Поцелуй Фемиды

Белов высветил на экране номер Введенского, чтобы забить его в память, но оказалось, что он был в телефонной книжке. Попытки дозвониться генералу в течение следующих пятнадцати минут не дали результата: ответом были короткие гудки. Время поджимало. А может, задействовать Виктора и охрану комбината? Вот только как на него выйти? Вряд ли он сейчас на работе. Саша набрал номер тетки.

— Катя, как у вас дела, где Виктор? — Белов знал, что в последнее время вся компания часто собирается у него дома, а Катя и Витьком и вовсе сдружились.

Ответом ему были хлюпающие звуки. Прошло несколько бесценных секунд, прежде чем Саша понял, что тетушка просто не может говорить из-за того, что ее душат слезы.

— Где Виктор? Что случилось? — заорал он, чувствуя, что вот-вот взорвется от напряжения.

— Мы едем в аэропорт! — Катя рыдала в трубку, уже не пытаясь сдерживаться. — Алешу украли… Кабан со своей стервой… В аэропорт его повезли!

Белов сразу понял, что ситуация изменилась и побег должен состоятся. Он аккуратно сложил и спрятал на груди мобильник. На губах его играла улыбка, которая ни в коей мере не отражала того, что творилось у него в этот момент на душе. Как всегда в минуты крайней опасности на Сашу снизошло абсолютное спокойствие.

— Грот, слушай сюда… — тихо сказал он, понимая, что должен найти максимум несбиваемых, убедительных доводов, чтобы сделать Грота своим союзником: от его поведения в этот момент зависел успех задуманного.

Белов нашел эти слова, и Грот понял его замысел. Они обменялись рукопожатиями. После этого Саша подошел к Лайзе, поцеловал и провел рукой по ее волосам.

— У тебя нет выбора, кроме как поверить мне, — повернулся он к Гроту. — Я люблю ее, и я обязательно вернусь…

Шел мелкий, назойливый дождь. Яркие лучи прожекторов шарили по фасаду девятого корпуса, то и дело заливая светом служебное помещение, на полу которого, скорчившись, сидели вперемежку палачи и жертвы, уже успевшие перепутать, кто из них кто. Темной оставалась только крыша режимного корпуса и жилой дом, одним боком вплотную примыкавший к ней со стороны улицы Свободы. Окна его были погашены, из чего Саша сделал вывод, что жильцы уже эвакуированы. Значит, дело серьезное, и на чердаке жилого здания все еще сидит и ждет приказа спустить курок человек в черной маске…

Он был профессионалом, и ни разу не позволил себе задуматься, кто именно находится там за зарешеченным окном, по которому ему надо выстрелить. Если бы он думал о подобных вещах, то не был бы профессионалом.

Другой человек тоже был доволен тем, что крыша тюремного корпуса и примыкающий к ней с улицы Свободы жилой дом окутаны мраком. Потому что по этой крыше он сейчас шел, и меньше всего хотел, чтобы кто-нибудь это заметил. В отличие от гранатометчика, сидевшего в чердачном помещении, человек, идущий по крыше, не торопил время, а наоборот, пытался его остановить…

Люди, сидевшие на полу в закрытом служебном помещении, не сводили глаз с больших электронных часов на стене. Показав без десяти минут восемь, большая стрелка, казалось, застыла навечно, растягивая невыносимую пытку ожидания конца. Вместе с ней застыл на окне и луч прожектора, осветивший в комнате все детали, включая узор на шейном платочке пожилой англичанки. Потом стрелка дернулась и продолжила свое движение. Никто не ответил: радоваться было рано. И только когда время перевалило за половину девятого, Грот первым встал, уже не таясь, подошел к окну и попытался разглядеть во тьме силуэт жилого дома.

— Похоже, у Белова получилось, — сказал он сам себе.

— Сто пудов, что он не вернется, — откликнулся из своего угла Гоблин. — Я бы точно свалил…

— А это мы сейчас у его бабы спросим! Эй, как тебя там…

Лайза не стала дожидаться, пока бандиты припомнят ее имя.

— Если Белов не вернется, — сказала она с вызовом, — вы меня убьете. И вам станет немного легче.

