы, уже вовсю шли приготовления к переезду маленького короля со всем его окружением в Виндзор.

Тихий вечер, ребенок уже спал. Я молча стояла у кроватки и неотрывно смотрела на него. Гиймот подошла и встала рядом со мной.

— Скоро его не будет здесь, — прошептала я.

— Да, — ответила она тоже шепотом.

— Почему они так поступают с нами? — сказала я в отчаянии.

— Вы же давно готовились к этому, вспомните, миледи. Таковы законы жизни… — Я ничего не отвечала, и она продолжила: — По-моему, эта миссис Эстли хорошая женщина. Только чересчур напугана ответственностью, свалившейся на нее. Думаю, малютке она понравится.

— Он будет плакать и звать нас!

— Не очень долго. Детские слезы — роса. Новая обстановка, новые люди… Это отвлекает детей.

— И они забывают о своих матерях и нянях!

— О нет, нет, — горячо воскликнула Гиймот. — Если так и случится поначалу, то потом он все чаще станет думать о нас и вспоминать.

Я наклонилась и поцеловала спящего сына. Когда еще придется мне тихо входить в его спальню и смотреть на него… так, как сейчас… как делают тысячи матерей во всем мире, денно и нощно… О, зачем я родилась в семье короля!

Маргарет Кларенс тоже печалилась — радость и грусть всегда в тесном соседстве!

Она говорила мне:

— Все как будто бы так хорошо. Моя Джейн на вершине блаженства. Что еще нужно матери? Однако я не нахожу себе места.

— Но почему?

— Джейн всегда оставалась моей любимицей. Моей единственной большой любовью. Хотя и другие дети у меня хорошие, и с мужьями повезло. И вот… она уехала. Возможно, я никогда ее больше не увижу.

— Вы поедете в Шотландию, Маргарет. Это совсем недалеко отсюда. И они могут прибыть сюда ко двору, если захотят.

Но она печально качала головой.

— Все так неопределенно в нашей жизни. Ничего нельзя загадывать. Ничего нельзя знать заранее…

Я внутренне уже тогда соглашалась с ней, а позднее часто вспоминала ее незамысловатые слова, оказавшиеся пророческими.

Однако в тот момент я, конечно, пыталась ее утешить, говоря о том, как счастлива Джейн, какие озаренные вдохновением лица были у обоих новобрачных, как великолепно прошла свадьба и как прекрасно выглядела невеста.

— Знаю, знаю! — отвечала Маргарет. — Я рассуждаю как себялюбивая женщина. Но я не хочу терять своего последнего ребенка! Не хочу!.. Все мои дети разлетелись из семейного гнезда. И я завидую простой крестьянке, которая тяжело трудится всю жизнь, однако живет со всей семьей… или почти со всей… Не понимаю, почему они так завидуют нам, что даже подчас устраивают восстания и мятежи?

Я обняла ее, и она уже спокойней прошептала со слезами на глазах:

— О, простите меня, Екатерина. Я совсем забыла, что и вы так же несчастливы. И вас лишают ребенка.

— Да, Маргарет, — отвечала я, — пройдет совсем немного времени, и его увезут от меня, где вместо матери заботиться о нем будут чужие люди и слышать он будет только их речи.

Она тоже обняла меня, и мы долго плакали вместе.

Я послала за Оуэном Тюдором. Я хотела его видеть, говорить с ним. Мне казалось… я надеялась, что в эти печальные для меня дни расставания с сыном только он сможет принести мне подлинное утешение.

Он вошел в мои покои и почтительно остановился у дверей.

Я сказала ему, стараясь оставаться спокойной:

— Как вы, наверное, знаете, мы вскоре уезжаем отсюда. У маленького короля будет собственный двор. Мне тоже нужно подумать… нужно заняться…. новым гардеробом.

Язык не повиновался мне. К чему притворяться, будто я собиралась обсуждать с ним дела, связанные с покупкой новых тканей? В моих глазах стояли слезы.

Взглянув ему в лицо, я сказала:

— Оуэн, они забирают у меня… мое дитя… моего ребенка. Он останется без матери… без Гиймот.

— Миледи, — ответил он спокойно, — я слышал, что миссис Эстли умеет хорошо обращаться с детьми… Ваш сын уже видел ее и, по словам присутствовавших, отнесся к ней с доверием.

— С доверием, — улыбнулась я сквозь слезы. — Ему нужна его собственная мать. А матери… матери нужен ее сын.

Он приблизился, опустился на колено и поцеловал мне руку.

— Будьте мужественны, — сказал он.

— Я стараюсь. Но это свыше моих сил, хотя я и готовилась к этому; но к несчастью, к великой потере человек подготовиться не может. Ему не дано…

— Но пытаться нужно.

— Мой сын станет для меня чужим. Вернее, я для него.

— О нет, такого не случится. Уверяю вас, миледи.

— Его окружат незнакомые нам люди. Они станут учить его, как поскорее забыть свою мать. Мое место займут другие. Это ужасно!

— Мне кажется, — сказал он, — ребенок не может забыть ту, что его родила.

Меня тянуло продолжать свои жалобы. Хотелось стенать, сетовать перед ним… Даже было приятно.

— Я остаюсь совсем одна, Оуэн, — причитала я. — Ребенка со мной уже не будет… Король Шотландии со своей милой супругой тоже уехали… Им никто теперь не нужен… и ничто… кроме их любви…

Он взял мою руку, снова поднес к губам и не отпускал ее некоторое время.

Я продолжала говорить — в смущении… возбужденно… бессвязно.

— О, какую неподдельную зависть они у меня вызывают! Но я безмерно рада за них, хотя мне их будет не хватать. Перед ними сияющий мир, наполненный музыкой любви… Леди Маргарет очень грустит, но не может не радоваться за дочь… А епископ Винчестерский… Какие высокие слова говорил он во время бракосочетания… Сколько в нем достоинства, благородства… И все кругом так одобряли этот брак. Если бы только…

Оуэн прервал мой монолог словами, смысл которых я не сразу уяснила — настолько не ожидала услышать их от него.