Когда Саша, мокрый до нитки и покрытый ссадинами, появился в корпусной, обстановка была уже совсем другой. Все были на ногах и возбужденно галдели. Грот только что закончил последний раунд переговоров с начальником УВД.

— Белый! Где тебя черти носят! — закричал он, с трудом сдерживая желание обнять бывшего врага. — Лимузин у ворот! Самолет под парами. Мэмз, надеюсь, вы едете с нами?

Дружный хохот сотряс стены комнаты: все симптомы так называемого «стокгольмского синдрома» были налицо. В психике людей, которые в течение часа готовились к смерти, произошли серьезные сдвиги. С пленниц были сняты наручники, причем старушка выпросила у Грота свои браслеты — на память. Она уже представляла, как под гром оваций выступает с трибуны ООН с вещественными доказательствами своего похищения.

И только Белов не принимал участия в братании преступников с их жертвами, мыслями он был далеко, далеко отсюда. Несколько минут назад, на мокрой крыше тюрьмы, в двух шагах от воли, он пережил адовы муки. Его душу буквально раздирали пополам два чувства: в одну сторону тянул маленький мальчик, сын сестры, в другую — любимая женщина. Саша так и не сделал выбора — он должен спасти их всех…

Первым с ярко освещенного прожекторами крыльца изолятора начал спускаться во двор Грот. Он прикрывался, как щитом, ничуть не испуганной старушкой, прижав ее к сердцу сгибом локтя за шею. Только теперь Грот пожалел, что не взял достаточное количество заложников для прикрытия. Чтобы исправить ошибку, он поднял над головой гранату: это должно отбить у снайперов охоту к пулевой стрельбе. За его шиной появилась Лайза Донахью с букетом тюльпанов в руках, за ней, стараясь держаться в фарватере, гуськом шли Мориарти, Гоблин и Заика. Замыкал процессию Александр Белов.

Дождь лил не переставая. Периферийным зрением Саша засек горстку промокших до нитки телевизионщиков, продолжавших вести съемку. Это вселяло надежду: в присутствии стольких свидетелей, прессы и в непосредственной близости от руководства МВД никто не станет расстреливать представителей ООН. Но что будет потом?

Полковник Медведев не обманул. Белый фургон с работающим двигателем ждал их сразу же за воротами изолятора. На первый взгляд в нем никого не было. Когда до него оставалось пройти всего ничего, Белов, замыкавший шествие, негромко, но уверенно скомандовал:

— Отставить посадку! Впереди по курсу синий фургон — бего-о-м марш!

Ни заминки, ни возражений ни у кого не возникло. Сплоченности этой, по сути, очень разно; родной команды мог бы позавидовать любой командир спецназа. Как-то незаметно, само собой получилось, что власть тихо-мирно перешла от Грота к Белову. Даже здоровенный Гоблин готов был ходить перед ним на задних лапах, как медведь в цирке.

Хорошо знакомый фургончик с надписью «Сибирский крендель» Саше удалось разглядеть еще с крыши тюрьмы. И теперь Степаныч, подтверждая, что появился возле изолятора совсем не случайно, дважды мигнул фарами, вышел наружу и открыл все двери для ускорения погрузки. Уже через минуту вся компания неслась по мокрому шоссе в чистеньком, восхитительно пахнущем хлебом фургоне в направлении аэропорта. За рулем сидел Белов: Степаныча он решил не впутывать в эту опасную историю. Обе женщины, обнявшись, разместились на пассажирском сидении справа от Саши. Воры с комфортом устроились в салоне.

Шоссе, ведущее в аэропорт, в этот час было почти пустым. Непогода загнала людей в теплые квартирки и дома, в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Дорога была скользкой, как стекло, однако фургончик мчался на очень приличной скорости. И было похоже, что их никто не преследует.

— Какого черта, Белый! — опомнился вдруг Грот, успевший к этому времени полностью утратить позиции лидера. — В том ментовском фургоне наши автоматы остались и броники!

— Хрен пластидный там остался, а не автоматы, — огрызнулся Саша. — Сейчас бы от нас уже клочки летали по закоулочкам.

Грот не нашел, что возразить, и в салоне надолго воцарилась тишина. Только однажды старушка громко спросила: